Разговор закончился для меня ошеломляюще: бабушка предложила приехать к ней вместе с Тошкой немедленно, а ещё она вызовет маму из Америки.

Вечер ожидался для нас с Валерой непростым. Я намерена была выяснить всё до конца и поставить, как говорится, все точки над «i». В течение дня муж то и дело звонил мне по сотовому. Но я не отвечала, лишь прочла эсэмэску, где он сообщал, что приедет к восьми часам: не удалось быстро справиться с котлом.

Соседка Ольга, заглянувшая ко мне, поахав минут пять над моей новой причёской, вновь забрала к себе Тошку, заявив:

- Что-то в последнее время с тобой и Валерой происходит. Поговорите наедине. Покричите. И помяни моё слово, вы, как пить дать, помиритесь. Мы с Сёмкой по семь раз на дню ссоримся и ничего, живём любя. Милые бранятся - только тешатся.

Не знает она, что мы с Валерой теперь не милые, и в ругани нам лучше не тешиться. Тем не менее ругаться я буду. Я не допущу, чтобы и дальше об меня вытирали ноги, как об безмолвную половую тряпку.

Чем ближе был час приезда мужа, тем больше я злилась. Переваривая в сотый раз в голове происшедшее утром, анонимные звонки, бесконечные отлучки мужа, увиденную встречу у кафе, рвала и метала, наполняясь гневом и мечтая разорвать Валеру на куски, как только он появится.

Напрочь исчезло в моём сознании всё хорошее между нами. Если в своих копаниях наталкивалась на это хорошее, то в свете измены мужа, оно казалось оскорбительным. Как он мог целовать и обнимать меня, мечтая о другой? Как мог притворяться и врать?

Выходит, по сути, мы чужие друг другу люди. Души наши не близки, наоборот, далеки, как две страны, разделённые океаном. Он никогда не стремился познать мою и не допускал к своей.

Почему же мне казалось, что у нас единство? Любовные игры, страсть, общий ребёнок, совместные заботы и разговоры – это, оказалось, ещё не единение сердец. А без него брак словно простое яичко, которое легко разбила хвостиком мышка – да простят меня все поклонники очаровательной Натали за такое убогое сравнение их кумирши с ничтожным зверьком!

Входная дверь хлопнула.

- Это я. Где вы там? – голос Валеры прозвучал нарочито бодро. – Ты одна? А Антон где?

- У соседки, - буркнула я, поджав губы.

Ощущение грозы надвигалось. Уже в воздухе витали искорки молнии. Мне нестерпимо захотелось, чтобы разразилась гроза по-настоящему прямо в нашей квартире. Может, после неё наступит очищение моей души, превратившейся в последние недели в комок нервов.

- А я первые огурцы с грядки привёз и зелень всякую, мама дала. Котёл, наконец-то сделали. Провозились весь день. Представляешь, оказалось, его неправильно сварили, пришлось везти заново в цех. Ждали почти до шести часов. Я тебе звонил, ты не брала трубку. У меня душа была не на месте.

Выдохнув всё это почти одним духом, Валера направился на кухню выгружать продукты. Я не шелохнулась, как сидела на диване в гостиной в любимой своей позе, подтянув колени к груди и обняв ноги, так и осталась сидеть.

Через несколько минут муж зашёл в комнату. Он уже скинул рубашку, оставшись в белой майке, оттенявшей его красивый загар, добавившийся за прошедший жаркий день. Уселся в кресло напротив и произнёс:

- Давай поговорим.

Мне захотелось запустить в него чем-нибудь повесомее – так до обидного сухо и деловито прозвучало его предложение, словно разговор предстоял о домашних хлопотах.

- Всё, что ты слышала, неправда. Я не спал с Натали, как ни невероятно. Между нами ничего не было.

Начинается первый вариант сценария Андрея Васильева, невесело хмыкнула про себя. Андрей позвонил мне где-то за час перед этим и рассказал о звонке Валеры, который просил совета, отрицать ли ему роман с Натали в разговоре со мной или повиниться во всём.

- Я предложил всё отрицать, если не прокатит, сознаться наполовину.

Теперь мне, наверное, следует показать мужу, что его враньё шито белыми нитками, пусть уж сразу, не тратя слов зря, переходит ко второму варианту.

- Ты утверждаешь, что из командировки не мчался сначала к ней, а потом к нам?.. Может, ты не встречался с ней в кафе после работы? - С каждым словом я распалялась всё больше и больше, а дальше уже почти принялась орать, охваченная ослепляющей яростью: – Я видела вас вместе! Не надо мне глупую лапшу на уши вешать! Говори правду! Это честнее.

Меня всю трясло. Сжав кулаки и стиснув зубы, я старалась превозмочь злую нервную дрожь.

- Возможно, она заразила тебя СПИДом или ещё какой-нибудь гадостью – всем у вас в посёлке известно, она не церемонится, когда дело касается мужчин и постели. А теперь мы с Тошкой можем заразиться или уже заразились! – неожиданно для себя я больно уколола Валеру.

- Ты спятила! – возмутился тот и сорвался с кресла. Ноток виноватости, звучавших в его голосе до этого, как ни бывало. – Как ты можешь такое наговаривать на человека! Она не спит с кем попало – чего ты выдумываешь! Она ничем не больна, я в этом уверен! – Подошёл к дивану, где я оставалась сидеть, и взглянул с осуждением мне в лицо. - И откуда ты знаешь, что мы встречались? Ты что, за нами следила?

Я отрицательно замотала головой, но язык мой выдал противоположное:

- Видела вас как-то раз, целующихся у кафе. – Презрительно вздёрнула подбородок. – А обо всём остальном мне сообщал по телефону один доброжелатель. Может, это был обиженный муж твоей Натали!

- Доброжелатель, говоришь? – Валера наклонился надо мной так близко, что ярость, пылающая в его сузившихся зрачках, обожгла меня, словно пламя, выскочившее из старой паяльной лампы. – Что может знать твой доброжелатель о моей любви к Натали? – (Начинается второй вариант исповеди, механически отметила я). – Да, я любил её в школе, словом, бегал за ней, как тогда говорилось. Она нравилась многим парням, но выбрала меня, и я был счастлив. Мы два года дружили. А потом меня забрали в армию, она же, не дождавшись, выскочила замуж…

Горечь, прозвучавшая в голосе мужа, страшно разозлила меня – признаётся в любви к другой, какой жене это понравится - и я резко оборвала его, грубо оттолкнув от себя:

- Знаю я твою историю любви, не надо мне её пересказывать! Вся твоя семья без конца только это и делает! Неинтересно уже и тягомотно! – ввернула я тёти Марусино, моей уральской квартирной хозяйки, любимое словечко.

- Я думал, ты хочешь знать правду, – не унимался Валера. – Нет, ты должна послушать из моих уст! – И принялся по своей привычке в моменты нервничанья метаться из угла в угол. – В тот вечер одноклассников зимой на меня словно наваждение нашло. Потом мне постоянно хотелось её видеть. Да, пойми же ты, это юношеская наивная любовь! Я просто не в силах был сопротивляться влечению, возможно, крыша у меня поехала. Ничего не соображал: хочу видеть её – и всё! Хоть одним глазком.

Валера чуть сбавил тон, испугавшись того, что наговорил. Но, похоже, остановиться уже не мог:

- Позавчера мы действительно могли быть вместе. – Заметив в моих глазах боль, произнёс сожалеюще: - Извини – ты же сама просила правду. Только у нас ничего не было, слышишь, не было! Не захотел я!

- Ребёнок свет включил? – машинально съиронизировала я.

- Ошибаешься. Не ребёнок! Я его и не видел в тот вечер вовсе, я даже не знал, что он был в доме. Просто я сам не смог. Не захотел вдруг – у меня пропало желание.

- Хочешь сказать, держал в объятиях голую красавицу и стыдливо неожиданно вспомнил, подобно герою коммунисту из старых фильмов, о долге мужа и отца? – продолжала ехидничать я. Этот человек, пронзённый стрелой первой любви, не вызывал у меня уважения, казался мне чужим и омерзительным, поскольку сама я была раздавлена его предательством.

- Она не таяла в моих руках, - тихо произнёс он и замер у балконного окна, помолчав несколько мгновений о чём-то размышляя, круто повернулся ко мне лицом и медленно повторил: - Она не таяла в моих руках! – Словно обвинял в этом меня. - Я думал, буду на седьмом небе, когда мы займёмся…

Не договорив, Валера смутился, отведя в сторону глаза, и направился к креслу. Плюхнувшись в него, опять заговорил: