Она пыталась измениться: нос превращался в клюв, на костлявых пальцах отрастали когти и бессильно скользили по комбезу.══ ═
Маха пыталась вырваться, но я вцепилась в нее мертвой хваткой. Глаза её, по-птичьи круглые, совершенно безумные, прожигали ненавистью.
Послышался шум мотора: катер быстро удалялся от берега. Он быстро превратился в точку, прыгающую по волнам.
Маха вырвалась и, уже не пытаясь бежать, развернулась ко мне.
- Он бросил тебя! - я сплюнула розовой, горько-солёной водой. - Сынок пожертвовал тобой, чтобы спасти свою шкуру!
- Он вернется!
- Ты знала, что делаешь из него монстра? Как ты могла поступить так с собственным сыном? Или тебе было всё равно?═
- Ты сама стала подстилкой, чтобы занять трон! - нос её загнулся крючком, вместо волос на голове топорщились мокрые перья.
- Вот, значит, в чем дело! Любой ценой рвешься к власти... ═
Она хрипло рассмеялась, выхаркивая воду.
- Думаешь, Оберон был душкой? Или мой младший сын? Или ваш ненаглядный Яррист? Думаешь, его за красивые глаза зовут Проклятым?
Улучив момент, Маха перекинулась, и, выставив когти, спикировала, метя в лицо. Поймав мощное крыло и навалившись всем весом, я старалась затащить её под воду. Сова била когтями, но комбез продрать не могла. Какое-то время мы ворочались в прибое, захлебываясь и визжа, как две гарпии.
Спустя вечность мне удалось добраться до шеи птицы, оказавшейся на удивление тощей. Сомкнув руки, зажмурившись и пуская пузыри, когда накатывала очередная волна, я держала сову под водой, чувствуя, как удары крыльев становятся всё слабее.
Лёгкие разрывались, голова гудела от ударов волн. Мною владело безумие - лучше захлебнуться, чем разжать хватку.═
Потом я с трудом поднялась, но новая волна ударила в спину, сбив с ног. Комбез намок и тянул на дно, из разбитого носа шла кровь. Миновав кромку прибоя, я уселась на песок и рассмеялась.
Интриги, ненависть, предательство... И после всего, дохлая тушка Махи, раскинув крылья и задрав лапы, безмятежно качается на волнах. Финита ля комедия.
ГЛАВА 30
НАОМИ
Побережье Туниса.
Встретив рассвет на берегу, я отыскала несколько красивых камешков и зашвырнула их в море - по одному за каждого убитого мною оборотня. Марико, Сашка, Акела, Петруха... А затем пошла вдоль кромки прибоя.
...Убивать легко. Бич с легким шелестом рассекает плоть и кости, в ушах стоит вой, хрип, рык, визжание, плач...
На людей набрела к полудню: они нежились на солнце, кидали через сетку мяч, рассекали лазурные воды на серферных досках... Молодые, счастливые лица, чистые, не обремененные заботами глаза, громкий смех. Курорт? Кемпинг?
Пробираясь среди отдыхающих, заметила, что все они примерно одного возраста: около двадцати. Странный пляж... Ни мамаш с крикливыми младенцами, ни толстобрюхих папиков, с вожделением наблюдающих за буйством молодой, почти ничем не прикрытой плоти...
Среди жизнерадостной, легкой толпы чувствую себя потной вороной. Или нет: чучелом вороны, Ктулху знает сколько лет провалявшимся в темном, пыльном углу. Его погрызли мыши, побила моль, а потом кто-то нашел тушку и выбросил на улицу. И вот, это жалкое порождение таксидермиста, с иссохшей кожей и приклеенными перьями оказалось под солнечными лучами...
- Хай!
Высокий парень. Загорелый до черноты, с бритой головой и пиратской серьгой в ухе. Кожа головы покрыта вязью замысловатых татуировок.
- Хай. - я кашляю, и никак не могу остановиться.
- Бери! - протягивает голубовато-запотевшую, с капельками конденсата, бутылку.
- Спасибо.
Я долго пью. Вода ледяная, от нее ломит зубы и саднит в горле, струйки текут по подбородку и шее.
Бронекостюм я скинула где-то на берегу, оставшись в черных шортах и такой же майке.
- Ну что, пойдем? Я тебе всё покажу! Меня, кстати, зовут Омар.
Я удивлена: к совершенно незнакомой девушке проявляют столько гостеприимства и дружелюбия. А впрочем... Что я знаю о нравах нынешней молодежи? Может, сейчас так принято.
Молча кивнув, я иду за парнем.
Лёгкие сборные коттеджи и трейлеры в живописном беспорядке═ разбросаны вдоль берега, выцветшие тенты громко хлопают на ветру, под тентами, там и тут, на складных стульях - такие же молодые парни и девушки, как на пляже, только чуть более одетые. Приветливо улыбаются и машут нам с Омаром. Я ничего не понимаю.═
...Пункты раздачи - в центре и на пляже. Раз в неделю подвозят свежий сок, так что можно ни о чем не беспокоиться.═
Оказывается, Омар что-то говорил, но большую часть я пропустила.
- Какой сок?
Смотрит на меня, как на дурочку.
- Амрита! Сок жизни.
Голова слегка кружится. Тело чешется, пот течет по бокам, спине, ногам, на серой от пыли майке проступили темные пятна.
- Слушай, ты извини... Тут у вас гостиница есть? Мне бы помыться, поспать...═
- Конечно! Я не подумал, что ты устала. Пойдем.
Он подвел меня к белому, чуть облупленному трейлеру, открыл овальную дверь и кивнул внутрь.
- Это гостевое жилье. Пресная вода, немного еды, одежда... Вечером приходи на пляж. Будет клёво!
- Спасибо. - я шагнула в сумеречное, душноватое пространство.═
Вода - явно переработанная из морской, тепловатая, с солоновато-серным привкусом. После душа, не одеваясь, топаю по чуть покачивающемуся полу и падаю на махровую простыню, наброшенную на диван. Еще успеваю подумать, что надо бы одеться, на случай, если кто вздумает заглянуть... И засыпаю.
Просыпаюсь в слезах. Там, во сне, я была с Сашкой. Мы занимались любовью в теплой траве, сверху были звезды, а вокруг - ни души.
Потом мы сидели у костра, я расчесывала густые, медовые Сашкины волосы и рассказывала ему о Носферрату, о грудах одежды, наваленных до потолка... Затем мелькнул красный платок...
- Всё это сон, - говорила я Сашке. Он, жуя травинку, смотрел сквозь пушистые ресницы и соглашался:
- Сон...
Сначала мне стало легко и радостно от того, что Сашка опять рядом, и ни о чем больше не надо жалеть; но потом явился волк с разодранным боком, волочащимися по траве кишками, без одного уха, в зияющей ране - желтоватая кость черепа, и откуда-то я знаю, что этот волк - Акела, и вдруг вспоминаю, прямо во сне, что ни Сашки, ни золотой лисички Марико больше нет... И тогда я начинаю плакать.
Убив Маху, я запретила себе думать. Сосредоточилась на дыхании: вдох-выдох. На ходьбе: одна нога, затем - другая. На сглатывании слюны, на потных подмышках, трении белья о кожу, шуршании гальки под ногами, бликах на воде, криках чаек, шуме ветра... Что угодно, только бы не думать. Не вспоминать, не прокручивать раз за разом навеки въевшийся в память ролик: мутные, полные боли глаза, желтая тягучая слюна из искореженной пасти и низкий, не стихающий ни на секунду вой.
Встав, плеснула в лицо воды, напилась, пошарила в небольшом шкафчике над откидным столиком, и, найдя упаковку чипсов,═ отправила в рот целую горсть похожих на сухое мыло хлопьев.═
Не думать. Делать. И поменьше спать. Вообще не спать...
В трейлере нашлась одежда. Я выбрала широкую цветастую юбку, рубаху с ракушечным орнаментом по вороту и рукавам и сандалии на ремешках. Оделась. Рубаху поверх юбки подвязала синим пояском, причесалась пластиковой оранжевой расческой с несколькими сломанными зубцами, пальцем почистила зубы - чужую щетку, с потемневшей, разлезшейся в стороны щетиной, брать не хотелось...
Поискала, куда бы спрятать Бич, и, в конце концов, замотав его в свои старые тряпки, сунула под кровать.
