Рассказывай! Что у тебя за новость? – Клэр буквально сгорала от любопытства, когда они вместе с Мэй отправились на бал в доме Стэмфордов в экипаже Бортов. Клэр не могла дождаться, когда Мэй сообщит ей свою новость, не сомневаясь, что она связана с Джонатаном.

Глаза Мэй таинственно сверкнули.

– Французский репетитор Лэшли больше не дает ему уроки. Никто не знает почему, но это и не важно. Теперь важно лишь то, что репетитор ушел и Лэшли больше некому учить.

Клэр разочарованно поморщилась. Она надеялась, что новость окажется гораздо серьезнее.

– Разве он не вырос из того возраста, когда нанимают репетиторов? – Клэр нахмурилась, пытаясь понять, в чем скрывается подвох. Вспомнила свое неуместное замечание за ужином, с удивлением отметила, что французский Джонатана оказался далек от совершенства. Кем бы ни был его репетитор, даже если он прибыл из самого Парижа, этот человек явно не принес Лэшли никакой пользы.

Мэй откинулась на кожаную спинку сиденья, на ее лице промелькнуло дерзкое самодовольство.

– Не сомневайся, подруга, сегодня вечером я не теряла времени даром и кое-что разузнала. Джонатан, хоть убей, не может говорить по-французски! Престон сказал, что Лэшли поставили ультиматум – научиться прилично изъясняться по-французски к августу или же он не получит назначение.

– И что я могу с этим поделать? – спросила Клэр, все еще пытаясь принять тот факт, что у Джонатана Лэшли есть изъян, слабое место в его богатом арсенале достоинств, и она случайно ударила его в это самое больное место. Исправив его ошибку, она тем самым подчеркнула свою невоспитанность. Это было даже хуже, чем указать человеку на пятно на его рубашке. Теперь он наверняка презирает ее. И все же он не попытался задеть ее, уколоть злорадным замечанием, когда ему представился такой шанс благодаря Сесилии. Вместо этого он поддержал ее словами и взглядом. В какой-то момент у нее появилось ощущение, что Джонатан хотел сказать ей нечто большее, спросить о чем-то еще. Неужели ей это только показалось? Клэр печально вздохнула. Ей хотелось хотя бы на мгновение поверить в то, что она заинтересовала Джонатана Лэшли…

Мэй нетерпеливо щелкнула пальцами, и Клэр очнулась от раздумий. Судя по всему, она слишком глубоко задумалась, забыв о подруге.

– Мне еще раз тебе объяснить? Действуй, Клэр! Приди ему на помощь в трудный час. Научи его французскому. Помоги ему заполучить эту должность. – В ее глазах заплясали озорные огоньки. – Кто знает, возможно, он будет тебе безгранично благодарен.

Она могла бы это сделать. По крайней мере, у девушки в лазурном платье это точно получилось бы. Клэр распрямила спину, и в ее мыслях стала постепенно складываться картина возможного будущего. Она вдруг осознала гениальность идеи Мэй. Им придется много времени проводить за занятиями, и эта мысль воодушевила Клэр. Ведь не зря французский называют языком любви.

Клэр задумчиво закусила губу:

– Но здесь есть одна проблема. Как я смогу заставить его прийти ко мне? Нет никаких гарантий, что он станет меня искать. – Или что из нее получится хороший репетитор, однако эти слова она предпочла не произносить вслух. Ее охватили сомнения. Как она может преуспеть там, где потерпел неудачу репетитор из Парижа?

Однако Мэй была неумолима:

– Возможно, нам и не придется что-то делать. Ты видела, как он взглянул на тебя, когда я упомянула, что ты говоришь на четырех языках? Он словно по-новому тебя увидел. У него мало времени. Ему необходимо как можно скорее найти репетитора. Он в отчаянии, Клэр.

В отчаянии? Клэр вздрогнула. Это, конечно, не лучшая рекомендация. Она предпочла бы, чтобы он пришел к ней из уважения к ее знаниям, а не от отчаяния. Но она тоже испытывала отчаяние и, как никто другой, понимала его чувства.

– Боюсь, ему будет неловко обратиться ко мне с такой просьбой…

Мэй перебила ее, явно начиная терять терпение:

– Тогда отправь ему письмо сама! Напиши, что слышала о его ситуации и будешь рада помочь. Уверена, он не предаст твое письмо огласке. Он и так чувствует себя неловко. И пока он не получил это вожделенное назначение, ему меньше всего нужен скандал. В лучшем случае он примет твое предложение, в худшем – вежливо откажется. В любом случае тебе ничто не угрожает.

Экипаж резко остановился около особняка Стэмфордов. Клэр пришло в голову, что Джонатан окажется в выигрыше, если примет ее приглашение. Если же нет, то слишком многое потеряет. Однако ей совершенно не хотелось, чтобы их с Джонатаном Лэшли объединяло лишь отчаяние.

– Джонатан, я в отчаянии, и это еще мягко сказано. В последний раз, когда ты говорил по-французски на торжественном приеме, ты едва не разжег войну! – Сэр Оуэн Дэнверс, глава английского дипломатического корпуса в Центральной Европе, сидя за столом в кабинете Уайтхолла, раздраженно взглянул на Джонатана.

– Я всего лишь неправильно произнес одно слово…

Он уже устал это обсуждать, устал об этом думать. Все это слишком сильно напоминало ему о том, что ситуация изменилась в худшую сторону.

– И едва не разжег войну! – сердито повторил Дэнверс. – Похоже, ты просто не учел серьезность положения. – Он понизил голос. – Ты нужен мне в Вене, ты мой человек, но в тот день ты умудрился оскорбить французского посла, явившегося с визитом.

Из-за неправильно произнесенного слова случился казус. Спорным словом оказалось слово beaucoup, что означало «много». Однако Джонатан произнес его, как beau cul. Будто бы он отметил, что у этого самого посла отличная задница. На самом деле это недоразумение просто раздули до невероятных размеров. И конечно, никакой войны не случилось, а потому глупо постоянно возвращаться к тому, чего не произошло.

Джонатан провел рукой по волосам и глубоко вздохнул. Он предпочитал думать о том, что возможная война была предотвращена, а не развязана. Он был неисправимым оптимистом. А Дэнверс, судя по всему, нет. Но как ни старался Джонатан смягчить этот инцидент и посмеяться над ним, он не мог отмахнуться от неприятной мысли, что многое могло бы быть иначе, не соверши он подобную ошибку семь лет назад.

– Вы должны меня понять, – продолжил Дэнверс. – Вы умны и проницательны в том, что касается нюансов, связанных с Османской империей и Австро-Венгрией. Вы мгновенно находите точки соприкосновения и точно определяете соотношение сил. Вы с легкостью читаете по-французски, потому идеально переводите документы и читаете переписку. И при необходимости вполне сносно изъясняетесь на бумаге, так что это меня не беспокоит. Но, черт возьми, вы не в состоянии нормально говорить. А ведь когда-то изъяснялись вполне бегло.

В этом и заключалась загвоздка. Он неплохо говорил по-французски до того несчастного случая, когда исчез его брат Томас. С того момента его разум немного помутился. Джонатан встал и подошел к высокому окну, из которого открывался вид на Темзу.

Его беспокоило, какое решение примет Оуэн Дэнверс. Он мог выгнать его или же дать еще один шанс. Назначение в Вену зависело исключительно от рекомендаций Дэнверса. Джонатан налил себе бренди из хрустального графина, стоявшего на столике около окна.

– Вы знаете, что для меня значит этот пост, Оуэн, – спокойно произнес Джонатан и, не торопясь, отпил глоток бренди.

Этот пост означал слишком многое. Он мог бы восстановить мир и тем самым отдать дань памяти брата, мог бы сделать так, чтобы жертва брата в Ватерлоо обрела смысл. Джонатан мог бы доказать миру, что он не просто наследник виконта, что он не просто человек, которому повезло родиться в состоятельной семье раньше своего брата и унаследовать титул и богатство.

– Черт подери, я знаю, Джонатан, я давно отослал бы тебя, если бы не знал, как усердно ты трудился и как отчаянно ты желаешь получить этот пост. – Оуэн Дэнверс смягчился и печально вздохнул. Он был всего на два года старше Джонатана, но уже добился того, чего хотел Джонатан.