Химик явно задирал, готовый, видимо, "сцепиться", чтобы иметь повод еще раз подтвердить, что в операции против моста не они нам, а мы им будем помогать. Когда я сказал там, в его деревне, что не вижу разницы, лишь бы мост удалось в пропасть сбросить, он сердито фыркнул и изрек:

- Ну, раз нет разницы, тогда будем считать, что операцию против моста проводим мы, а вы помогаете.

- Хорошо, приходите на место сбора, а там посмотрим.

- И смотреть нечего, - бросил Химик.

- Чего там смотреть! - повторил за ним Лобода.

Однако тут они узрели кое-что, и это поколебало их петушиную самоуверенность. "Братья-кирпичники" вооружили себя автоматами и карабинами. Со своими пистолетиками в карманах новопришедшие выглядели почти безоружными. Химик сразу сообразил, что их шестнадцать пистолетов были детскими игрушками в сравнении с шестью автоматами. Оружие - а оно было лично добытой собственностью - определяло место и значение человека в бою.

- Автоматики... немецкие автоматики, - пробормотал Лобода, трогая пальцами то мой, то уструговский автоматы. - Достали-таки... А где? Как достали?

- Если действовать по справедливости, - мрачно объявил Химик, пряча, однако, глаза, - вы должны отдать половину автоматов нам. Иначе мы не сможем помочь...

- Как это не сможем? - переспросил Устругов. Говорил он тише и спокойнее, чем обычно, и это было верным признаком того, что Георгий сдерживает раздражение. - Как это не сможем?

- А так. Не можем же мы со своими жалкими пистолетами на немецкий бункер с пулеметом лезть.

- С автоматом на бункер тоже не полезешь, - стараясь быть спокойным, объяснил я. - Для бункера особая горючая жидкость приготовлена. К тому же мост и бункер мы на себя берем.

- Ну и берите, - зло бросил Химик. - Раз не хотите по-товарищески поделиться оружием, то и на помощь не рассчитывайте...

Он повернулся к нам спиной и пошел прочь. Лобода растерянно посмотрел ему вслед, перевел глаза на нас, затем опять на него.

- Саш, а Саш, ты куда? - прокричал он. - Куда ты, Саш?

Химик не ответил и не обернулся. Сибиряк облизал сразу высохшие губы.

- Ой, как нехорошо у нас получается! - сокрушенно пробормотал он, осуждая нас, себя, своего товарища. - Нехорошо.

- Хуже некуда, - подхватил Георгий. - Дело надо делать, а вы шантажом занимаетесь. Позавчера бучу целую подняли из-за того, кто кому помогать будет, сегодня автоматы наши захотели. Дай вам автоматы, штаны, наверно, потребуете. Не хотите помогать, катитесь к чертовой матери! И поскорее!

- Ты нас не гони, - сурово предупредил Лобода, - не гони. Мы сюда не на тебя любоваться пришли, и ты нами не распоряжайся.

- А за каким чертом вы сюда пришли? Автоматы клянчить? Сами добыть не можете, так шантажом у своих же отнять думаете? Не у немцев, а у своих. У немцев оружие добыть у вас кишка слаба...

- Ты нас не гони, - повторил Лобода раздраженно и растерянно. - Не имеешь прав ты нас гнать. Мост не твой, и мы пришли сюда не затем, чтобы с вами поцапаться да назад уйти. Мы за делом сюда пришли.

- Там, - кивнул я в сторону моста, - у немцев много автоматов. Разобьем их - у всех автоматы будут.

Лобода повернулся и побежал за своим другом, громко выкрикивая, чтобы тот остановился. Химик уходил, опустив плечи и не оглядываясь. Догнав его, Лобода рванул за плечо, повернул к себе и сказал что-то так тихо, что мы не расслышали.

- А иди ты... - Химик витиевато и смачно выругался, сбросил руку приятеля с плеча и пошел дальше.

Сибиряк постоял на месте, потом медленно двинулся к нам.

- Мои ребята... я... мы пойдем с вами к мосту и сделаем все, что нужно сделать, - смущенно и сердито сказал он. - Я пойду, и ребята пойдут. И Химика ребята тоже пойдут. Пойдут ребята, и Химик пойдет. Только с ним поговорить подушевнее надо.

- Мы не сваты, а он не невеста, чтобы уговаривать, - отрезал Георгий. - Уговаривать некогда, да и незачем... Хотите - идите, не хотите - к черту собачьему! Обойдемся...

- Не горячись, не горячись, - остановил я его. - Они погорячились, ты теперь горячишься. Расплеваться и разойтись легче всего, договориться по-хорошему труднее. Мы же все-таки свои люди.

Устругов резко повернулся ко мне:

- Тоже мне проповедник нашелся!

Я засмеялся.

- Химик считает меня политруком, а ты только в проповедники зачисляешь.

- Да ну тебя к черту! - уже беззлобно выругался Георгий. - Я серьезно, а ты все на шутки сводишь.

- А хороший политрук сейчас очень пригодился бы, - виноватым тоном заметил Лобода, посматривая то на меня, то на Устругова. - С ребятами нашими поговорил бы по-душевному, чтобы поняли, что к чему. Одичали мы тут немного.

- А сам-то ты понимаешь?

- Сам-то я понимаю, - ответил Лобода, - да с другими гладко говорить не умею.

- А ты поговори, как сможешь. В своей семье даже немого понимают, и ребята тебя поймут. Ведь понимали же до сих пор?

- Понимали. Чего ж не понимать меня? Я же не немой.

Лобода направился к своей группе, усевшейся тесной кучкой под дубом. Мы не слышали, о чем говорил он с ними, но видели, что его внимательно слушали. Только Химик выкрикнул что-то раза два или три, а потом тоже притих.

- Криком или приказом тут ничего не добьешься, - сказал я, кивая в сторону Химика, хотя целил в самого Устругова. - И людям этим свою волю не навяжешь, если она с их волей не совпадет. Хочешь за собой повести, сумей язык общий найти.

Устругов посмотрел на меня с насмешливым любопытством.

- Ты, кажется, промежду меня, как говорили у нас в институте, агитацию хочешь вести. Напрасно стараешься, самозванный политрук, если чин проповедника тебе не нравится. Я это и без тебя хорошо понимаю.

- А если понимаешь, то какого же дьявола действуешь по-иному?

- Как это по-иному?

- Орешь, к черту посылаешь, гонишь людей прочь.

- А по-твоему, уговаривать должен?

- Не уговаривать, а убеждать.

- Не вижу разницы.

- Не видишь, тогда уговаривай.

- Ты назвался политруком, ты и уговаривай.

Наш разговор был прерван появлением новых людей. Подобно "братьям-кирпичникам", они были мокры, грязны и утомлены. Это была группа капитана Хорькова. Узнав его, мы поспешили навстречу. Невысокий широкоплечий капитан был немного грузноват для своих тридцати двух лет, но двигался легко, даже изящно. Конечно, сейчас, утомленный, обросший, мокрый, он выглядел скорее лесным разбойником, чем офицером, и понимал это.

- Видик у нас страшноватый, - пожимая нам руки, сказал Хорьков вместо приветствия. - И устали до чертиков. Надеялись тут поспать, а разве тут поспишь? Простуда обеспечена.

- Боитесь насморк схватить? - спросил с едва уловимой усмешкой Георгий.

- Конечно, - серьезно ответил капитан, - конечно. Насморк может серьезно помешать нам.

- Верно, - согласился Устругов, теперь уже откровенно посмеиваясь. Французские историки до сих пор уверяют, что Наполеон не одержал решающей победы под Бородино потому, что у него в тот день был насморк.

Только теперь Хорьков сообразил, что над ним посмеивались, и досадливо сдвинул к переносице свои необыкновенно толстые черные брови.

- Вы напрасно смеетесь, - заметил он. - Если схватим насморк и начнем чихать, то как сможем подобраться тихо и незаметно к охране на мосту? Или к бараку? Или еще куда? Едва ли вы будете смеяться, если ребята, с которыми поползете к мосту, начнут чихать один за другим...

Несколько устыженные, переглянулись мы с Георгием: и тут неудачно получилось. Капитан не стал наслаждаться нашим обескураженным видом. Сказав: "Одну минутку", - он повел своих людей повыше на склон. Там они наломали веток и положили на землю толстым слоем. Затем улеглись на них сами, тесно прижавшись друг к другу.

Капитан вернулся к нам и деловито осведомился:

- А бельгийцев еще нет?

- Нет, они придут попозже.

- Значит, и взрывчатки еще нет? И горючей жидкости?