Виктор Алексеевич повнимательней посмотрел на соседа: шутит он или на самом деле намерен купить картины – и вдруг, махнув рукой, предложил условие:

– Хорошо, покупайте. Только давайте так, по-товарищески: не хочу прослыть обдиралой. Сколько даете за эти три работы?

Валерий посмотрел еще раз на портрет Высоцкого, на понравившийся пейзаж и красавицу-натурщицу и, так же махнув рукой, объявил:

– Полтора миллиона рублей хватит?

Виктор Алексеевич вскинул брови, прищурил один глаз – с вопросом, верить или не верить, – но тут же протянул руку и согласился:

– Давайте, коли не шутите!

– Можно забрать? – спросил Валерий.

– Можете, конечно. Но тогда хотя бы скажите, когда я эти деньги получу.

– А сейчас и получите. Нам же приказали здесь не топтать, не заметать следы. Пройдемте ко мне, и я вам отдам полтора миллиона.

– Вы что, деньги на даче держите?

– А вы предпочитаете в банке?

– У меня все в наличных, – улыбнувшись, ответил Виктор Алексеевич.

– А у меня все в сейфе, а дача под охраной. Слышали о такой компании – «Гольфстрим»? Так вот, они по тревоге за пятнадцать минут приезжают – проверял. Пойдемте ко мне, из моих окон ваш участок как на ладони. Приедет полиция – вернетесь к себе.

Они сняли со стены картины и не торопясь пошли мимо заросшего участка Горина к роскошному особняку Валерия.

Начальник полиции Игнатов – щуплый, ушастый, похожий наЧебурашку подполковник – ненавидел Горина. Ему часто приводили Горина в пример и как хорошего руководителя, долгие годы поддерживающего в районе порядок и как делового человека, сумевшего после отставки стать успешным бизнесменом. Поэтому, когда Горин потребовал у нового начальника полиции вмешаться по поводу дагестанцев, без разрешения построивших рядом с его запрудой пристань, первое, что сделал Игнатов, – это позвонил хозяину рынка, брату известного предпринимателя Байсурова и… наябедничал. В конце Игнатов добавил, что Горин направляется на реку качать права, и не исключено, что едет не один, а с друзьями.

– Вам бы послать туда кого-нибудь, чтобы пристань и лодки были под охраной. И еще, – тихо зашептал Игнатов в трубку, чтобы даже секретарь не слышал, – Горин меня просил с вами разобраться, так что я вам звонил и просил не раздувать кадило, а по-хорошему договориться.

Они попрощались, а Байсуров тотчас позвонил старику Саиду, доложил ситуацию и долго выслушивал от «главного мюрида» инструкцию, которую следовало выполнить.

Отправив своего помощника, рябого и неопрятного дагестанца по кличке Терка собирать ребят, Байсуров прикинул, что если действовать по предложенному стариком Саидом плану, то беды не избежать, и решил вместо себя послать на реку со своими дагестанцами еще двух русских охранников, бывших борцов и отпетых уголовников.

Вскоре все собрались, и, получив инструкцию, вся компания с разными задачами, но единым планом поехала на двух машинах на реку. Двое русских получили особое задание, поэтому захватили с собой оружие. Оба были взвинчены и для уверенности ширануты.

В это время Горин уже прибыл на место. Он не был здесь по причине гастролей своей подруги в Иркутске целый месяц, и, увидев перед своей запрудой новую пристань, сделанную без согласования, пришел в такую ярость, что чуть не задушил единственного охранника этой пристани. Это был малый лет семнадцати, который здесь с пристани ловил рыбу и за небольшую плату охранял этот «новострой». Богатова с трудом оттащила своего бугая от мальчишки и, усадив в небольшом домике за стол, стала угощать захваченными с собой продуктами. В ход пошел десятилетний армянский коньяк и виски, балык, икра и даже омуль. Мясо, приготовленное на шашлыки, издавало чудесный запах свежего продукта – наперченного и настоянного в мякоти киви. Горин разделся, дважды искупался, выпил еще, и постепенно в нем заиграло ретивое.

– Это же надо, как они распустились, – говорил он Татьяне, которая сновала между столом и мойкой, приготавливая овощи к салату. – Раньше, при мне, эти засранцы четверть районного рынка держали под контролем, а теперь – все восемьдесят, – возмущался он, все время посматривая на ненавистную пристань, к которой вдобавок были пришвартованы три новые лодки. – Я этого Игнатова в бараний рог согну, если он этот Вавилон не снесет.

Горин был в плавках, сидел в кресле, закутанный большим красным полотенцем с черным абрисом тигровой морды, и походил на японского борца сумо, готовящегося к бою. Дважды он еще звонил Игнатову, но секретарь строго отвечал, что начальник РУВД занят – идет совещание. Как ни кричал Горин, что это звонит он – полковник Горин, ответ был один и тот же: «Не положено! Игнатов занят!» В какой-то момент чаша его терпения переполнилась, он вскочил, откинул кресло и ринулся в сарай. Отперев дверь и яростно бросив в сторону замок, он достал бензопилу, одним рывком завел ее и ринулся с этим «оружием» к пристани. Сваями у пристани были деревянные электрические столбы, повсеместно замененные в районе бетонными. Дагестанцы собрали этот бесхозный и не убранный электриками материал и на нем возвели великолепную пристань с небольшим домиком посередине. Затем наняли сторожа – семнадцатилетнего еврейчика Гошку, жившего неподалеку, пообещали ему, что он будет к восемнадцати годам директором ресторана, и практически стали контролировать реку. Вскоре они за бесценок начали скупать рыбу, продавать русским рыбакам паленую водку, доставлявшуюся им из Осетии, и даже предлагали шашлык, который готовили прямо на берегу в длинных, наскоро сваренных из металла мангалах. Итак, ресторана еще не было, но весь уклад и способ организации поречного пространства давал понять, что вскоре здесь будут большие дагестанские палестины и откроется еще одна точка заработка этого смелого, надо заметить, непьющего, предприимчивого народа, быстро осваивавшего пространство ослабленного, спивающегося с круга и вымирающего русского народа. Таким образом, не получив правового статуса, однако на основании теории Адама Смита о том, что свобода каждого человека действовать в своих экономических интересах обеспечивает благодаря «невидимой силе» максимальный экономический выигрыш для общества, эти пришельцы организованно захватили берег реки и готовились сделать здесь прибыльный бизнес. Никому из местных русских это не могло бы и прийти в голову, потому что река всегда была общим богатством, не пришло это в голову и китайцам, производящим неподалеку сельхозпродукты и арендующим здесь огромную территорию, так что их теплицы издалека казались разливанным морем, а вот Байсурову и его команде это пришлось по вкусу, и, заручившись негласной поддержкой начальника полиции Игнатова, получившего за это приличную сумму, пристань стала фактом речного хозяйства. До ресторана оставался один шаг, и на этом пути неожиданно возник Горин.

Он был в одних плавках, могучее его тело рухнуло в воду, и, держа над водой наперевес бензопилу, он ринулся к пристани, отмахиваясь от пытавшегося его остановить еврейчика Гоши. Найдя место между водой и ближайшим столбом, прочно вбитым в дно реки, он вскинул бензопилу над головой и на вытянутых руках стал пилить первый столб. Он поддался, и тогда Горин принялся спиливать подряд все столбы и крепления между ними. Казалось, что какое-то громадное речное чудище, чертыхаясь, скрипя зубами и непрестанно разбрасывая тучу брызг, борется с чудовищем, нагло, без приглашения приплывшим на не свою территорию. Сила у Горина была столь велика, что пристань вначале заходила ходуном, стала от быстрого течения сползать со спиленных столбов и наконец шлепнулась в воду, разбросав всюду брызги. Из-за металлических креплений, к которым были прикреплены перила, пристань не смогла удержаться на воде и медленно стала погружаться; лодки, причаленные к ней, тоже потянулись за веревки под воду и, упершись носами в дно, встали стояком, как громадные поплавки.

Река Басурманка была быстрой, рыбной и прохладной. К середине лета она мелела, но оставалась красивой, берег, заросший ивняком, невысокой осокой и стрелолистом, тянулся извилисто и притягивал в эти места не только рыбаков, но и художников. Рыбаки делали в камышах на заиленном грунте широкие прогалины и держали в ивняковых зарослях разные приспособления: рогатины, металлические усики-поддержки, чтобы ставить на них удочки. Горин любил здесь рыбачить и знал и уважал тех, кто рыбачил в этих местах. Вот почему бесцеремонное вторжение в дорогое для него и его друзей место было не только противозаконно, но выглядело вызовом устоявшимся здесь десятилетиями правилам. Он прикинул, как к его поступку отнесется местное рыболовецкое братство, и решил, что большинство его поддержит.