«Выбирая Богов, – мы выбираем судьбу». Так сказал языческий римский поэт Вергилий.

Какое счастье прикоснуться к старому памятнику, скрывающему мощь истории, синие образы таинственных обитателей, воспоминания о затерявшейся человеческой истине. И льются дождями, сыплется снегом, горит солнцем, падает звёздами память об утраченных светлых днях и живших тут дивных предков.

«Мы не для того родились, чтобы убивать, и не для того, чтобы Быть убитыми». –

Эти слова принадлежат командиру Ялтинского партизанского отряда Илье Вергасову. Его книга «Крымские тетради» наша кровная связь с прошлым – суровыми, смертельными, страшными днями фашистской оккупации и смелой борьбой горсткой отчаянных соотечественников.

Умер от голода, погиб в бою, не сдавался в окружении, расстрелян в застенках гестапо, пал от пули предателя. Смерть и снег, голод и горе кружились над Крымом с ноября 1941 по май 1944 года. Тяжёлые страдания народа. И Илья Захарович Вергасов правдиво, с пережитыми самим испытаниями рассказал нам о трудных временах и жестоких схватках с врагом. «Это – что видели мои глаза, что прошло через сердце». Здесь «трудно отделить правду от легенды, ибо сама правда была легендарна». Писатель Сергей Залыгин отметил, что книга написана мужественным стилем, в ней соединены – неистовый, сильный характер автора с его туберкулёзным недугом и героическая документальность происходящего. Писателя миновали пули и взрывы гранат, выдержав голодовки и немыслимые губительные физические напряжения, душа Вергасова мечется, присутствует, переживает и проходит кровью и болью сквозь партизанскую страду.

Вот мужественные строки: «Двигаться становилось все труднее и труднее. Люди выбивались из сил. Никогда в жизни не испытывал я такого урагана. Невозможно было удержаться на ногах. Ветер отрывал ослабевших партизан от земли. Что-то со звоном пронеслось в воздухе и сгинуло в пропасти – партизанский медный казан.

Ураган стал убивать. Первыми жертвами оказались наиболее слабые. Ветер как бы подстерегал мгновение, когда партизан выпускал руку товарища. Самостоятельно один человек не мог удержаться на ногах. Ураган усиливался.

Не хочу скрывать правды: я пережил минуты, когда силы покидали меня, и хотелось только одного: зарыться в снег и спать. Спать, не думая о последствиях. Я не мог слышать вой этого сумасшедшего урагана.

Как мне хотелось тишины! Хотя бы минут пять покоя, чтобы в слабые лёгкие попал хоть глоток воздуха, чтобы было чем дышать. Наверное, была права мой врач Мерцалова: «Куда вам с такими лёгкими?»

Но я был командир, и мне нельзя было сдаваться, нельзя…»

Мне близки и знакомы эти строки, не раз я попадал в дикие бури на горных плато Крыма и испытал ярость ветра, снега и мороза. Но одно дело в мирное время, а когда вокруг коварный враг со смертельной пулей и подлость предателей, а ещё Голод и бездомность.

Я медленно обхожу знакомые места, где не раз бывал в туристских походах, и тут совершались сражения партизан с фашистами, будто ясно вижу всё происходящее вокруг и в падающем снеге, как память-образы, встают сильные и волевые лики моих крымчан. И что-то близкое и благородное связывает меня с ними. Неужели смерть! Там, на Ай-Петринском плато, у пещеры Иограф, слепая стихия лавины бросила нас, команду горноспасателей, в пропасть, где окровавленные и переломанные, мы замерзали и умирали в январском снегу. Скончался Артур Григорян, а на другой стороне плато в декабре 1941 года при страшной стуже попал в засаду Ялтинский партизанский отряд, где погибли многие.

Партизанская быль со страниц «Крымских тетрадей» Ильи Вергасова окунает и приближает нас в то уже далёкое, но горячее и героическое время, полное трагизма и террора. Смог ли я стать в ряды крымских партизан? Совершенно не нужный вопрос, я всегда был и буду с ними, будто я прошёл боль и беды, смотрел смерти в глаза, выдержал вступительный экзамен, а они, партизаны, уходили в лес без всяких тренировок и боевого опыта, да больные и не принятые в ряды Красной Армии, лишь по зову русского сердца, сражаясь за свою землю, дом и родных.

И дорога нам книга Вергасова своей горячностью и горечью партизанских лет, ставших вечностью и историей Крыма, воскресившей тени блуждающего бесстрашного поколения на горных кручах и тропах. «Когда из-за облаков показалась гора Роман-Кош, наступила тишина. Как будто не было страшной ночи, не было урагана и метели».

Они презирали смерть и стали бессмертными!

Потянуло опять в дорогу, чтобы снова ощутить горную свежесть и воскресить промелькнувшую юность. Ох, как трепетно и тревожно в водопаде весны, в сладком аромате воспоминаний ушедших любовных встреч и так неистово сгоравших минут-поцелуев. А сердце стучит и болит за минувшим очарованьем. Я иду по тропе, возвращаясь в прошлое, как в шальную грозу.

Как-то давным-давно, на Бойке, мы работали в археологической экспедиции, и по этой узорной каменной дороге с крепидами, словно средневековыми скрижалями, спускались к девчонкам в Ялту.

Тропа начинается на холме Дарсан. На Обводной дороге есть такая автобусная остановка. Минуем дикое скопище жутких по архитектуре и свалкам мусора автобаз, складов, хоздворов, бетонный завод и еще какую-то промышленную муть. И, наконец, оказываемся на лесной дороге к холму Ай-Яни, расположенному над Дарсаном. Затем минуем пересечение дорог, противопожарных просек и старая милая тропка-дорожка вступает в лес. Легко, длинными кольцами, она поднимается вверх, пересекая урочище Биюк-Мейдан с красивой полянкой среди леса и двумя площадками, расположенными на обрывистых утесах.

Еще в прошлом веке это был один из главных дорожных путей связывающих Ялту и степной Крым. Там весело цокали лошадиные копыта, скрипели колеса повозок, бодро сновали неутомимые ослики с поклажами на спинах. Потом построили шоссе Ялта – Ай-Петри – Бахчисарай и эта горная дорога, ведущая через Бойку, совсем заглохла, заросла, заплыла дерном и временем. Правда еще до Великой Отечественной войны из Кучук-Узенбаша местное население приносило на продажу в Ялту свежее и кислое молоко, сыр, фрукты, преодолевая путь за несколько предрассветных часов. А сейчас только туристы часто бродят здесь.

Легкий туман и мелкий дождик сопровождал меня в пути. И вдруг – о, ужас! – передо мной черное пепелище: обуглившиеся стволы, скрюченные ветви, сажа на земле, сгоревшие пни, испепеленный стихией горный склон. Прошлогодний страшный лесной пожар огненной фурией вырвался и на этот гребень. Черные слезы, черная гарь, черный дым – сюрреалистическая картина дикого хаоса. И сквозь ад пробиваются тонкие зеленые побеги. Да здравствует Жизнь! Будто похороненное здесь солнце опять всплыло на высокое небо.

До революции Узенбашская тропа к пещере Иограф была помечена красной стрелой с кольцом – знак Крымского горного клуба. Под самым выходом на плато тропа уходит влево, на восток, по направлению к пещере. Вот здесь, январским вечером, отряд горноспасателей, шедший на поиски пропавшего старика, попал в снежную лавину. Тогда погиб наш отважный товарищ Артур Григорян. (Читайте мою документальную повесть «Лавина». Она входит в первую книгу хроники о горноспасателях – «У хижины с оленьими рогами»).

Пещера лежит под верхними известковыми утесами Ялтинской яйлы и служила, по-видимому, местом, где собирались христиане для богослужений во время турецких и татарских гонений. Крошечная церковь стояла внутри пещеры Иограф, находящейся в верхней части Узенбашской тропы. Тропа поднимается по хребту Дарсана к Главной гряде. Художник Елизавета Ивановна Висниовская в 1895 году изобразила облик этого, выступающего из сумрака пещеры, небольшого строения с алтарным закруглением – апсидой. Там ею был подобран обломок редчайшей для Крыма мраморной иконы с изображением младенца Иисуса Христа и собраны другие находки: медные крючья для подвешивания лампад, фрагменты стеклянных и керамических сосудов, бусы. Все это сейчас можно увидеть на выставке «Прошлое Ялты», которая демонстрируется в здании городского музея (ул. Пушкинская, 5а).