2

Дворец вице-короля в Акебаре внешне довольно скромен, он двухэтажный, выстроен из белого камня, имеет на фасаде семь колонн, подпирающих просторный балкон с резными перилами, и по занимаемой площади, пожалуй, поменьше доброй половины особняков местной знати. Построили его при втором вице-короле, тому назад уже шесть десятков лет, и с тех пор меняли только внутреннюю отделку да обстановку. Ничего удивительного: основная деятельность вице-короля проходит в акебарском Доме приёмов, который за время существования Марки уже третий, да и этот успели пару раз перестроить - чиновников всё больше, и нужно место, чтобы их размещать.

Тем не менее, нынешний вице-король, дука Ансаль Годрэ из Мезалии Аттоуской, предпочитает личными делами заниматься всё-таки в своём дворце, где всё сделано по его - и его жены - вкусу, где уютно и куда пускают далеко не всегда и не всех.

Дворец вице-короля - его собственное, личное пространство. Он здесь отдыхает от забот и тяжёлой, кропотливой работы по управлению Маркой.

Второй этаж отведен под жилые покои. Он весь прошит анфиладой проходных комнат, соединённых резными позолоченными дверями; каждая комната отделана в своём стиле и в своём цвете. Одна из них - белая малая гостиная, где стоит небольшой стол маркетри (всего на шесть человек) с тяжелыми стульями, обитыми белым шёлком в мелкий пёстрый цветочек, а штоф на стенах, над полированными панелями из светло-кремового узорчатого капа абетулы[1], чисто белый и покрыт геометрическими узорами из тонких чёрных линий, незаметными уже шагов с пяти.

Сейчас белая малая гостиная освещена пополуденным акебарским солнцем, беспощадную яркость которого приглушает прикрывающая окно сверху маркиза из тщательно выбеленного полотна. Стол со стульями сдвинут к дальней от окна стене, а сразу под окном стоит громоздкое кресло, в котором удобно устроился хозяин дворца. Перед ним громадный мольберт, на котором укреплён обширный, высотой больше половины роста, холст на подрамнике. За холстом же, с палитрою и сразу пятью кистями в левой руке, находится чернявый малый лет тридцати, с подвижным лицом, украшенным совершенно кошачьими усиками из редких волосиков, растущих над углами рта: это Роке Даллод по прозвищу Животворный, довольно знаменитый, несмотря на молодость, художник-портретист, непревзойдённый мастер света и тени, выписанный вице-королём аж из Виньера, общепризнанной культурной столицы мира.

Портретист одет в длинную, изгвазданную красками, тёмно-коричневую робу, под которой не видно его обычного светского платья.

Вице-король сидит в удобной, но статичной позе вот уже полтора часа. Ему скучно и жарко, потому что кресло - прямо на солнечном пятне, хоть и смягчённом прозрачной тенью от маркизы. Он, как и в предыдущие сеансы, пытался поговорить с художником, но тот неважно знает имперский язык, а вице-король - язык Синтары. К тому же художника сковывает этикет, и поэтому общение их поневоле скудно и формально.

Но положение обязывает, и портрет вице-короля кисти лучшего художника мира (из тех, кого можно было уговорить проплыть полсвета в Марку) будет украшать Дом приёмов в Акебаре.

В гостиной тихо, только шелестят занавеси, да слышно тяжеловатое в силу возраста и комплекции дыхание почти пятидесятилетнего вице-короля и свистящий шорох робы художника, когда он двигается.

В это время года в середине дня Акебар и окрестности накрывает такая тяжёлая влажная духота, что днём многие стараются лечь спать где-нибудь в дальнем углу дома, у толстенной каменной стены, выходящей на теневую сторону, да чтобы ещё сквознячком овеивало.

Вице-король тоже бы прилёг (и он через вдох не может сдержать зевоты), но это время дня - единственное, которое он может не посвящать работе (ну, не считая позднего вечера, когда превыше всего - семья, но кто же пишет портреты в темноте?).

По случаю жары все двери в анфиладе открыты, и лёгкий сквозняк приносит видимость облегчения. Благодаря этому же слышно, когда кто-то ходит в других комнатах - правда, редко: слуги стараются то ли не мешать хозяину, то ли поменьше быть у него на глазах; дежурная охрана где-то на первом этаже, и только горничная иногда осторожно заглядывает в одну из дверей: нет ли каких пожеланий?

Но вдруг из дальнего конца анфилады тихонько доносится ритмичный скрип лестницы, потом уверенные шаги сапог со шпорами по навощённому паркету - и в комнату, обмахиваясь шляпой, заходит рослый и худой мужчина с аккуратно подстриженной растительностью вокруг рта, длинными, до плеч, каштановыми волосами, весь в чёрном, за исключением снежно-белых воротника и манжет, выпущенных из-под камзола, да ослепительно надраенной золотой цепи толщиной в палец, на которой висит, болтаясь на груди, маленький, но тяжёлый знак Общества Мышеловов[2] в виде золотой дохлой мыши с бриллиантовыми глазами.



[1] Так в Империи называют то, что у нас зовётся 'карельская берёза'.

[2] Знак Общества Мышеловов - по нашим понятиям орден, что-то вроде Андрея Первозванного или Золотого Руна. По обычаям тех времен, это на самом деле признак принадлежности к организации, как сейчас сказали бы, 'с клубным членством', куда принимают с согласия имеющихся участников. Общество Мышеловов организовал прадед нынешнего Императора (отца Йорри), на какой-то пирушке, где были только свои, поспорив, чей кот больше наловит мышей. Через неделю подвели итоги, и Император объявил, что все, у кого коты наловили более десятка мышек, объединяются отныне в Общество Мышеловов. На самом деле он таким образом кого-то приблизил, а кого-то удалил, что и было его целью. Написали статут, который с тех пор мало менялся. По статуту, членом Общества Мышеловов может быть лицо не ниже дуки, принятое на основании консенсуса всеми действующими членами Общества и ежегодно вносящее на его нужды не менее пятидесяти тысяч двойных имперских эльресиев золотом. Членство в Обществе пожизненное, не передаётся по наследству, на место выбывшего должен быть не более чем за три дня избран новый член (что предполагает наличие постоянной очереди желающих). Выбыть член Общества может либо по случаю смерти, либо с согласия всех действующих членов за поступок, порочащий честь, либо при нарушении двух основных правил Общества, касающихся денежного взноса и мышей (см. далее).

Всего членов общества может быть не более двадцати.

Да, и член общества обязан иметь не менее одного кота-мышелова и представлять распорядителю Общества не менее десяти мышей еженедельно, с признаками поимки и умерщвления котом. За этим следят очень внимательно.

3

- Приветствую тебя, дорогой мой кузен, - заявил этот человек, которого звали дука Местрос Фаба из Мезалии Аттоуской, комес Ретавии, Малкиона и Астрильда, один из самых богатых и влиятельных магнатов Империи - и третий, наверное, вельможа по значению в доме Аттоу.

Никаких имперских должностей он не занимал, но ослушаться его приказа могли, пожалуй, только Император, глава дома Аттоу, вице-король Марки и маркомесы. Остальным встало бы себе дороже.

Дука Местрос контролировал войско из пятнадцати компанид, каждая от одной до полутора тысяч человек, с кавалерией, артиллерией и прочим снаряжением. Не всякая страна могла таким похвастаться. А когда родня интересовалась, сколько у него кораблей - он небрежно ответствовал: 'Да не помню я... где-то два, три десятка... их всё время строят и топят, строят и топят - разве посчитаешь...'.

В Марку он приплыл на одном из тех самых своих кораблей, примерно на неделю позже, чем привезли примеса Йорре. Привёз из столицы важные новости про состояние здоровья Императора и планы дома Аттоу. И с тех пор каждый день заявлялся к кузену поболтать - вроде бы, о пустяках, но на самом деле о вещах серьёзных и важных, которые умудрялся сообщать вскользь, легкомысленным тоном.