Герцог, привстав, потянулся к колокольчику. И только передав свое пожелание явившемуся на призыв лакею, вновь повернулся к супруге.
— Поверьте, дорогая, — с добродушной снисходительностью проговорил он, — нашей репутации совершенно ничего не грозит. А что до общественного мнения — о, не беспокойтесь, оно получит свое! — Он мечтательно запрокинул голову к потолку. — Только представьте: маркиз Д’Алваро, наш знаменитый нелюдим и убежденный холостяк, на последнем балу победы встретил юную Лавинию эль Виатор и влюбился как мальчишка! Да настолько, что не смог вытерпеть даже месяца разлуки — бросил все, сорвался с заставы и прилетел в Мидлхейм просить ее руки!.. Отец, то есть я, разумеется, не смог противиться столь сильным чувствам и дал свое согласие. Однако терпение, как всем известно, не самая характерная черта Д’Алваро: окрыленный маркиз заявил, что ждать полгода категорически не намерен, и желает соединиться с предметом страсти как можно скорее. Лавиния ничего не имела против, а для нас с вами, герцогиня, счастье дочери было превыше всего. Конечно, мы в конце концов покорились и благословили влюбленных! Далее последовала помолвка (об этом я позаботился, сообщение будет во всех утренних газетах), затем свадьба — и вот уже счастливые новобрачные на крыльях любви упорхнули на юг, в Алваро, вить семейное гнездышко…
Он, не сдержавшись, расплылся в самодовольной улыбке. Супруга, издав легкий смешок, покачала головой:
— Вы не перестаете меня удивлять, Герхард. Да, признаю, история в лучших традициях, свету такое понравится. Но поверят ли нам?
— А! — передернул плечами муж. — Седина в бороду!..
Корделия, после некоторых размышлений, согласилась, что такая причина вполне всех устроит. Она мелкими глотками допила свой кофе, мыслями уже витая в суетном завтрашнем дне, и только лишь собравшись пожелать супругу доброй ночи, вспомнила о той, кому в самом скором времени предстояло стать маркизой Д’Алваро.
— Надеюсь, — обронила герцогиня эль Виатор, — если дочь барона все же не поступит, ее дядюшка не станет отыгрываться на Лавинии… слишком сильно.
Герцог скорчил постную мину.
— Помилуйте, — фыркнул он, — что он с ней сделает? Ну, побесится в лучших семейных традициях, потопает ногами, покричит — ей даже синяков, и тех не стоит опасаться, Д’Алваро не той породы. Если он удержался от рукоприкладства даже в отношении меня, то беззащитной женщине и вовсе ничего не грозит, тем более, такой, как Лавиния… Особенно такой, как Лавиния!
Он многозначительно ухмыльнулся, а жена, подумав, согласилась и с этим.
Глава XXVIII
Пруд эль Хаартов совсем зарос тиной. Мутная грязно-зеленая пленка, словно бельмо, колыхалась на поверхности воды, и лишь пара чахлых кувшинок, неведомо как уцелевших, напоминала о том, что еще совсем недавно всё здесь было иначе.
Запах гниющих водорослей тяжелым смрадным облаком висел над поляной. Клонящиеся сверху деревья, полуголые, хилые, почти не давали тени, и беспощадное солнце выпаривало пруд, добавляя в спертый воздух миазмов — хотя и без того дышать было нечем, даже вдали от воды. Жара держалась, немного спадая только ночью и вновь набирая силу с рассветом, так что без особой нужды хозяева и слуги из дому старались не выходить, а уж в сад, кажется, насквозь пропитавшийся труднопереносимой вонью, и подавно никого из них не тянуло. Даже непоседа Мелвин предпочитал теперь играть на заднем дворе. Герцог эль Хаарт не раз и не два, морщась, давал себе зарок вызвать человека, почистить водоем или вообще засыпать его доверху, но за насущными делами то времени не хватало, то сил — алхимик уже вернулся к службе.
Нейл был этому рад. Он с самого детства любил старый пруд, к запахам давно притерпелся, а дышалось ему здесь гораздо легче, чем дома. С тех пор, как болезнь отступила, и ему разрешили вставать, молодой человек приходил сюда каждую ночь: он садился на отполированную дождями и временем деревянную скамеечку, вытягивал ноги и бездумно прислушивался к окружающей его темноте. В ней тихо шуршала трава под ногами стражей, что с некоторых пор несли караул вокруг дома, дрожал приглушенный расстоянием стрекот цикад, играл скукоженными листьями деревьев изредка налетавший ветер… Жизнь шла своим чередом, как ей и положено. Один только Нейл завис где-то на краю, между сном и явью, словно бы разделившись надвое — внешне он ничем не отличался от себя прежнего, он ел и пил, улыбался, глядя на проказы младшего брата, отводил глаза в сторону при виде госпожи Делани, беспокоился о матери, которой не видел с самого ее возвращения домой, смеялся шуткам Райана Рексфорда, приезжавшего навестить товарища, но внутри него поселилась какая-то равнодушная пустота. Вначале она тревожила его, заставляя то и дело прислушиваться к себе в тщетных попытках вернуть безвозвратно ушедшее, но потом это прошло. Все проходит. День сменяется днем, боль утихает, воспоминания теряют свои очертания, даже чувство вины не вечно, и оно когда-нибудь растворится в прошлом. Так лучше. Так и должно быть.
Нейл не думал о том, что принесет ему завтра, не думал о предстоящем и, увы, неизбежном разговоре с отцом, который тот по какой-то одному ему известной причине всё откладывал, не думал о своих приятелях, не думал даже о Сандре. Он смотрел на мир вокруг, не ощущая себя его частью — это было странно, непривычно, но это дарило спокойствие. А что еще, в сущности, нужно магу?..
Лишь пруд, обмелевший и грязный, похожий на замшелое старое зеркало, все так же тянул его к себе — и Нейл не противился зову. Он приходил сюда вновь и вновь, сам не зная, зачем, и до рассвета сидел, завороженно уставясь на неподвижную, подернутую маслянистой ряской черную воду. Луна не отражалась в ней. Не кружился по поверхности хоровод белых кувшинок, не вилась роем мошкара, не квакали лягушки — он был тут один живой, только он один.
…Позади, со стороны садовой дорожки, донесся звук чьих-то шагов. Для Мелвина уже слишком поздно, подумал Нейл, а для кого-то из бойцов магистра щита — слишком явно. И юбки не шуршат. Значит, время пришло.
— Добрый вечер, отец, — сказал молодой человек, не поворачивая головы. Герцог эль Хаарт, приблизившись, окинул взглядом тихую полянку и опустился на скамью рядом с сыном.
— Скорее, ночь, — отозвался он. — Впрочем, она сегодня действительно недурна. Ты что же, и спишь тут, Нейлар?
Тот покачал головой. Спал он теперь все больше днем, и его светлости, вне всякого сомнения, это было прекрасно известно. Помолчали.
— Как мама? — спросил Нейл. — До сих пор не встает?
— Пока нет.
Сын отстраненно кивнул. С тех пор, как родители вернулись, дверь в спальню герцогини всегда была закрыта, и внутрь не допускался никто, кроме ее мужа и госпожи Делани. Мелвина это не особенно расстраивало, а Нейл, смутно догадываясь о причинах такого затворничества, с инициативой не лез. Да и кто бы ему позволил?
— По крайней мере, — сказал он, только бы что-то сказать, — аппетит к ней вернулся. Уже хорошо.
