Нина, повернулась в зал, и, переминаясь с ноги на ногу молчала.
– Что же ты молчишь, Попова? – спросил Еремеев.
– А что сказать-то? – в ответ спросила Нина.
– Ты сама не понимаешь, что ли, расскажи о своей связи с врагом народа Гуревским, надеюсь, помнишь такого?
– Так, какая же здесь связь? – искренне удивилась Нина, – Ну, пытался он за мной ухаживать, разве это связь?
– А, что же это, по-твоему? – вклинился Василий Одинцов.
– Не знаю, но не связь, это точно, – парировала Нина.
– Нет, погоди, что значит, не знаю. Ты с ним встречалась?
– Ну, может, и было пару раз.
– В кино ходила?
– Ну, ходила.
– Гулять вместе, гуляли? Цветы дарил? Стихи читал? – не унимался Василий, – Отвечай, чего молчишь.
– Да, – Нина потупила взор, – Было.
– Домой провожал? Целоваться лез? Может до чего и большего дошло, а? – решительно наступал Одинцов.
– Да как же тебе не стыдно, такие вопросы девушке прилюдно задавать?! – Нина стала пунцовой, задыхаясь от возмущения.
– А чего мне-то стыдиться, я с врагами не слюнявился, – под общий хохот зала ответил Василий.
– Ты если уж попалась, то давай не юли, а говори, как есть, мы тут все комсомольцы, нам правда нужна, какой бы горькой она не была. Мы в своих рядах предателей не потерпим. Любого врага на чистую воду выведем. Правда, ребята? – обращаясь к залу, спросил Василий.
– Да, верно говоришь, товарищ Одинцов, в корень зришь, – одобрительно гудели комсомольцы.
– Вот видишь, Попова, народ требует от тебя правды. Ты должна здесь, сейчас же разоружиться, очиститься от налипшей на тебя грязи, – добивался признания Василий.
– Ну, что же вы товарищи, не скрываю я ничего от вас, что было, то и говорю, да ухаживал, да гуляли, да целовались пару раз и всё. Ничего больше не было! – Нина, еле сдерживалась, чтобы не разреветься.
– Вот тут тебе и вопрос, как же ты врага-то не разглядела? А может всё видела, но промолчала? Может ты врага покрывала? – с напором допрашивал Попову Одинцов.
– Да, что ж ты опять на меня напраслину-то возводишь? Да если, хочешь знать, это я сама в органы о нём сообщила! Это я можно сказать его, и разоблачила! – защищалась Нина.
– Что, значит, сама разоблачила? Не было на этот счёт никаких указаний. Не тронули тебя органы это, да. Но вот то, что ты кого-то разоблачала, это ты врёшь, – возмутился Еремеев.
– Да не вру, правда это, – уже не сдерживаясь, зарыдала Нина.
– Всё с тобой ясно, Попова, спелась с врагами, а когда пришло время ответ держать, так тут же в кусты, мол, знать ничего не знаю, мол, следствию помогала. Не выйдет! Ответ держать всё равно придётся, пусть не перед народным судом, но перед комсомольской организацией, это уж точно! – резюмировал допрос Василий.
– Товарищи, думаю, Попову мы послушали, позиция её нам ясна. Кто хочет что сказать, выходи к нам, – скомандовал Еремеев.
– Товарищи, я хочу высказаться, – Любовь Казанцева из конструкторского бюро подняла руку, – Я с места, можно?
– Я, что хочу сказать, я ведь предупреждала тебя Нина, насчёт Гуревского. Я же говорила тебе, что он связался с какой-то дурной компанией, встречается с разными там певичками и прочим несознательным элементом. Что же ты меня не послушала? Не приняла никаких мер, а?
– А что…Что я должна была предпринять? – рыдала Нина.
– Да, что там говорить, гнать её из комсомола надо, под суд её отдать, и делу конец, – кричали из зала горячие головы.
– Правильно, под суд её! Ишь, выискалась тут, прошмандовка, врагам ты свою честь продала!
– Давить таких надо, ещё в утробе!
– Да что с ней разговаривать, к стенке её!
– Что смотришь, вражина? Совсем совесть потеряла!
– Тихо товарищи, тихо! Ну что Попова, есть, что сказать собранию? – Еремеев пристально посмотрел на Нину.
Нина, уже еле державшаяся на ногах, только замотала головой и что-то промычала в ответ.
– Давайте я скажу, – встал Василий, – С судом мы конечно подождём, если бы наши доблестные органы хотели, давно бы её арестовали. Раз отпустили, значит так и надо, не нам решать. А вот насчёт комсомола, тут ты Нина допустила непростительную близорукость, проглядела врага, не заметила его звериную сущность.
– И нет тебе в этом прощения, – продолжал он, – предлагаю из комсомола Попову Нину исключить, с формулировкой: за связь с врагом народа.
– Принимается, кто «за» прошу голосовать, – Еремеев окинул взглядом зал.
– Кто «против»? Воздержался? Что ж принято единогласно.
– Так же, считаю необходимым поставить вопрос перед товарищем Горелицем о пребывании Поповой на военном заводе. Кто «за». Принято единогласно. На этом считаю собрание закрытым.
***
Туман скрыл от меня это жестокое судилище, а когда развеялся, то я с Василием Одинцовым пребывал в кабинете первого секретаря райкома комсомола.
***
Первый секретарь райкома комсомола Видякин Егор пригласил войти пришедшего на приём Одинцова Василия, молодого рабочего, общественника, комсомольца, члена комитета комсомола авиационного завода.
– Здравствуй, Василий, как дела на заводе? Как комсомольская жизнь? Кипит, бурлит?
– Здравствуй, товарищ Егор, всё путём! Работаем ударно, по-комсомольски, стыдиться за нас уж точно не придётся! Боремся с казёнщиной, с бюрократией и прочими пережитками!
– Ну, уж, на военном заводе и бюрократия? Как такое может быть?
– А как же, директор у нас краснознамённый, боевой, настоящий коммунист, а вот инженера подкачали. Всё по бумажке, никакой инициативы, рубят все наши начинания на корню. Мы уж этот вопрос, где только не поднимали, а всё одно толку нет.
– Инженеры, говоришь, создают помехи производству? Не дают нормально работать? Интересно, а кто конкретно, фамилии есть?
– Так, а что фамилии, любого бери, всё одно бюрократы. Ни стахановского почина, ни настоящего соцсоревнования, всё как-то однообразно, что ли, без комсомольского прорыва.
– Ты вот, что, свои соображения по инженерам на бумаге изложи, чтобы с фактами, фамилиями, а я со своей стороны обещаю разобраться, а если потребуется, и органы подключу. Договорились?
– Договорились, товарищ Егор, сделаю.
– Ну, ладно, теперь к делу, я ведь тебя вызвал-то зачем. Есть к тебе комсомольское поручение, задание можно сказать.
– Любое задание райкома готов выполнить, товарищ Егор.
– Так уж и любое? Ну ладно, томить не буду, сразу говорю, задание архиважное. Хотим мы тебя Василий в органы рекомендовать, да не куда-нибудь, а в УГРО, на борьбу, так сказать, с преступным элементом. Как ты на это смотришь?
– Да, я прямо и не знаю, что сказать, – растерялся Василий, хотя сердце его забилось часто-часто – детская, почти забытая мечта, начала сбываться.
– Ну, что ты, заладил «не знаю, что сказать». А вот, как про тебя говорят – чистый следователь, на персональных разборах, лучше тебя никто виновных не опрашивает, в корень, говорят, зришь, или врут?
– Наверное, им видней, я просто до истины хочу всегда докопаться, выяснить, как мог наш советский гражданин встать на скользкую дорожку. Тут, да, спорить не буду, есть у меня такая черта.
– Вот, видишь, значит и вправду нужно тебе профессию менять. Значит решено. Идешь работать в УГРО по комсомольской путёвке.
– Так точно, товарищ Егор, иду!
– Ну, вот и отлично, давай, решай все дела, закругляйся, недели тебе хватит? Нет, ладно, две недели тебе сроку и пятого апреля, в понедельник выходи на стажировку в УГРО.
***
Жёлто-зелёная субстанция поглотила кабинет первого секретаря, а когда рассеялась, картинка была уже другой.
***
5 апреля 1937 года стало незабываемым и поистине важнейшим днём. Василий Одинцов находился в кабинете начальника РО НКВД старшего майора милиции Сергеева. Ефим Степанович только, что поздравил Василия с началом работы в уголовном розыске, пожал руку и произнёс напутственную речь.
– Ты, Одинцов, пришёл работать не просто в милицию, ты попал на передовую, на передний край. Уголовный розыск – это лучший из лучших отрядов нашей Советской милиции, призванный беспощадно бороться с врагами нашей Советской власти. Да, воры, бандиты, убийцы и прочее жульё, это враги! Совершая свои подлые преступления, они не только бьют по нашим советским гражданам, они бьют по нашему рабоче-крестьянскому строю, они вселяют неверие и страх в сердца людей. Как же так, – рассуждают наши граждане, почему нас обворовывают, почему лишают честным трудом заработанной копейки. Куда же смотрит Советская власть? Почему она нас не защищает? – вопрошал Сергеев.
