Та кивнула. Забрала подсвечник, послала старшей сестре от порога воздушный поцелуй и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Спальня вновь погрузилась во тьму. Кристобель улеглась обратно на подушки и, устроившись поудобнее, закрыла глаза. Перевернулась на бок, потом на другой. Перебитый сон не хотел возвращаться. «А все-таки, с чего вдруг Кэсс вспомнила про дядю? — мелькнула непрошенная мысль. — И еще эти вопросы…» Она подложила ладонь под щеку. Конечно, дядю Астора никто не заставлял жениться, это совершенно ясно. Но, пожалуй, даже хорошо, что Кэсс не стала больше расспрашивать о их новоиспеченной тетушке!
Кристобель была девушкой наивной и доверчивой, жизнь и людей мерила по себе, однако даже ей трудно было отделаться от смутного ощущения, что минувшая свадьба больше напоминала похороны. По крайней мере, в отношении невесты: бедняжка, казалось, вот-вот лишится чувств! Конечно, с одной стороны это объяснимо, такой особенный день, волнение, и все же… За весь вечер маркиза ни разу не взглянула на супруга. А когда молодожены прощались с гостями в холле, и Кристобель следом за матерью подошла к невесте, чтобы еще раз ее поздравить, и коснулась ее руки, она невольно вздрогнула — пальцы новобрачной были холодны, как лед. «Б-благодарю», — запинаясь, прошелестела Лавиния Д’Алваро в ответ на пожелание счастья, но в глазах у нее при этом стояла полнейшая безысходность. Совсем как у Кэсс пару минут назад. Или и то, и другое ей просто почудилось?..
Глава ХХХ
В стародавние времена Даккарайскую пустошь называли Золотой Чашей — хотя и по сей день в отдаленных горных селениях, глухих, почти что совсем вымерших, ее величали именно так. Огромная, со всех сторон окруженная кольцом скалистых гор, она и впрямь напоминала чашу, а сплошной ковер дикой вилоры, устилающий ее сверху донизу, довершал сходство: медно-красный зимой, ярко-зеленый весной и в начале лета, к августу он наливался чистейшим золотом, так сияя под солнцем, что в ясный полдень было больно глазам. И редкий путник, измученный долгой дорогой в горы, перебравшись через перевал, не замирал на тропе, позабыв, как дышать — до того прекрасное являлось вдруг ему зрелище. Медоносная вилора, столь же ослепительная в своей цветущей поре, сколь и неукротимая, не ограничивалась одной лишь землей: она цеплялась за камни, оплетала упругой сетью скалистые уступы, прорастала сквозь мельчайшие трещины, стремилась вверх, все выше и выше, к самому небу. И с августа по ноябрь, куда только хватало взгляда, трепетало под ветром живое горячее полотно, бросающее вызов солнцу — ни земли под ним не было видно, ни покрытых вековыми морщинами скал, даже жмущиеся к подножию гор поместья и окружающие их деревушки словно бы растворялись в мерцающей желтоватой дымке. А над всем над этим ярко синело небо, вот-вот готовое пролиться густой лазурью в драгоценную чашу: всем сокровищницам мира не вместить столько золота, никогда и ничему не затмить великолепие Даккарая!..
И старейшая военная школа Геона, носящая его имя, была ему под стать. Матовой черной жемчужиной она лежала на дне, в самом сердце пустоши, то ли вросшая в каменистую землю, то ли выросшая прямо из нее — словно поднявшийся посреди океана остров. Высокие неприступные стены, повторяющие очертания гор, без единого угла, густо усеянные поверху острыми пиками черного обсидиана; обитые потемневшим от времени железом громадные ворота и сбегающая от них вниз дорога, выложенная крупным булыжником; шипастый купол главного здания, возвышающийся над казармами, учебными загонами, каменными арками мостов-переходов… Купол было видно издалека, и даже не слишком зоркий человек без труда разобрал бы неподвижный силуэт огромного дракона, овившегося вокруг шпиля: выточенный из камня зверь, задрав к небесам оскаленную пасть, вечным стражем застыл над Даккарайской пустошью.
«Впечатляет», — подумал Рауль Норт-Ларрмайн, задрав голову и щурясь от яркого солнца, бьющего прямо в глаза. Отсюда, с внешней стены, каменный дракон казался уже не настолько живым, но, однако же, куда более грозным. А уж размеры!.. «Верно, не один год по частям собирали, — решил его высочество, — эдакую глыбу на самый верх и двум десяткам бомбардиров не поднять» Наследный принц коротким движением растер затекшую шею и улыбнулся стоящей рядом невесте:
— Легенды гласят, что когда-то драконы и впрямь были такими. Как вы считаете, госпожа эль Моури, в старинных преданиях есть доля истины?..
— Вряд ли, — отозвалась та, тоже поднимая голову. — Но даже если так, наше счастье, что в конце концов они измельчали. Хотя всё это, наверное, сказки.
— Вы думаете?
Амбер улыбнулась краешком губ:
— У страха глаза велики, ваше высочество. Даже обычный бомбардир, внезапно распахнувший крылья над твоей головой, покажется раз в десять больше, чем он есть на самом деле. Но, конечно, легенды на то и легенды… В некоторых упоминаются даже огнедышащие драконы, и многие верят, что они действительно существовали, хотя все хроники это отрицают.
Рауль раздумчиво кивнул. В детстве он часто слышал рассказы о плюющихся смертоносным огнем летучих тварях, появляющихся в ночи и оставляющих после себя сожженные деревни, уничтоженные поля, горы обугленных тел — это, помнится, здорово щекотало живое мальчишеское воображение. Став чуть постарше и узнав чуть побольше, принц, разумеется, понял, что ночные грозы с молниями и последующими пожарами никакого отношения к драконам не имеют, а сейчас так и подавно мог этому только порадоваться. «Довольно с нас тех, что есть, — подумал он, отводя взгляд от каменного стража. — И тех, что есть не у нас» Рауль мельком оглянулся назад: сопровождающие их будущих величеств гвардейцы во главе с графом Бервиком предусмотрительно отстали на двадцать локтей и сейчас, тщетно пытаясь укрыться от палящего солнца в тени обсидиановых зубцов, тоже таращились вверх, на главный купол. Больше от скуки, конечно, все они являлись наездниками и выпускниками Даккарая, так что уж нагляделись на него за годы учебы вдосталь — просто внизу смотреть пока было не на что.
День вступительных испытаний настал. Будущие кадеты и те, кто вскоре уедет домой несолоно хлебавши, прибыли еще позавчера и сегодня с раннего утра в сопровождении своих координаторов разномастными стайками перетекали из одного здания в другое. Час на перекличку и распределение очередности, два часа на письменный экзамен, полчаса перерыв, еще два часа — оценка физической подготовки, и, наконец, после второго, уже более длинного перерыва, последний этап — демонстрация умений непосредственно в воздухе… Сейчас как раз к нему все и готовились. Испытуемые отдыхали и набирались сил перед последней схваткой друг с другом за вожделенный мундир, наездники-мастера седлали драконов, поодиночке поднимая их в воздух, чтоб звери размялись, школьная обслуга занималась приготовлениями в Большом загоне. Его же высочество, несмотря на полуденный зной, изъявил желание прогуляться — и теперь вместе с потеющей свитой обозревал Даккарайскую пустошь со стен древней цитадели, мало заботясь о том, что думает по этому поводу его сопровождение. Времени до испытаний в Большом загоне оставалось еще предостаточно, на месте принцу не сиделось, а присутствие рядом затянутой в синий офицерский мундир невесты и вовсе не располагало к послеобеденному сну. К тому же, оставалось еще одно нерешенное дело…
— Признаться, я восхищен вашей стойкостью, госпожа эль Моури, — проговорил Рауль. — Солнце просто убийственное, едва подошвы не плавятся, а вам всё нипочем! Какой-то секрет?
