Журавлев разозлился:
- Не все здесь так просто... Давай не будем...
- Дело хозяйское, - бросил Дроздов. - Одно лишь скажу - засухарился ты, тогда нечего бумагу марать да ныть. Наверху тоже не дураки. Взялся за гуж, так молчи тогда... в тряпочку.
Журавлев внимательно и зло оглядел его.
- А я тебе, во-первых, ничего не говорил, - совсем другим, жестким тоном бросил после паузы. - И с тобой разговора не начинал. Вообще я тебя не знаю! Хватит! - неожиданно громко крикнул он. - Не знаю тебя!
И отвернулся, накрылся одеялом.
А Дроздов хлопнул пару раз, аплодируя ему. Бросил в форточку окурок, лег. Все ясно, нервный тип, себе на уме. Пусть сам со своей жизнью разбирается. Видимо, все его в ней устраивает...
Так Медведеву и доложу.
ЗОНА. ДРОЗДОВ
Какой же народ все-таки темный бывает, света не видящий...
Встретил я однажды деревенского дурачка, а жил он около того монастыря, где я белоголовую монашку встретил. Приходил я к нему, садился рядом, мычал он мне что-то на своем идиотском языке, смеялся.
А еще занятие у него было, от которого отвлечь ничем было нельзя, даже куском хлеба, а он голодный был всегда. Монашенки его из жалости подкармливали...
Стояла там на пригорочке часовенка полуразвалившаяся. Монашенки ее отремонтировали, побелили, а над дверью повесили колокольчик, звонил он в непогоду да от ветра, тихонько так. И будто все звал, манил он этого блаженного, все крутился тот подле часовенки и целые дни мог проводить за идиотским занятием: сняв свой разодранный ботинок, набрасывал его на этот колокольчик. Бросает, слушает звон и смеется, да снова бросает. И так весь день... Мне монашка говорила:
- За этим занятием у него вся жизнь и проходит.
- А что ж не поможет ему никто, не закинет ботинок этот дурацкий? спрашиваю.
- А это бесполезно, - молвит она задумчиво так, - все равно не повиснет он на колокольчике. Пусть кидает, так на роду написано ему, видать...
Но вот в один из дней, когда мы проходили мимо, я возьми да вырви из рук дурака ботинок. Рассчитал я расстояние, примерился и, найдя нужное положение, бросил.
И повис ботинок. Повис!
Легко и просто так получилось.
Он, дурачок, сначала ничего не понял, пальцами у разинутого рта водит, не верит глазам своим. А когда понял наконец, что произошло, что тут с ним случилось! В ужасе смотрел на ботинок висящий, потом заколотило его, пал на землю. Вскочил, звуки страшные издает, бесится, на нас наскакивает. И побежали мы от часовенки. А когда отдышались, говорит мне монашка:
- Вот как просто можно убить человека.
- Тогда давай я достану ботинок!
- Нет, - отвечает, - теперь он уйдет и сюда больше не вернется. Это единственный внук бывшего председателя сельсовета... сын спился и замерз... А сам он в двадцатые годы разорил наш монастырь... колокола сбрасывал, иконы жег, бесноватый комсомолец... вот и аукнулось...
ЗОНА. ВОЛКОВ
Вызываю я этого бомжа. Приплелся, блатота чертова, лыбится.
- Что знаешь о Журавлеве?
- Ничего...
- Как ничего? А твое заявление майору Медведеву о словах Журавлева, что он ночью тебе сказал?
- У Журавлева и спросите...
- Ты меня не учи, у кого что спрашивать! Лучше скажи, кто еще знает о финтах Журавлева.
- Никто.
- Все, свободен.
- И что?
- Ничего, свободен.
"И что?" А это не твое собачье дело, свободен...
Доложил Львову - так и так, еще один знает о нашем бухгалтере. Поморщился тот, поматерился. Потом дверь плотно прикрыл, долго на меня глядел и говорит:
- Слушай, вся эта история мне очень не нравится. Жили мы, жили, горя не знали, все считал нам бумажный червь этот, а срок у него такой, что нам с тобой хватит до пенсии с его ума питаться. Ушлый черт, зараза, в своих дебетах-кредитах... И что теперь? Если его оправдают, а Дроздов наверняка ляпнет, что держим невиновного. Отпустят на свободу такого бухгалтера! Ему цены нет! А нам как без него? В общем, понял ты меня... знаешь, что делать? Только согласовывай со мной каждую разработку.
- Все будет нормально, сделаем.
Вернулся к себе, смотрю список свиданок - мать этого Дроздова тоже тут. И у меня сразу как-то все прояснилось, что делать-то надо...
Сделаем... не впервой...
ЗОНА. ФИЛИН
Припухать тут срок до звонка мне уже совсем не в жилу, надо линять. Потому и нанялся к Волкову, теперь гроши появились и новые возможности. До него закрутил дело с одним прапором, но того взяли на наркоте, уволили, я и заскучал.
В Зоне "общака" нет, Волков все под себя подгребает, вынюхивает и сразу в карман себе, никакого подогрева для тех, кто залетел, нет уже, все перекрыл, скотина. Вот мне хорошо, я потому что с ним. А тем ребятам, что сами по себе, - тяжко.
Да, не та уже она, Зона, скурвилось все, отдали власть ментам.
В прошлой ходке я кум королю жил, всегда при бабках, но и Зона другая была, все там схвачено ворами было, а не погонниками.
Тогда и в бега не надо было, спокойно досидел, не бедствовал. А тут другое. Тоже проблем ни с кем, кроме Мамочки придурочного, нет, но... боюсь я. Боюсь Волкова, всех их...
Как вон они ребят палят на наркоте, так и меня подловят и сдадут когда-нибудь, что у них на уме, не допрешь... А еще хуже - если кто прознает про мою с Волком дружбу, тут вообще на пику посадят. Потому лучше от беды подальше, самому сквозануть вовремя...
А то ведь с моим характером... Остановиться никогда не могу, концы в воду прятать терпежа не хватает. И здесь, и там, на воле. Здесь на картах живу, но это же мелочь - "капусты" в Зоне нет, все уж выиграл, должники не рассчитываются, тоска...
Включил я в радиорубке магнитофон, надел наушники и поплыл в кайфе. Вилли Токарев балдеет в своей Америке, не то что мне тут достаются одни объедки цивилизации. Вызвал я к себе додика, Голубева, нежный такой, но уже надоел.
Голубой, как обычно, примостился под столом и полез ко мне в штанину. Ну, тут я вообще уплыл от минета. Закрыл глаза, и привиделось мне, что я обнимаю чуть ли не Софи Лорен. Да так стало хорошо, что я забыл, где нахожусь. А когда очнулся, ничего не понимаю, где я, что я?!
А тут рожа Голубка моего выползает из-под стола, просит на заварку, сигарет и кайфу немного. Пришлось подогреть, иначе больше не придет, сучка. Все продается в этом мире, даже секс. А ведь молодой, красивый, действительно на Софи Лорен похож.
- Слушай, так ты у меня уже целый детский сад выдоил, - говорю я ему печально. А он, дурашка, только моргает глазами, не знает, что и ответить. Ну, ладно, иди, не мешай кайф ловить.
От услады зевнул я глубоко, да не один раз, и упал в свои грезы, пока меня не дернул к себе на разговор мой шеф, Волчара. Надо же, Клоп, неужто я не заслужил лучшей кликухи, погонялы? Обидно, я ему все наружу - и что взамен? Одни обещания. Мог бы и посолиднее что придумать. Ну, например, Штирлиц, что ли...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Расчеты, передача анаши и таблеток, вся механика отношений меж Филиным и его боссом Волковым проходила через невзрачного цензора Зоны, тихого человечка по кличке Пятнадцатилетний Капитан. Пятнадцать лет Меринов ходил в этом звании в милиции. Там прославился занудливой прилипчивостью ко всем по поводу и без, неудержимой болтовней. В то же время он относился к категории людей безвредных, добродушных и еще вдобавок совершенно никчемных. К своим пятнадцати годам он прошел все службы в отделе внутренних дел, успел поработать в разных отделениях милиции, а потом устроился цензором в Зону... Где его подловил на чем-то и быстро прибрал к рукам Волков, сделав своей шестеркой.
Цензор имел свою каморку, где и производились переговоры и отстегивались любящему денежку оперативнику проценты от его могучей посреднической деятельности.
Вот и сейчас, по установленному графику, дежурил Филин у барака, напротив окон кабинетика Мерина, ожидая своего визави.
Поскрипывал под ногами снежок, утихла метель, что колобродила два дня, морозный воздух бодрил и жег. Так же было в зиму минувшую, вспомнил суетящийся Филин, в Москве, около ресторана "Прага". Долго тогда бродили они со своей Дюймовочкой, расфуфыренной дамой Буяновой по ночному Арбату. Миловались, хохотали.
