Через полчаса всё было уже в порядке: стража принесла Императору должную клятву (во главе с каваллиером Горжи, который от стараний покраснел еще больше, настолько, что Доранту стало за него страшно), для размещения войска были предоставлены казармы, а Император со свитой проведены в дом приёмов. При этом выяснилось, что гуасил своей волей арестовал наместника, который собрался было затвориться в крепости и воевать на стороне вице-короля 'супротив самозванца'. Дряхлая крепость была еще в худшем состоянии, чем в Кармоне, и слова доброго не стоила (правда, ворота были целы, в отличие от кармонских). Да и полсотни стражников, составлявших гарнизон, вряд ли годились для боевых действий, но сейчас любая задержка была бы некстати - так что каваллиер совершил едва ли не подвиг.

Поэтому Кинтан Горжи, внезапно оказавшийся дальним родственником жены гильдмайстера (разумеется, с той стороны, которая была не из дома Аттоу, как вы могли подумать!), был Императором обласкан и тут же назначен командовать пехотой. При этом ему, однако, жёстко указали на необходимость во всём подчиняться Доранту и выполнять его любые указания; сам же Дорант назван был имперским главнокомандующим, отчего впал в недоумение и задумчивость.

Гильдмайстера Император столь же внезапно представил как имперского министра торговли и финансов (тот заметно вздрогнул) и велел по всем вопросам, связанным со снабжением, консультироваться с ним.

Остаток дня прошел в неизбежных хлопотах и разрешении всяческих вопросов, в том числе неприятных - пара боевых слуг одного из кармонских дворян была замечена за вытряхиванием кошелька у местного жителя. По делу, надо было бы их повесить, в назидание прочим, но людей было и так в обрез, так что Дорант ограничился приговором к тридцати розгам каждого.

Император, тем временем, выступил пред народом, собравшимся на офисиаде, и сделал это довольно успешно. Откуда что взялось? Юноша с ломким голосом говорил громогласно, умудрился при этом ни разу не пустить петуха, польстил самолюбию горожан, возложил на них надежду и ответственность за благополучие государства, умеренно пообещал разнообразные блага после восстановления справедливости и принятия им под свою руку всей Империи, и не забыл призвать добровольцев вливаться в имперское войско.

В результате в дом приёмов вытянулась жидковатая очередь желающих повоевать за Императора, которая к концу дня дала шестьдесят пять конных дворян и их боевых слуг с огнестрельным и холодным оружием, и сто семнадцать пешцев, также по большей части неплохо вооруженных (включая три десятка стражников - остальных пришлось практически насильно оставить охранять город). Секрет такого небывалого энтузиазма крылся в мрачном выражении лица новоиспеченного министра торговли и финансов и в выдаваемых каждому присоединившемуся подъемных.

Впервые за последние дни удалось нормально умыться и лечь спать под крышей (ну, не всем, разумеется - дворянам, их ближникам и примерно двум сотням счастливчиков, кому достались места в трех трактирах, домах горожан и на сеновалах).

Императора и его свиту разместили в доме наместника - он был огромен, много больше, чем в Кармоне, так что места хватило всем. Дорант заснул, как только опустился на постель. Едва успел раздеться.

Среди ночи его разбудила какая-то суматоха. Он продрал глаза, нацепил штаны и сапоги, схватил меч и вышел.

В коридоре, у двери Императора, в тусклом свете свечи, закрепленной в настенном кенкете, кто-то возился, пыхтя и гукая.

- Кто здесь? - Крикнул Дорант, выставив вперед меч.

В ответ завозились еще сильнее. Пришлось приблизиться, и тогда стало понятно, что на полу у императорской двери дерутся двое мальчишек. Дорант поставил меч к стене и разнял драчунов, прихватив за что попалось под руки. Один, поняв, кто перед ним, сразу перестал дергаться, и оказалось, что это Нери. Второй стал бешено вырываться, но после оплеухи тоже затих.

Дорант подтащил обоих поближе к кенкету.

- Ты кто? Что тут делаешь? - Грозно спросил он у незнакомого.

Нери воскликнул:

- Он к Императору хотел забраться! Я под дверью спал, он на меня наступил! У него нож был!

- Не было у меня ножа! Я просто на Императора посмотреть хотел!

- Ночью? - Удивился Дорант.

Неизвестный снова задергался, вырываясь, и почти в этом преуспел, потому что рукав, за который держал его Дорант, вдруг оторвался по шву. Мальчишка рванул было по коридору, но Нери успел подставить ему ногу. Вокруг уже собрались вышедшие на шум Император, Харран, Калле и еще кто-то из свиты - в темноте было не разобрать, так что сбежать пареньку уже точно не светило.

Поднятый за шиворот и хорошо встряхнутый Дорантом, малец завопил:

- Отпустите меня! Я брат Сину Папалазо! Нет, правда... троюродный... - добавил он упавшим голосом, заметив, что имя это никого не впечатлило.

Принесли еще свечей. При их свете стало видно, что мальчишка немного постарше Нери, что нос у него разбит и из него течет кровь, и что одет он в лохмотья, явно видавшие много больше чем одного хозяина.

Ножа в коридоре и вправду не обнаружилось.

Короткий допрос, в ходе которого паренек очень старался не расплакаться, показал, что зовут ночного пришельца Ердар, что он сирота, живет в доме наместника из милости, за что ходит за конями, что ему очень нужно было увидеть Императора (он упёрся и ни за что не говорил, зачем) и ничего плохого он не хотел.

Малого сдали дежурному стражнику и велели запереть до утра, после чего все разошлись досыпать.

8

Наутро Дорант, которого мучило любопытство - кто ж такой этот Сину Папалазо, что на него ссылаются, - отправил Калле поспрашивать местный люд. Оказалось, что персонаж этот весьма в окрестностях Моровера, и аж до побережья, известен, причём слава его была, мягко говоря, неоднозначной. Дорант даже не поверил сначала: он думал, что такое бывает только в пустых романах, которые так любят девицы вроде харрановой Маисси.

Сину Папалазо был классический благородный разбойник, нападавший на купеческие обозы и дворянские кареты, грабивший, стараясь не убивать без нужды, и, по всеобщему убеждению прислуги и городских ремесленников, раздававший деньги бедным.

Дорант знавал такие случаи. Обычно выяснялось, что деньги-то разбойник давал, да не из сочувствия к стесненным обстоятельствам, а за вполне определенные услуги: подслушать, разведать, перепродать что, и тому подобное.

Означенный же Папалазо был известен ещё и тем, что всегда выручал своих людей и жестоко мстил, если их кто-то обижал. Калле пересказал несколько услышанных от кухонных мужиков случаев, сильно смахивавших на эпизоды из романа в изложении малограмотного человека.

Дорант пожал плечами и потребовал привести мальца. Сам он сидел в малой столовой, где на чистой белой скатерти расставили перед ним блюдо со свежевыпеченными булочками, кусок окорока на доске, кувшин молока и сковороду с шипящей яичницей.

По виду приведенного Ердара было сразу понятно, что он не ел давно, а в последний раз ел скудно и невкусно. Дорант велел принести пареньку чего-нибудь пожевать, а пока поделился одной из булочек и налил молока. Тот неуверенно взял - и заглотил еду с такой скоростью, что Доранту за него стало страшно.

Тут малому принесли поесть, Дорант дал ему разрешение заняться блюдами и тоже принялся за свой завтрак.

Позавтракав в молчании, они приступили к беседе. Точнее, Дорант принялся расспрашивать мальчишку. Осоловев от сытости, тот постепенно перестал бояться и рассказал много интересного.

Прежде всего, к Императору ему надо было, чтобы, коснувшись Его Величества, получить от него малую долю удачи и везения. Оказывается, среди прислуги распространено было непоколебимое убеждение, что прикосновение к Императору, а в худшем случае к его одежде, приносит человеку счастье.

Действительно, слуги-то Императора, которым дозволено было в столице касаться его самого, его одежды и личных вещей, всегда поголовно были дворянами, причем жаловалась эта привилегия не каждому, а только лишь самым ближним, обычно из допущенных к государственным делам и доверенных. И даже 'чёрная' прислуга, которая занималась стиркой-уборкой, готовила еду и носила её к императорскому столу, жила покруче многих мелких дворян из провинции.