В другой раз, когда Зорти с друзьями освоили азы пилотирования, они отыскали на свалке старый звездный бомбардировщик и самостоятельно починили его. И, конечно же, едва приведя машину в порядок, совершили воздушный налет на кукольниц. Перед этим конюх Сяо загрузил в бомбовые отсеки весь навоз из королевской конюшни...
Конечно, после каждой такой выходки, друзьям грозило наказание, но Зорти всегда брала вину на себя, поэтому и доставалось ей одной. Впрочем, как доставалось? Король начинал ее строго отчитывать на глазах у королевы, а сам едва заметно подмигивал, мол, молодец, так им и надо!
Но теперь Зорти уже считала себя большой, и понимала, насколько ребяческими были те забавы, поэтому просто избегала кукольниц, а при случайной встрече окатывала их ледяным презрением.
И вот теперь ей пришлось, скрепя сердце, идти к той самой дочке старшей фрейлины. Поскольку, по окончании домашнего ареста, Зорти снова ходила на все тренировки и занятия, время для этого визита нашлось только после ужина. На правах принцессы, да и просто сильного, Зорти без стука вошла в комнату Оли-Горшок. Та была занята своим любимым делом - раскладывала на туалетном столике всевозможные побрякушки и любовалась ими. За прошедшие годы она еще больше растолстела. Ее грушевидное лицо обрамляли две косы, напоминавшие крысиные хвосты. И, поглядев на нее, принцесса подумала, что не ошиблась с выбором. Противнее девицы не найти, а значит, именно под нее следует маскироваться.
- Здравствуй, Олечка, - произнесла Зорти обманчиво сладким тоном, словно пантера, играющая с жертвой.
- Здравствуйте! Ваше! Высочество! - вышколено отчеканила толстуха, прекрасно знавшая, что любая встреча с принцессой вражеского, мальчишеского племени не сулит ее собственному племени ничего хорошего.
- Чем это ты занята, Олечка? - промурлыкала Зорти все тем же тоном, чтобы как-то завязать разговор.
- Вот, любуюсь своими сокровищами, Ваше Высочество, - выдавила та, дрожа от страха. Что здесь понадобилось принцессе? Что ей придет в голову? А вдруг сейчас схватит все ее брошки да серьги и начнет, например, пулять ими из духового ружья?
Но, к удивлению Оли-Горшок, Зорти вела себя вполне миролюбиво. Осмотрела комнату, прошлась рассеянным взглядом по развешенным в открытом шкафу платьям, пару минут разглядывала побрякушки. Наконец, прервав затянувшуюся паузу, произнесла:
- Олечка, мне давно приглянулось вон то платье, - она указала рукой на какую-то тряпку, показавшуюся ей наиболее отвратительной. - Ты в нем так бесподобно смотришься на улице. Давай меняться, а?
И пока толстуха глядела на нее выкаченными глазами и ловила воздух ртом, словно альдебаранская медуза, выброшенная на берег, Зорти вытащила из брючного кармана ненавистный футляр с ожерельем и распахнула его.
- Вот, смотри! Работа всегерманских ювелиров и настоящие фрейские бриллианты!
Как ни богата была олина мамаша, но у нее не хватало средств даже на самый крошечный, даже необработанный алмаз с планеты Фрейя. А уж о таком украшении толстуха не могла даже мечтать, поэтому продолжала стоять с широко распахнутым ртом.
- Это ожерелье мне очень дорого, - соврала Зорти. - Ведь его подарил мне всегерманский принц. Но я, так и быть, отдаю его тебе - уж больно хочется пощеголять в твоем платье.
Принцесса сделала театральную паузу, потом добавила самым смиренным тоном:
- И еще, Олечка, я хочу попросить у тебя прощения за все обиды, которые я нанесла тебе раньше. И за казачий набег, и за бомбежку, и за все остальное. Ты прощаешь меня?
Глаза толстухи жадно разгорелись. По ним было видно, что о прощении она и не думает, но готова удавиться, лишь бы заполучить эту безделицу.
- Да, да, конечно, прощаю! - выкрикнула Оля, от волнения даже забыв прибавить положенное "Ваше Высочество". Раньше Зорти ни одной девчонке этого бы не спустила, но сейчас промолчала, поняв, что все идет, как надо - наживка проглочена.
- Только смотри, никому не показывай это ожерелье, - добавила принцесса. - Иначе я скажу, что ты его украла. Понятно?
- Понятно, - Оля тут же сникла, сообразив, что лишается половины удовольствия. Но все равно, даже если любоваться этим сокровищем в одиночку, будет верх блаженства! Подумав об этом, она с неожиданным проворством подскочила к шкафу и, сорвав платье с вешалки, протянула его принцессе: - Вот, Ваше Высочество, носите на здоровье. А хотите и другие платья? Я отдам их Вам все, если только пожелаете.
- Спасибо, Олечка, в другой раз, - улыбнулась Зорти. - А это сверни и положи в пакет.
- Слушаюсь, слушаюсь, Ваше Высочество, - пробормотала толстуха и принялась исполнять приказание.
Принцесса же положила футляр с ожерельем на стол, взяла пакет и поспешила в свою комнату. Она понимала, что надо торопиться - вдруг кто пристанет с расспросами - что это у тебя такое? И если не ответить, то ведь могут еще догадаться, что она что-то задумала.
Ну вот, и готово, почти что, все для побега. А значит, медлить не стоит, нужно бежать уже завтра. Так будет лучше, почти неожиданно для себя самой. Тем более, что завтра воскресенье, выходной у всех тренеров и учителей. Тут ей пришло в голову, что следовало бы попрощаться со всем дворцом, обойти милые сердцу места, от библиотеки до конюшни, но она тут же отогнала эту мысль, сообразив, что лишние переживания могут поколебать ее решимость. И ей невольно вспомнились строчки:
Простите вы, холмы, поля родные,
Приютно-мирный, ясный дол, прости.
С Иоанной вам уж больше не видаться,
Навек она вам говорит: прости.
Это была ария из оперы Чайковского "Орлеанская Дева". Либретто к ней, то есть, все стихи, написал сам Петр Ильич. Из опер, созданных в докосмическую эпоху, принцесса любила эту больше всего. Именно ее принцесса чаще всего просила показать в дворцовом театре. Роль Жанны там исполняла совсем еще юная студентка оперного училища Лена Флёрова - легкая, гибкая, с неповторимым серебряным голосом. Она полностью вживалась в образ Жанны - не только пела, но и ловко орудовала мечом, что, вобщем-то было не обязательно при оперной условности. И даже, по слухам, чтобы не скучать на лекциях в училище, перевела текст оперы на латышский - язык своего деда. Пожалуй, это была единственная девчонка, с которой принцессе хотелось подружиться, но той было некогда даже перекинуться парой слов - все свободное от службы и учебы время она колесила по Зеване и ближайшим планетам с одною лишь гитарой, неизменно собирая полные залы. Конечно, своей властью принцесса могла бы заставить Лену отказаться от очередных гастролей и пообщаться с нею, но она прекрасно понимала, что таким образом дружбу никак не заработаешь, и даже, скорее, заработаешь ненависть.
Само собою, Зорти часто слушала запись оперы с участием Лены. И каждый раз особенно заставляла сжиматься сердце именно эта ария, где Жанна д'Арк, или, как называли ее на старой Руси, Иоанна, прощается с домом, с родимым краем. Сколько раз слушала, и никак не думала, что ей самой предстоит подобное прощание!
Впрочем, Зорти понимала, что проститься придется не только с Родиной, но и с детством. Как-то уж слишком резко и неожиданно оно закончилось, как-то уж очень жестоко вырвала девочку из него родная мать. Правда, конец прежней жизни наступил со смертью короля, но до появления посла, принцесса еще не осознала этого. Она всю жизнь ожидала, что попрощается с детством в самой что ни на есть торжественной обстановке. В день восемнадцатилетия дворцовый церемониймейстер вручит ей маршальский жезл главнокомандующего флотом всего королевства. И она, в парадной белой униформе с золотыми эполетами станет объезжать выстроившиеся войска на белом орловском рысаке. Солдаты и офицеры начнут приветствовать ее громким "Ура!" И это будут транслировать все стереоканалы Всеславии, а может, и других королевств. И народ прильнет к экранам, потом высыплет на улицы, подкидывая шапки в воздух. О, нет, Зорти не думала, что эти эполеты и жезл достанутся ей на блюдечке. Она осознавала, что их надо заработать упорными тренировками и учебой. И девочка знала, что заработает их, заработает, посветит этому все годы, оставшиеся до восемнадцати.