Вернулся с работы мой Игорь, и Дэби пришлось сменить направление разговора. Услышав расспросы о сроках, самочувствии и девочках-мальчиках, мой деликатный муж решил пойти поиграть с детьми в футбол.

- Весь тот день я была, как на иголках. Ты себе и представить не можешь, как я изнервничалась, как испереживалась. Перед сном совсем слегка ему попеняла. Лишь сказала, что с тобой не совсем хорошо обошлись. Но, Боже, какая же отвратительная вышла сцена. Банк грубо заорал на меня, даже замахнулся, столкнул с постели. Так презрительно, так высокомерно и уничижительно называл меня безмозглой овцой. Будто бы я в силу своей неразвитости привязалась к русской дикарке и теперь ради нее даже готова пренебречь своими семейными обязательствами. Я слушала его молча, но внутри меня все выло от отчаяния. Открытие горькой истины стало неизбежным: с тех пор как вышла замуж, я совершенно потеряла контроль над своей жизнью, своим телом, самой собой. Удовольствовалась ролью молчаливой тени самовлюбленного, поглощенного только собой мужа и упрямо запрещала себе даже думать об этом. Мне казалось: люблю его безумно, жить без него не могу. Ведь когда Банк на мне женился, я чуть не умерла от счастья. Во сне пела. Только позже стала иногда плакать втихомолку от отчаяния и безысходности, хотя очень старалась себе такое не позволять. Твердила как заклинание: "Я счастлива! Я так счастлива! Я должна быть счастлива, ведь он мой. Ведь теперь он мой, мой, мой..." Впервые мы серьезно повздорили с Банком, и он, хлопнув дверью, уехал к родителям. Но я уже точно знала, что это конец. Да, знала! Ему так прямо и сказала, что возвращаюсь домой в Америку, а бумаги о разводе пошлю по почте. Да он ничуть мне не поверил. О, тогда я хотела только одного: побыстрее заснуть и забыться. Собралась принять снотворное, но тут в дверь постучали. Так и открыла с упаковкой таблеток в руке. Не могла не открыть, свет хорошо виден из-под двери. Эрик заскочил узнать о наших планах на завтра, но безумно испугался, увидев меня зареванной и со снотворным. Даже решил, что, повздорив с мужем, я собираюсь отравиться. Знаешь, Наташа, меня как прорвало. Чуть в слезах не захлебнулась, но все ему выложила, как на исповеди. Призналась в безмерной своей униженности и отсутствии всякого достоинства и гордости. Но Эрик, такой чудесный, душевный, теплый - сразу меня понял, сразу почувствовал. Когда же узнал, что уезжаю из Норвегии навсегда, упал на колени, усыпая поцелуями мои руки, целуя сквозь халат ноги и чуть не плача. И даже через ткань пеньюара я почувствовала всю сладость его обжигающих губ. Мое сердце блаженно замерло от прикосновений пальцев к солнечным его волосам, от полубезумного шепота любовных признаний. "Чем же заслужила я такое счастье?" - спросила я Бога. И Бог мне сказал: "Это твое!"

"Где же эта американская девочка набралась таких удивительно изысканных сравнений?" - думала я, заслушавшись чуть ли не с восторгом.

Так хорошо было только у Бунина, ну еще, может быть, у Набокова. Скорее всего, она очень хорошо знает Библию.

Я взяла теплую Дэбину руку и прижала ее к своей груди, чтобы переполняющее ее счастье перелилось и в меня в этот дивный майский вечер. Дэби благодарно взглянула на меня сияющими темными очами и продолжала свой рассказ, несколько скомкав окончание. Она вспомнила, что вскоре должны вернуться к ужину с прогулки мой муж и дети, а мне его еще надо готовить. Лучший друг Банка объявил, что любит ее с тех пор, как впервые увидел, и все это время неимоверно страдал от неразделенной, безнадежной любви. К счастью, Эрику выпала возможность выразить свои чувства, и вожделенная, но почти несбыточная мечта благодарно упала в его объятия. Хотя, как и обещала, Дэби на следующий день все же уехала в Америку и выслала документы о разводе, последствия той переломной ночи начали сказываться. Ее без конца стало подташнивать, однако подруга полагала, что тошнота и дурнота не более чем "аллергическая реакция" на неудачное замужество. Врач разъяснил, что причина гораздо более естественная. Дэби тут же бросилась звонить Эрику. Новость об отцовстве чрезвычайно его воодушевила, и он затребовал свою любушку назад и немедленно. Еще поразмыслив некоторое время об истинности своих чувств к рыжему чуду, словно озаренная свыше, американка явилась в Норвегию и теперь утверждает, что это и есть настоящая любовь.

- А почему ты так уверена, что ребеночек не от Банка? По количеству недель он тоже вполне подходит. К тому же ты утверждала, что твой муж был необыкновенно сексуально активен.

- Да что ты такое говоришь, Наташа... - Дэби прищурилась на меня умудренно-снисходительным взглядом, уверенно повела по-прежнему могучим плечом. - Да ведь женщина всегда знает точно, кто отец ее маленького и с другим никогда его не спутает. К тому же Банк решительно не хотел иметь детей.

"Женщины точно знают или хотят думать, что точно знают?" - про себя подумала я, но вслух, конечно же, ничего не сказала. Пусть считает, как ей приятнее.

- Прежний твой муженек уже знает о твоем возвращении? А о беременности? А слушай-ка, радость моя, если ты все равно должна ему звонить по поводу страховок, так, может, прямо сейчас его и "обрадуем". Давай реакцию проверим, а?

Поскольку Дэби заколебалась в нерешительности с явной склонностью к отказу, я просто-напросто всунула ей в руки телефон в виде черепа (любимая игрушка моего Сереги), и, подчиняясь моему горящему, энергетически насыщенному взору, она вяло потыкала пальчиком во вмонтированные в мозг кнопки. Банк откликнулся так быстро, будто бы сидел и с нетерпением ждал нашего звонка. Совершенно заплетающимся языком, - неистребимый перед ним трепет, видно, засел у нее и в крови, и в плоти, - американская подруга пролепетала в трубку жалкие мольбы о разделении каких-то там совместных страховых полисов. Я резво приволокла с кухни параллельный аппарат и, обнявшись с ним прямо напротив Дэби, всем видом завыражала надежду и защиту.

- Все необходимые вопросы я обсужу с твоим дружком на следующей неделе, - донесся до меня сумрачный голос красавца. - Еще что-нибудь?

Дэби молчала истукан-истуканом. Я принялась активно ее подбадривать жестами, взглядами, мимикой и всем остальным, что на тот момент оказалось в моем распоряжении. Наконец-то, после серии толчков в плечо подруга обморочно выдавила:

- Я, Банк, беременна.

На том конце нависло могильно-чугунное молчание. Стало казаться, что Банка унесло куда-то в бесконечность и там растворило. Лишь для очистки совести, шепнув едва слышное "Хеллоу", Дэби с явным облегчением собралась вешать черепную коробку обратно на череп. Но тут умница Банк сам пошел навстречу самым жгучим моим пожеланиям.

- Что ты под этим имеешь в виду? Хочешь при разводе заявить о беременности?

Я мысленно от всей души похвалила красавчика за редкую среди их племени догадливость и принялась всячески подсказывать подруге ответ. Моя американка потерянно молчала, видимо, мало чего соображая. Лишь одинокая, неприкаянная слезинка медленно ползла по ее щеке. Пришлось поднатужиться самой:

- Yes! (Да!) - С полусвистом-полухрипом ответ так удачно вытолкнулся из горла, что ни по тембру, ни по тону, ни даже по произношению нельзя было угадать лицо, его высказавшее. Банк на это купился. Еще помолчав с полминуты, он хлесткой фразой:

- Ах ты, стерва! Тебе это отпоется, не думай! - вырубил связь.

Дэби тихонечко завсхлипывала и своими поднывами изрядно мне подпортила вожделенное чувство злорадного удовлетворения.

- Перестань плакать, моя дорогая. Ну, пожалуйста, успокойся... Да, в конце концов, каждый должен получить то, что заслужил. Мы совсем чуточку помогли провидению, лишь самую малость. Знаешь что, моя Маша выросла из кучи красивых платьев. Пойдем их посмотрим, может, у тебя будет девочка...

Рыжекудрая головка Машастенькой уже вовсю мелькала в саду за окнами. Понаблюдав туманным взором за беззаботной возней моих двух ангелочков, американская подруга отерла слезы и с надеждой улыбнулась. Глава тринадцатая