– Да? Непременно на белом? Тебе этот цвет никогда не нравился. Может быть, еще какие-то приметы, цвет волос, глаза. Каким бы он был, твой парень, м?

В длинных пальцах Максима появилась сигарета, и я с огромным удивлением увидела на его безымянном обручальное кольцо – он женат. И где она? Женщина, которая умудрилась заполучить этого красавца? В сердце кольнуло легкой завистью.

– Ну так как? Поделишься с… ДЯДЕЙ? Раньше ты была со мной очень откровенна.

Неужели? Верилось с трудом. Но я все же мечтательно прикрыла глаза.

– Так что насчет принца? – настойчиво переспросил Максим и затянулся сигаретой.

– Темноволосый, очень высокий, красивый.

Макс едва заметно подался вперед, и в его руке дрогнул бокал.

– Военный в красивой форме или полицейский. Зеленоглазый. И чтоб обязательно спортом занимался. Борьбой какой-то.

Взгляд Максима сильно потяжелел, и я физически почувствовала эту тяжесть, словно на меня повеяло ледяным холодом и приплюснуло меня к земле. Он прищурился и пристально посмотрел мне в глаза.

– Живой прототип или сама придумала?

Я отхлебнула шампанское и мечтательно закатила глаза.

– Конечно живой. Мы учились вместе… он потом поступил в юридический и стал работать в полиции.

Макс поставил бокал на стол и пристально смотрел мне в глаза все тем же ужасно тяжелым взглядом. Он резко затушил сигарету в пепельнице и очень неожиданно спросил.

– Что еще между вами было настоящим?

Конечно, ничего не было и даже быть не могло, но мне почему-то ужасно захотелось сказать, что было, что я, да, нравилась мужчинам.

– Мы встречались, и он мне ужасно нравился. И я не помню – расстались мы или нет.

Макс раздавил бокал в руке так неожиданно, что я вздрогнула, а он сдавил осколки, продолжая смотреть на меня и капая кровью на скатерть. На нас тут же все обернулись, и Фаина подскочила к нам, она что-то сказала ему на ухо и быстро увела из залы, а я так и осталась сидеть в полном оцепенении, а потом подскочила, чтобы побежать за ними, но Андрей велел мне остаться.

– Фаина – врач, и ей не нужны помощники. Давайте лучше разрежем торт. Такого торта ты точно никогда не ела!

Пока к столу несли торт с громким напеванием знаменитого «С Днем Рождения тебя!», я постоянно оборачивалась, ожидая, что они вот-вот вернутся, но вернулась только Фая.

– Макс извинился, ему срочно позвонили, и он был вынужден уехать…

И в эту секунду у меня появилось стойкое ощущение, что я сказала и сделала, что-то не то.

Хочешь сделать людей свободными – сначала освободись сам. Хочешь, чтобы тебя полюбили – полюби сначала сам. Хочешь что-то получить – отдай сначала своё.

© Виктор Лихачев, “Кто услышит коноплянку?”

– Фаина, Фаинаааа, я не хочу это терпеть, ясно? Не хочу и не могу! Это бред. Это какая-то ваша долбаная игра, которая меня бесит. Где этот врач, я перекручу его мозги на фарш и заставлю сожрать его купленный диплом!

– Тссс! Тихо! Они услышат тебя! Что с тобой? Тебя никто не просил от нее отказываться или разводиться. Всего лишь время и осторожность. Ну нельзя все вывалить на нее, понимаешь? НЕЛЬЗЯ! Потерпи, черт возьми.

– А Тая? Ребенок с няньками, а не с матерью, это можно? Это нормально?

– Все ненормально, Максим. Вся эта ситуация ненормальна. Но так получилось. В этом никто не виноват, и меньше всего в этом виновата Дарина. Неужели тебе не хватает терпения и деликатности? Она откровенна с тобой…

Я расхохотался, выдергивая руку, которую Фая щедро поливала перекисью.

– Откровенна? На хрен мне ее откровенность? Мне неинтересно, какого ублюдка она там любила в своем интернате. А если завтра она решит себе нового хахаля завести и тоже со мной поделится… Это плохо кончится, Фая. Очень плохо. Или ты меня не знаешь. Сворачивайте все эти декорации, как можно быстрее. Надолго меня не хватит.

Я выдернул руку из ее тонкой руки и отошел к окну. Яростно распахнул его настежь, чтобы втянуть в себя холодный воздух и протрезветь от той злости, что меня разрывала на части. Фаина подошла ко мне сзади и положила мне руки на плечи, успокаивая. Черт, эта маленькая женщина определённо умела вправлять мозги на место и вовсе не хирургическим вмешательством.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, Макс. Ты ждал. Очень долго ждал. С ума сходил. Я все это видела, все это было на моих глазах, и кто знает, если бы не твое упорство, была бы она с нами сейчас или нет. Но именно поэтому – зачем торопиться? Она твоя женщина. Настолько твоя, что она снова начнет тебя чувствовать. Проводи с ней больше времени. Общайся. Ухаживай за ней. Все вернется…

– Но может и не вернуться, никто этого не знает, и каким бы хорошим врачом ты не была – ты не прорицательница, Фая, – глухо сказал я, сжимая челюсти и пытаясь успокоиться, – а если она больше никогда не станет моей, полюбит кого-то другого? Она знает, что свободна. Ты предлагаешь мне закрыть на все глаза и смотреть, как она живет без меня и без своей дочери? Ты, правда, считаешь, что я способен на это лоховское благородство? – усмехнулся, глядя в ее светлые глаза и чувствуя все то же раздражение, – так вот, ты ошибаешься, я никогда не отличался особым тактом. И мое будет принадлежать мне. Я потерплю. Но ровно столько, сколько сам сочту нужным.

– А ты предлагаешь насильно привезти ее к себе и заставить быть с тобой, когда…

– Когда что? Когда она ко мне совершенно равнодушна?

– Именно так. Или ты хочешь ее заставить, Макс? Надавить в твоей привычной манере. Взять то, что хочешь ты?

Я смотрел на нее исподлобья и чувствовал, как кровь закипает в венах. О да, я бы заставил. Я бы уложил ее на нашу постель и заставлял вспоминать двадцать четыре часа в сутки – кто я и как меня зовут, и как сладко она умеет кричать подо мной. Но я пожалею практически девственные ушки Фаины и не стану говорить ей об этом.

– Ты не посмеешь так с ней поступить. Это подло!

– Ооо. А вы уже успели забыть, что я подлец? Или мне удалось реабилитироваться? Не диктуй мне, как вести себя со своей женой.

– Значит, будь постоянно рядом. Завоюй ее заново!

– Серенады не спеть под окном?

– Я сказала – не напугать, а ухаживать.

Я зло хохотнул. Это было бы весело, если бы меня не распирало от злости.

– Ищи выходы, Фая. Ищи. У тебя нет много времени.

Развернулся и вышел из дома. Проклятье. Мне все это казалось идиотским фарсом, который больше похож на какую-то американскую дешевую комедию. Пока ехал в машине, ужасно хотелось свернуть к какому-то бару и выпить, а еще больше хотелось заехать туда, куда сто лет не заезжал. Особенно когда вспоминал ее в этом проклятом красном платье. Что я с ней вытворял, когда она была в нем, а потом без него. Сегодня впервые увидел ее после больницы, и меня повело. От голода адского по телу ее, по запаху. Обычного мужского голода, когда долгие месяцы никого. И даже сама мысль об этом была отвратительна. Потому что она там с трубками из вен и дышит хрипло и жутко. А сейчас словно взорвало меня, воскрес вместе с ней и понял, что подыхаю от жажды. И от красоты ее. От этих волос коротких с завитками на тонкой шее и ключиц острых. От груди под шелком платья и ноги в разрезе. Притянуть к себе, жадно вдыхая запах шеи, положить ее руку на вздыбленный член и спустить ей в ладонь, рыча и закатывая глаза. А потом трахать до потери пульса так, чтоб ее грудь тряслась в такт бешеным толчкам и чтоб голову запрокидывала, кончая и выкрикивая мое имя. Твою ж мааааать. Тормознул на обочине и переносицу сжал двумя пальцами, стараясь прийти в себя. Ни хрена я ей не дам никакого времени. Мы начнем вспоминать уже завтра. И у нее просто не останется выбора. Она будет со мной, и мне плевать, хочет она этого сейчас или нет. Захочет. Я любую мог соблазнить всегда, и она не устоит. В конце концов, я каждую точку на ее теле знаю и не только на теле, а и в голове.