Наконец, мне надоело. Сообщив Солу, что он может теперь снова засыпать свою могилу, так как настроение его убивать у меня пропало, я пошла отдыхать. В доме было немного прохладнее, чем на улице, я улеглась в гамак, открыла купленную на ярмарке кулинарную книгу и стала размышлять.
Прошло шесть месяцев с моего путешествия по Пестрому морю. За это время я получила только одно официальное письмо с уведомлением о свадьбе его императорского высочества и благодарностью за оказанную помощь. Вообще я понимала, что рассчитывать на что-то другое и от кого-то другого глупо, но все равно было обидно. Душу грызла и тайна моего происхождения, то есть не его самого, а то, как я оказалась в этой забытой всеми пустыне. Иногда я представляла себя в роли герцогини, и непонятная тоска сжимала сердце. Хорошо, наверное, что мои настоящие родители давно умерли, иначе бы я не удержалась от искушения взглянуть на них. Все это не давало мне спать по ночам, в результате чего страдали мое настроение и мое здоровье. Ну, еще здоровье Сола. Единственной радостью оставались тушканы, в последнее время чувствовавшие себя в моих владениях довольно вольготно. Вот и сейчас ко мне подкрался мой любимчик, Снежок. Недавно он поранил глаз, и пришлось тащить это сокровище к целителю, последний, надо сказать, едва не остолбенел при виде такой картины. Потребовалось сделать для Снежка повязку, пока глаз полностью не выздоровеет, и теперь тушкан стал похож на пирата из моих детских книжек. Он залез ко мне и стал теребить волосы. Слава богам, было что теребить, хоть до плеч, но отросли. Пожалуй, такой длины у меня не было лет с десяти, с тех самых пор, как я без спроса залезла в мастерскую деда во время одного из его экспериментов.
От размышлений меня отвлек Сол, забренчавший посудой в бесплодной попытке найти хоть что-то чистое. Только бы ничего не разбил, у меня и так осталось только две кружки, правда, одна из них уже месяц подрабатывает миской тушкана и отнять ее у него крайне проблематично. Наконец налив себе кофф в какую-то емкость, подозрительно напоминавшую цветочный горшок, мой ученик ввалился в комнату и устроился на старом диване, игнорируя капающий сквозь дырки напиток.
- Нери, а Нери, уже темнеет, давай пойдем на ярмарку! - начал канючить он, что за последние три торговых дня у него вошло в привычку, надо сказать, вредную. Я вспомнила голема и несчастных рабочих, и мрачно сообщила:
- Малыш, в ближайшую неделю тебе вообще лучше все более-менее людные места обходить десятой дорогой, а иначе, боюсь, следующие полгода ты будешь представлять собой ходячий кактусовый куст. Так что займись делом, вон, хоть посуду что ли помой!
- Ее уже не мыть надо, а поливать, чтобы мох лучше рос, - хмуро заметил Сол и едва увернулся от брошенной мной книги. - И вообще я свое наказание отработал, могу и погулять!
- Отработал он! Радуйся, что тебя не заставили убирать весь тот свинарник, что ты устроил! Ладно, демоны с тобой, встаю, - несмотря на лень, отпускать парня одного было чересчур рискованно, так как он не упускал ни одного случая, чтобы устроить какую-нибудь проделку, и в нашем горячем климате мне приходилось играть для него роль ледяного душа, что я и делала, не скупясь на подзатыльники и ругательства. Думаю, мэра это вполне устраивало.
Десять минут спустя я уже брела по дороге к главной площади, не обращая внимания на стоны Сола, уверенного, что с такой скоростью передвижения мы пропустим все самое интересное. По моему же мнению, самое интересное начинается только после заката, когда уходят обычные покупатели, и вот тогда-то при свете костров и масляных ламп просыпается настоящая ярмарка.
Помню, как дед впервые взял меня с собой на торги. Я была не просто впечатлена, я была до глубины своей детской души поражена открывшимся мне зрелищем: на горизонте таяло солнце, зажглись первые факелы, и на краю города будто возник новый мир, где на чуть остывшем песке танцевали босые девушки с татуировками на руках, звенели подвески, а в темное небо взлетали искры из рук огненных жонглеров. Бродя между развевающимися занавесками торговых шатров, я недоверчиво трогала их пальцем, поражаясь тому, насколько сильно эти легкие цветные ткани отличаются от той замызганной тряпки, которая висела в нашем доме. Признаться честно, в ту ночь мне в голову в первый и последний раз пришла мысль сбежать из дома. Какие только способы не изобретало мое очарованное воображение: вот я заматываюсь в ту самую шторку, цепляю на себя связку ложек, беру кухонный тесак для мяса и мчусь на поиски приключений во главе каравана отчаянных авантюристов. Перед моими глазами уже проплывали далекие горизонты неизвестных земель, а придя домой, первое, что я сделала, это взяла уголек из кухонной печки и нарисовала себе что-то невообразимое, но очень устрашающее на левой руке. Но, видать, дед хорошо разбирался в ветрах, бушующих в моей голове, и он вовремя пресек все невинные измышления своей внучки, заметив между делом, что после ярмарки он готов привлечь меня к работе над новым големом. Ну, вы сами понимаете, что значат какие-то там путешествия по сравнению с такой возможностью! С тех пор я как-то присмирела, чуть очерствела, и лишь раз иногда мерцающие огоньки костров тревожили мою ленивую душу.
Вот и спустя столько лет я не могла сдержать легкое волнение, приближаясь к темным повозкам, шатрам и их обитателям. Про Сола и говорить нечего, по-моему, передо мной замаячил реальный шанс от него избавиться... Увы, мэр, наверное, не поймет, если я продам его сына работорговцам из Южной Шарвии или отдам в ученики столичному купцу. Впрочем, к последнему он и сам не пойдет, что тут сказать - представители империи выделялись на общем фоне ярмарки своей деловитостью и столичным высокомерием, которые напрочь лишали их очарования, свойственного другим обитателям торговых рядов. Я вздохнула и продолжила путь, вновь погрузившись в мысли о безответственных учениках и способах их наказания. В таком настроении я, естественно, не заметила, как мой подопечный сделал финт ушами и исчез в одном из рядов. Звать Сола и разрушать очарование ночной суеты мне не хотелось, поэтому я решила побаловать себя возможностью провести немного времени в свое удовольствие, понадеявшись, что даже если он что-то сотворит, его не сразу принесут в жертву пустынным демонам. Впрочем, последнее ему грозит, только если он умудрится обесчестить дочь какого-нибудь караванщика, но насколько я знаю торговцев, если девушка в четырнадцать еще не замужем, значит, красотой она лишь немногим отличается от лошовера. Хотя кто знает этого мальчишку, если вспомнить его коллекцию насекомых, которую он собирает втихаря в своей комнатушке, вряд ли косоглазое чудо с кривыми зубами травмирует его чувство прекрасного...
От размышлений меня отвлек чей-то хриплый голос с выразительными интонациями прирожденного зазывалы:
-Ай-яй, варья, обратите свой взор на несчастного, не ускользайте в свой благословенный оазис, дайте насладиться вашим взглядом! Не хотите ли вы что-нибудь из моих товаров, вам бы так подошел этот костяной гребень!
Нехотя я повернулась к говорящему, скорее желая показать ему, что с варьей он слегка (хотя, скорее, крупно) промахнулся, чем намереваясь что-то купить, да и вообще, какой к Трерогому гребень, когда у меня волосы короче, чем его борода, но, не успев произнести и слова, застыла на месте. Из-под темного дорожного платка, свисавшего на лоб, на меня смотрели веселые темные глаза одного знакомого мага. Я бы его, может, и не узнала, особенно в неясном свете факела, но очень уж знакомая серьга болталась в его ухе. Я почувствовала, что краснею. Да нет, вы не подумайте, просто знакомый, ничего личного. Ну, один раз поумирали вместе, велика важность. И вообще, чего это я оправдываюсь?
- Э, я спешу. Очень. Потом как-нибудь. Хороший гребень, - сообщила я немного невпопад владельцу платка и в полном непонимании самой себя пошла дальше. Через два шага я все же развернулась и добавила:
