Честно говоря, Дорант, как ни старался, не видел для Йоррина Седьмого никаких способов вернуть эту власть. Новый Император находился в Заморской Марке, откуда до метрополии - при попутном ветре и течении, и если погода будет благоприятствовать - плыть было недели четыре, а то и шесть. Сколько можно найти кораблей в Акебаре и на побережье? Сколько можно найти войска, чтобы посадить на эти корабли? Сколько войска на них, наконец, влезет? И сколько всё это будет стоить? И где, о всемогущие Пресветлые Четверо, взять эти деньги?

А в метрополии ждали их войска короны, которые уж точно будут накручены домом Аттоу против молодого законного Императора и за сомнительную императрицу. И не просто накручены, а ещё и проплачены. Да и собственных компанид дома Аттоу, которые они держали наготове или могли собрать и вооружить в короткий срок и на собственные средства, хватило бы, чтобы поднять - или усмирить - даже крупный мятеж. Недаром же усобица, тянувшаяся в Империи лет десять, заглохла за пару месяцев, как только Аттоу перешли под руку предыдущего Императора. Там ведь не один этот дом был против Императора, половина маркомесов и несколько домов поменьше - в совокупности с Аттоу - собрали тогда войско едва ли не такой же численности, что и законный правитель.

Но нужно было делать хоть что-то. Потому что самой большой глупостью было бы - просто сидеть и ждать, когда произойдет что-нибудь благоприятное. В жизни так не бывает, чтобы благоприятное происходило само по себе: всегда приходится для этого напряженно работать.

Пока решительно ничего такого не происходило, и Дорант не только не видел ни малейшей возможности вернуть Императору корону, но имел основания сомневаться, удастся ли ему - и его спутникам - попросту выжить.

Когда они приблизились к Кармону на полдня пути, им пришлось принимать решение, как входить в город. Дорант до этого полагал, что лучше всего пробраться в него ночью, скрытно пройти до дома Харрана и спрятать молодого Императора там, пока они не придумают, что делать дальше и не получат хоть какое-то подкрепление. Он сильно рассчитывал на воинов гаррани, за которыми было послано до отъезда в Альвиан, хотя ожидать их следовало дней через пятнадцать, не раньше.

К удивлению Доранта, все остальные - кроме альвов, разумеется, которые в совещании участия не принимали - были против. И первым возразил Калле, который справедливо заметил, что в доме Харрана они недолго сохранят тайну Императора и его инкогнито: слишком много там людей, и не только боевых слуг Харрана, но и обычной прислуги, которую уж точно не заставишь помалкивать. А выгнать всю прислугу из дома в одночасье - значит большими разборчивыми буквами написать над дверями: 'Здесь затевают что-то подозрительное'.

Харран же просто напомнил, что Красный Зарьял наверняка уже в городе и наверняка уже поделился со всеми своими подвигами при освобождении примеса Йорре от злобных мерзких альвов.

В итоге решено было организовать, напротив, торжественный въезд юного Императора в первый его имперский город, сделав вид, что всё идет как положено. Харран был послан за своими людьми - нельзя же, чтобы Императора сопровождала жалкая кучка из нескольких воинов, украшенных не очень свежими повязками со следами крови, и двух альвов. Харран привел практически всех, кто был в его доме способен носить оружие. Он догадался их приодеть, и большая их часть прибыла конной. Чего он не догадался сделать - это привезти хоть какую повозку. Императору, который до этого следовал на неудобных импровизированных носилках меж двух коней, пришлось, преодолевая боль и неудобство, ехать дальше верхом. Асарау, сколько мог, постарался уменьшить болевые ощущения в раненной ноге, и держался поближе к Императору, справа от него - пришлось плюнуть на этикет: если бы Его Величество упал в обморок дорогой или, того хуже, прямо перед встречающей его знатью города - было бы нехорошо.

Городская знать, предупрежденная Харраном, собралась на соборной площади. Туда же стянули городскую стражу, во главе с гуасилом и его супругой, а точнее, во главе с ньорой Амарой и ее мужем гуасилом при ней. Туда же собрались и все желающие посмотреть на нового Императора - то есть практически всё население Кармона.

Когда процессия приблизилась, Харран выкрикнул положенные слова, возвещающие о смене Короны. Встречающие преклонили перед Императором колени: народ, довольный редчайшим зрелищем, охотно и радостно, верхушка, пребывающая в сомнениях, неторопливо и без особого почтения. На ногах остались два армано из Странноприимцев, откуда-то взявшиеся в городе: Харран их не знал и никогда раньше не видел. Они держались обок городской верхушки, не смешиваясь, впрочем, и с толпой; смотрели дерзко и насмешливо переговаривались, ожидая реакции Йоррина и его свиты.

Дорант, не говоря ни слова, уложил их двумя выстрелами из своей ныне любимой четырехствольной игрушки. Когда дым рассеялся, а крики изумления и ужаса утихли, он объявил застывшей толпе:

- Люди Кармона и Кармонского Гронта, преданные Империи и Императору! На дороге в столицу, куда мы везли примеса Йорре, спеша воссоединить его с венценосным отцом, мы были атакованы братьями Странноприимного ордена во главе с армано Миггалом! Странноприимцы намеревались убить нового Императора, чтобы ввергнуть Империю в смуту и разрушение! Они посягнули на жизнь Его Величества, уже зная, что перед ними не примес-наследник, а сам Император! Орден сей объявлен ныне вне закона, членов его должно схватить и допросить, а при сопротивлении - убить на месте! Имущество ордена отходит Короне, а тому, кто принесет доказательства преступных его деяний, будет выдана награда! Вы сами видели - эти двое злонамеренно и открыто выразили неуважение к особе Императора, не преклонили пред нею колена и осмелились строить над нею насмешки! За это были они покараны на месте, что будет и со всяким, кто, подобно им, посмеет проявлять неуважение к Императору и его власти!

Речь Доранта, подкрепленная зрелищем выставленных в сторону толпы - и местной верхушки в том числе - стволов импровизированной императорской свиты, произвела впечатление. Люди преклонили головы пониже, стараясь не смотреть в глаза Доранту и окружавшим его и Императора боевым слугам.

Дальше выступил уже сам Йоррин Седьмой, объявив, что всем, кто его поддержит, будет хорошо, а тем, кто воспротивится - плохо. При этом он на примерах пояснил и то, и другое, подтвердив Доранту, Харрану, Калле и Асарау то, что пожаловал им в лесу, а также объявив, что Кармонский Гронт из коронных земель стал наследственным владением, но сам Кармон остаётся коронным городом и с этого момента будет столицей северных областей Заморской Марки. Наместника он поблагодарил за содействие, оказанное Доранту, и поздравил его камергером. Тех же, кто будет противиться воле Императора и препятствовать его власти, обещал он казнить и лишать их семьи имущества в пользу казны.

Засим он потребовал от представителей местной власти и других важных людей (заранее перечисленных для него Харраном) подойти для принесения клятвы верности, каковую они, опасливо косясь на сильно пахнущую горелым порохом четырехстволку Доранта, благополучно принесли, за что были допущены к целованию императорской длани.

Народ наблюдал за этой церемонией со смешанными чувствами, судя по отсутствию приветственных криков и возникавшему то тут, то там негромкому обсуждению - что же теперь будет и как к этому относиться. Дорант же ни на минуту не сомневался, что поступил правильно: в их положении нельзя было допустить и тени сомнения в законности власти молодого Императора, и тени даже не сопротивления, а публичного неуважения к ней.

2

События последующей недели заставили Доранта усомниться в своей способности понимать людей. Дорогою до Кармона они с юным императором и Харраном не один раз обсуждали и разбирали расклады сил в городе, прикидывали, кто может быть их союзником, а кто уйдет в оппозицию. Дорант при этом твердо рассчитывал на гуасила, а точнее, на его жену, и полагал, что наместник в присутствии законного императора без раздумий встанет на его сторону. Про Красного Зарьяла с его людьми он думал, что те останутся в стороне, так как отношения у Зарьяла с Йорре несколько не задались. И он опасался козней от гильдмайстера Ронде из-за родства его жены с домом Аттоу.