Альв оказался интересным противником: Дорант и Харран с удовольствием пробовали свои силы в упражнениях с ним. Еще на подъезде к городу, однако, его копьё обломалось. Алебарда оказалась ему не по рукам: раса эта сильна скоростью, но не физической силой. А действовать быстро оружием, которое слишком для тебя тяжело, невозможно.

В городе, у Харрана, Дорант довольно быстро отыскал в оружейной старый клинок, довольно короткий, и потому годный для альва по длине и балансу. У нечеловеческого воина, однако, оказались слишком узкими руки, из-за чего правильно держать меч у него не получалось. Дорант подумал - и решил, что для этого меча альву лучше всего подойдет не рукоять, а древко, длиной почти с сам клинок, чтобы альв мог пользоваться более привычным для него хватом. Удлинить рукоять стоило полдня и пару монет. Результат оказался даже лучше ожидаемого: альв будто родился с этим оружием.

Впрочем, Дорант так и не придумал пока, куда альвов девать и к чему пристроить. Брать их в поход ему очень не хотелось - при всех боевых качествах на альва рассчитывать было сложно: кто его знает, что у него на уме; альва же была бы чистой обузой.

Вечерами, когда чистая публика дома Харрана собиралась на касенду во внутреннем дворе, Дорант часто видел альва, прячущегося в тени дверного проёма и наблюдающего за людьми. Он думал, что незаметен, но его выдавали две светящиеся точки глаз, видимые, когда на них падал отсвет от факелов. Дорант решил рано или поздно приобщить альва к касенде: было интересно, как тот отреагирует и как будет себя вести за столом.

Дорант даже выспросил у воина гаррани и заучил, как у альвов принято предлагать друг другу напиток.

5

Тут в кабинет ворвался Харран, взъерошенный и встревоженный.

- Наместник что-то затевает! Прибежал сейчас Самир, говорит, наместник разослал слуг по всему городу, собирает людей на офисиаду[1]. В полдень будет говорить. От слуг слышно, что прискакал гонец с юга с чем-то важным. Не нравится мне это. Надо бы нам всех своих собрать туда же, на офисиаду, да лучше всего - с оружием.

Дорант сломал, наконец, перо, швырнул его на пол и ненадолго задумался.

- Это будет поздно. Бери самых надежных, человек десять. Сеннер, вроде бы, вчера уже во дворе мечом махал?

- Да, он почти здоров.

- Его тоже прихватим. Пусть у каждого будет по две пиштоли - найдешь столько?

- Да ты же был в оружейной, Конечно, найду.

- Да, и хауды все берем. Через полчаса чтобы все были наготове во дворе у выхода. Идём в дом наместника, надо, чтобы мы первыми узнали новости.

Лицо Доранта скривилось то ли в усмешке, то ли в угрожающей гримасе. Гонец с юга к наместнику мог быть только с вестями от вице-короля - то есть с официальной версией дома Аттоу. Что это может быть за версия - легко догадаться. В их шатком положении нельзя было допустить, чтобы эта версия разошлась по городу: далеко не все сторонники юного Императора были настолько надёжны, чтобы не разбежаться при первом же сомнении в успехе его дела.

Поэтому надо было: во-первых, узнать, что принёс гонец. Во-вторых, если вести неблагоприятны - воздействовать на наместника, чтобы тот правильно понял, что именно должен он говорить людям с балкона дома приёмов в полдень. А если не поймёт - ну, у Императора есть же право наместников не только ставить, но и смещать. За предательство. А буде окажется упорствующим в предательстве, то и казнить.

В принципе, конечно, надо было бы взять с собой Императора - но тот по-прежнему не мог пока опираться на раненую ногу. А для возни с носилками попросту не было времени.

Да, подумал Дорант, вот и получается, что я и вправду комес Агуиры: денег с комиты никаких, а о безопасности Императора и его интересах думать приходится больше, чем кому бы то ни было. И по большей части за свой счёт...

Наместник оказался настолько бестолков, что даже не заперся в своем доме. До полудня оставалось ещё часа два, когда Дорант, Харран и их люди ввалились к наместнику, практически не встретив сопротивления (если не принимать во внимание разбитое лицо одного из слуг, который вздумал задавать вопросы: кто идёт да по каким делам, вместо того, чтобы просто открыть двери. Ну, еще двери выбили, да они хлипкие были - у наместника явно не хватало средств на достойное содержание собственного дома. Ещё бы, при таком количестве детей).

В кабинете наместника Дорант, однако, с первого взгляда понял, что они опоздали. Там уже собралась вся верхушка города: гуасил (без жены!), старейшины всех трёх городских знатных родов, семеро дворян из крупных арендаторов и оба негоцианта, контролировавших основную торговлю Кармонского Гронта. Тут же присутствовал и гильдмайстер Ронде.

Что было хуже всего, каждый из них пришёл с двумя-тремя телохранителями, а при гуасиле было их аж шестеро. И все - вооружены. Немаленький кабинет наместника казался тесным из-за такого обилия людей.

- Доброго здоровья и радости уважаемому наместнику, доброго здоровья и радости собравшимся! - Не растерялся Дорант. - Ваш слуга, - обратился он к наместнику, - видимо, перепутал дорогу: мы только случайно узнали, что вы получили важные вести и делитесь ими с важными людьми. Или вы не сочли важными людьми Харрана из Кармонского Гронта и комеса Агуиры? И Императора?

Наместник, гордо выпрямившись и глядя Доранту прямо в глаза, с вызовом произнёс:

- Мы собирались объявить новости всем в полдень, каваллиер[2].

Это было прямое оскорбление, но сейчас было бы неудачное время и место для крови. Поэтому Дорант холодно заявил:

- Мы - не 'все', ньор Кессадо[3]. Мы - свита вашего Императора.

- А вот это как раз вопрос, - в голосе наместника явно прозвучала издёвка. - Вице-король прислал нам прокламацию, в коей сказано, - он поднял лежавший на столе листок и стал читать, - что власть императорскую, после безвременной кончины Его Величества Лория Сеамаса Третьего и ввиду безвестного отсутствия наследного примеса Йоррина, пропавшего при обстоятельствах, свидетельствующих о возможной его, примеса Йоррина, гибели, приняла на себя, в соответствии с законом о престолонаследии, дукесса Маста, родная сестра безвременно покинувшего нас Императора, каковая с даты кончины Е.И.В. Лория Сеамаса Третьего, коя случилась в третий день прошедшего месяца инреваса[4] сего года, является местоблюстителем Императора в ожидании коронации, и что коронация сия намечена, в соответствии с законом о престолонаследии же, на третий день предстоящего месяца теваса, сиречь ровно через половину года после кончины предыдущего Императора[5], по окончании траура.

Дорант едва не разулыбался от облегчения: эти дурни сделали сразу две ошибки: они не объявили наследника мёртвым (он представил себе, как они ругались, не получив в ожидаемый срок сообщения о кончине примеса Йорре от сопровождавших его людей) и не объявили Масту Императриссой сразу же, наплевав на закон о престолонаследии. Видимо, не все участники переворота были так уж уверены в его успехе. Это значило, между прочим, что не вся знать поддерживает дом Аттоу - что, на самом деле, было вполне ожидаемо.

И это значило, между прочим, что примеса не просто так везли мимо Альвийского леса - смерть его при правдоподобных обстоятельствах была задумана заранее. Только вот задумавшие - как раз умерли, а примес выжил.

Дорант, не менее язвительным тоном, возразил наместнику:

- Вы, уважаемые, все имели честь лицезреть Императора Йоррина Сеамаса Седьмого, живого и дееспособного. Некоторые из вас, - тут он обвёл присутствующих тяжелым взглядом, обещающим недоброе, - вполне добровольно и охотно принесли ему законную присягу. Таким образом, претензии дукессы Масты на трон Империи имеют своим основанием явное недоразумение, заключающееся, скорее всего, в отсутствии надёжных сведений у дукессы о наличии Императора Йоррина в живых и о его местопребывании. Я не высказываю - пока - прямого обвинения должностных лиц в том, что они не приняли своевременных мер к уведомлению дукессы об этих обстоятельствах. - При этом взгляд Доранта упёрся в наместника. - Надеюсь всё же, что ныне таковые меры будут, наконец, приняты.