И что, кто-нибудь об этом шумит? Так, краем уха услышишь, что задачи, сформулированные в президентском послании, выполнены на 10 %, да и то криво и после прямого воздействия.

– Ну и к чему ты такое говоришь о правительстве?

– К тому, что у членов правительства, у нас с тобой и у десятков миллионов наших сограждан нет ни малейшего понимания, куда движется страна. Вспомни, чему ты меня учил: «Тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить. Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его все были хлеба». И ведь в этом ты был прав, папа. Но сегодня не только не хотят знать, для чего жить, но и молчат об этом. Правду сказать никто не хочет – все боятся! Так всем легче! При этом меньшинство живет как никогда в России, а большинство бедствует. Разница в доходах между богатыми и бедными примерно в 30 раз. Если ежемесячно разделять деньги России от продажи ресурсов за бугор, то выйдет минимум по десять тысяч долларов на каждую душу. Как говорит мой любимый экономист и преподаватель нашего университета Георгий Николаевич: «Бывшую сверхдержаву перемонтировали в сырьевую периферию мирового хозяйства».

– Это что, фрагменты из твоей диссертации?

– Угадал, это приложение по статистике.

– И зачем тебе нужна для диссертации сомнительная статистика? Ты лучше напиши под грифом имярек следующее: «Мне кажется, что Россия почти единственная страна, которая говорит миру правду». Рано или поздно мир это оценит. Мы, дочка, великая страна! А статистика, а тем более всякая западная брехня – это из басни Крылова о Слоне и Моське. И нам надо на это смотреть как на неизбежность. С тех пор как появился на карте СССР, который победил Германию, они до сих пор не могут прийти в себя.

– Вот с этим я согласна: если бы СССР удалось сохранить и законсервировать на уровне простого воспроизводства, то 80 % жителей РФ жили бы более чем в три-четыре раза лучше, чем сейчас. Так что история древнего Рима повторяется. Поэтому, отец, давай не будем заниматься поисками смыслов, а сосредоточимся на твоем счастье. Когда у тебя встреча с Татьяной у мольберта?

– Скоро, через полчаса.

– Работа закончена?

– Практически да.

– Вот ты возьми и увяжи конец работы с признанием, что без нее жить не можешь. И не отходя от мольберта сделай ей предложение. Надо брать быка за рога. А то на следующих гастролях у нее обязательно найдется какой-нибудь длинноволосый, который захочет ее охранять и заодно насладиться признанием.

Дрожжин за последнее время чаще общался с дочерью по телефону, поэтому, когда Ольга в этот приезд начинала что-то говорить в таком духе, терялся и не мог понять, где она этого всего нахваталась. Потом вспомнил о том, что дочь готовит диссертацию, стала работать и печататься, и ему пришла мысль, что он прозевал, когда она повзрослела и стала такой незаурядной личностью.

– Насчет меня ты, может быть, и права, – сказал он под конец этой очередной стычки, – но о правительстве, да и вообще о политике не впадай в такой диссидентский тон. Не люблю я этого пренебрежительного отношения к власти и нашей жизни. И потом, это небезопасно.

– И я не люблю, папа. Но что поделаешь, наше «правое дело» остановилось. А всякий застой порождает желание его преодолеть, а с этими людьми это не получается.

– Ну конечно, с другими все получится.

– Не обязательно, но есть шанс. Не люблю длинных цитат, но одну запомнила, потому что она является эпиграфом к моей диссертации: «Будущее принадлежит только тем людям, которые достаточно порядочны, чтобы раскаиваться, и тем людям, у которых хватает сил, чтобы исправить свои ошибки».

– Это кто же так красиво рассуждает? – раздался голос Татьяны Георгиевны, незаметно вошедшей в дом.

Увидев певицу, Ольга сразу переменилась, сообщила, что цитата не из кого-нибудь, а из самого Байрона, и стала предлагать гостье до начала работы выпить чаю. Богатова пришла раньше назначенного времени, была одета в платье, в котором она позировала, и поэтому, обернувшись к Дрожжину, спросила:

– Если маэстро разрешит своей подопечной до работы выпить чаю, то я готова.

В это время у Ольги зазвонил мобильный.

– Танечка, извините, я на минутку, – проговорила Ольга и побежала на балкон. Она ждала этого звонка и не ошиблась – звонил Валерий.

– Вы куда пропали, мой друг? – набросилась она, поняв в эти два дня, что ей скучно и не по себе без этого человека.

– Я пропал по неотложным делам и послезавтра к вечеру, скорее всего, вернусь.

– Вы обещали ненадолго, а пропали почти на целую неделю. У вас что, сессия с молодыми студентками?

– К сожалению, есть проблемы помимо студенток. Но одно я не могу понять: что случилось, что мы перешли на «вы»? В чем я виноват?

– Случилось то, что мне кое-что нужно из вашей библиотеки, а также случилось и то, что я разленилась и ничего не делаю. А потом, ты обещал мне, что будем ходить на речку.

Последнее «ты» успокоило Валерия, и он заверил, что больше пропадать не будет и послезавтра утром появится у калитки с цветами и фруктами.

– Посмотрим. Кстати, что за фрукты? – капризно спросила она.

– Разные.

– Груши есть?

– Пока нет, но будут.

– Хорошо, тогда послезавтра в восемь утра жду внизу у моего балкона.

– С плащом и шпагой?

– Нет, только со шпагой. До встречи, Ромео.

Она отключила телефон и вернулась на кухню.

Здесь уже закипал чайник, а Дрожжин хлопотал вокруг стола, нарезая сыр и брынзу. К общей радости, нашлось полбанки яблочного джема, который любила гостья. Стали чаевничать и вести светскую болтовню на разные темы.

Когда решено было наконец пойти работать, Богатова попросила минуту внимания.

– Поскольку сегодня последний сеанс, я, как мы договорились, приготовила ужин и намерена с вами, Виктор Алексеевич, и, конечно, с Оленькой отметить окончание работы.

– Хорошо, отметим, – быстро согласился Дрожжин и обернулся к дочери. – Ты согласна?

– Папа, это прекрасная идея, но мне только что звонили. И у меня вечер, к сожалению, оказывается занят. И потом, я должна работать. Я здесь обленилась вконец. Все, я вас оставляю.

Перед уходом она незаметно, но выразительно посмотрела на отца, взяла со стола большую кружку недопитого чая и пошла к себе.

Как только Ольга вышла, Богатова подсела ближе к Дрожжину и таинственно прошептала:

– Теперь мы с вами навсегда рядом.

У Дрожжина округлились глаза, он подумал, что Татьяна слышала, что Ольга пророчествовала в их адрес.

– Таня, ты прости Ольгу. У меня у самого от нее голова идет кругом, за последний год она сильно изменилась… Критикует все подряд, в том числе и меня.

– Перестань, у тебя прелестная дочка: и умница, и красавица, – отвечала Татьяна, доставая из принесенной папки какую-то бумагу.

– Она фантазерка, ей не терпится сделать всех счастливыми. Но она права, я действительно должен сказать тебе, Таня, что-то очень важное.

– Давай по очереди, Виктор. – Она с нескрываемой гордостью протянула ему бумагу и объявила: – Я ее нашла.

– Что это?

– Дарственная на мое имя. Это копия, но заверенная, с подписями и печатью. Теперь я официально ваша соседка, дорогой Виктор Алексеевич. Когда Миша вручил мне дарственную на этот участок, я отнеслась к этому сдержанно и даже равнодушно. Все равно, думала я, на этом участке конь не валялся, пусть будет мой, если ему так хочется. Но когда меня выгнали из его дома, украли оригинал этого документа, да еще унизили, выставили вещи, хотя я заявила о своей готовности оплатить все – похороны, поминки, место на кладбище, а вместо доброго слова со мной даже разговаривать не стали, во мне закипела прямо-таки злоба на этих родственников. Правильно сказано: «Последний раз надоедаешь родственникам в день похорон». Видеть их не могу! Я все пороги оббила к Игнатову, а из них никто даже не появился. Марина, его бывшая жена, заявляет: «Умер – что тут поделаешь, такая судьба». Как тебе это нравится?