Однако, если говорить серьезно с цифрами в руках, то возникает вопрос: разве «Зенит» не имел на такие дорогостоящие приобретения права? Разве УЕФА в своем докладе напрасно отмечал, что по результатам 2016 года петербургский клуб впервые в российской истории вышел на первое место в Европе по уровню чистой прибыли. Надо признать, что такое произошло по целому ряду причин, а не только потому, что клуб сумел выгодно продать своих игроков в Китай, но и с большой прибылью завершил сделку по продаже аргентинского футболиста Гарая в испанскую «Валенсию». Купили его в 2014 году за 6 миллионов евро, а продали – за 24 миллиона через каких-то 2 года. Вот вам и фейрплей по-русски.
В «Зенит» приехали 11 новичков. Первым в клуб прибыл долгожданный Леандро Паредес из «Ромы», приобретенный за 23 миллиона евро, вслед за ним прилетел молодой форвард Дриусси, который обошелся «Зениту» в 15 миллионов евро. Потом подтянулись и другие аргентинские звездочки: Маммана, Краневиттор и наконец Ригони, которого сумел уговорить лично Манчини. В общей сложности эти футболисты обошлись клубу сине-бело-голубых в сумму 33 миллиона евро. На плечи же спортивного директора Костантина Сарсания легла не вполне благодарная и трудноразрешимая работа по распродаже ставших ненужными команде нового тренера футболистов. Таких набралось сразу 14. Тот, кому приходилось работать в этом нелегком бизнесе, знает, что продавать футболистов, особенно в условиях перегретого рынка, где предложение заметно превышает спрос, непросто, к тому же реализовывать приходится товар, скажем так, не первой свежести, но сделать это необходимо в срок и желательно без необоснованных потерь.
Вот и разъехались по городам и весям те, кто еще год назад демонстрировал болельщикам клуба своё умение, играя в форме с логотипами «Газпрома». География продаж пестрела разнообразием: от известных клубов дальнего зарубежья до Турции и ставшего скромным в своих возможностях столичного «Динамо». Константин Сергеевич выполнил поставленную перед ним задачу почти филигранно, к тому же на его широкие плечи легла непростая, но благородная миссия произвести точечное приобретение на внутреннем рынке нужных футболистов, желательно находящихся на положении свободных агентов, чтобы обеспечить необходимый финансовый фейрплей в соответствии с жесткими требованиями УЕФА.
– «Зениту» нужно российское лицо, – считал и часто повторял для журналистов Константин Сарсания.
Снова Сарсания блистал умением быстро разобраться и успеть первым взять лучшее, что было в стране. Из «Ростова» Константин сумел увезти с собой сразу четырех футболистов: Терентьева, Ерохина, Полоза и Нобоа. А из «Терека» молодого Далера Кузяева, который в скором времени сумел стать украшением РФПЛ и сборной страны.
– 4 миллиона евро за Кузяева – это небольшая цена за футболиста, который будет только прибавлять, – объяснял Сарсания журналистам.
Все лето и первый месяц осени «Зенит» был единоличным лидером чемпионата, обеспечивая большой отрыв от главных своих соперников: «Спартака» и «ЦСКА». Сидя в своей ложе на переполненном стадионе Санкт-Петербурга с Сергеем Александровичем, Алексей Борисович светился счастьем от игры своего клуба. Довольны были все. Пожалуй, только Манчини продолжал высказывать сожаление, что не успел в летнее трансферное окно приобрести ни настоящего забивного нападающего типа Кавани, ни центрального защитника и полузащитника. Ему всегда кого-то не хватало. А потом… в чемпионате наступил перерыв, и футболисты разъехались по своим сборным. Я, помнится, сам позвонил Константину в один из первых дней наступившего октября и спросил, собирается ли он почтить своим присутствием стадион «ЦСКА», где сборная страны должна будет сыграть против команды Южной Кореи.
– А когда они играют, – как мне показалось, усталым голосом спросил Костя.
– 7 октября в 17.00.
Он немного помолчал и сказал:
– Еще не решил, Николаич, где сам буду. Попозже скажу.
А потом обратился ко мне с вопросом:
– Я смотрю, ты все еще скучаешь по Корее?
– Да, – сказал я, – наверное. А ты помнишь, как господин Чой, мечтал приехать в Россию, когда к нам наконец прилетит его сборная?
– Что уж теперь вспоминать. Мы с тобой, если не ошибаюсь, 10 лет подряд осенью мотались в Сеул по его приглашению. Я и сейчас этот город часто вспоминаю. Жалко только, что Чой из жизни ушел так рано. Некому теперь организовывать для нас спарринги молодежных команд. Ладно, Николаич, ближе к 7-му октября созвонимся. Постараюсь.
Это был наш последний разговор.
В день игры сборных России и Южной Кореи около двух часов дня мне позвонил отец футболиста Андрея Панюкова и сообщил страшную весть: Кости больше нет.
– Как это случилось? – спросил я упавшим голосом.
– Пока никто не знает, Владимир Николаевич. Мне Олег Артемов сообщил.
Я сразу набрал президенту РФПЛ. Сергей Геннадьевич поднял трубку и сказал:
– Володя, ты, наверное, насчет Кости?
– Сережа, это правда?
– Да, – сказал он тихим голосом. – Сам еще деталей не знаю. Говорят, что тромб оторвался. Всё, давай я тебе перезвоню чуть позже.
В день похорон 10 октября на улице Маршала Тимошенко, где проходила гражданская панихида, людей было много, и лица многих были мне знакомы.
Сергей Фурсенко стоял рядом с Председателем Совета директоров клуба «Зенит» Дюковым. Я заметил, что они о чем-то беседуют, и не решился их беспокоить, но Сергей Александрович окликнул меня сам. Он обнял меня и тихо сказал:
– Вот и нет у нас теперь друга…
На кладбище в Ракитках мы долго ждали, когда придет катафалк из церкви, и, чтобы окончательно не замерзнуть, я бродил по территории этого небольшого подмосковного кладбища, разглядывая захоронения. Заместитель спортивного директора «Зенита» Александр Геннадьевич Поваренкин и стоящий с ним селекционер клуба Иван Стрельцов окликнули меня и спросили, ищу ли я что-то конкретное, переходя от могилы к могиле.
– Знаете, ребята, здесь где-то на пятом участке захоронен сам Виктор Семенович Абакумов.
– А кто это, – заинтересованно спросил Стрельцов.
– Это почти легендарная личность, – ответил я, – создатель и начальник контрразведки «Смерш». Ему тогда было, если мне память не изменяет, чуть больше 33-х лет.
– 33? – переспросил Стрельцов. – Возраст Христа.
– Да, – грустно улыбнулся я, – а расстреляли его в Ленинграде в Левашово в 1954 году.
– Выходит, и здесь Ленинград не остался в стороне, заключил Поваренкин и как-то с недоверием посмотрел на меня, а затем спросил:
– А почему, собственно, у нас в Ленинграде?
В его голосе содержался какой-то упрек. После недолгих поисков мы набрели на захоронение этого генерала. По странной случайности оно располагалось совсем поблизости от того места, где должен был быть упокоен Костя.
– Так он здесь не один, – прочтя надпись на надгробной плите Абакумова, тихо произнес Поваренкин.
– Да, – подтвердил я, – это его жена и сын.
– Постой, Володя, если ты про него чего-нибудь знаешь, расскажи нам, – попросил Стрельцов.
– Знаю только то, что и все, – ответил я. – В 1951 его арестовали по приказу Сталина и осудили по «Делу врачей». Били жестоко, но он никого не сдал и не оговорил, благодаря чему, как считают, он спас жизни многих врачей, при этом сам стал инвалидом.
Мои собеседники смотрели на меня и ждали продолжения рассказа.
– Его держали в тюрьме вместе с женой и двухмесячным сыном. Абакумова содержали в холодильной камере, закованным в кандалы в течение нескольких месяцев. У его жены от страха молоко пропало сразу, и она перестала кормить ребенка грудью. Удивительно, но ребенок выжил, даже стал впоследствии доктором медицинских наук, правда, под фамилией своей матери Смирновой. Отцовскую фамилию ему не разрешили носить.
– А из какого источника эти данные, – полюбопытствовал Поваренкин.
– Мы знаем об этом только со слов Павла Судоплатова, который сидел вместе с ним. После смерти Сталина дело переквалифицировали в «Ленинградское дело», и его естественно, перевезли в Ленинград. Тоже били, но уже по указанию Хрущева. Результат был тот же – этот русский мужик не выдал ни одного человека. Жену с сыном выпустили из тюрьмы только за несколько дней до его расстрела на Левашовской пустоши.
