Женщина в окошке что-то ему ответила, очкарик заговорил еще более нервно:

– И сколько часов, по-вашему, я буду в этом телятнике тащиться? Но меня ваше предложение никак не устраивает. Вы должны подобрать такой маршрут, чтобы все было по-человечески комфортно, недорого и своевременно.

– Слышь, мужик, – ткнул его пальцем Артур. – Недорого и комфортно – это если пешком. Прикинь.

Очкарик близоруко оглянулся, огрызнулся, снова прилип к окошку:

– Хам!

– Чего-о? – возмутился Артур.

– Сейчас вам объяснит полиция, – пробубнил очкарик.

Артур двинулся было на него всем корпусом, но сдержался, развернулся и не спеша побрел к выходу.

Девушка за гостиничной стойкой изучила паспорт Гордеева, взглянула на самого владельца.

– На сколько суток желаете остановиться?

– Прикину. Ну, допустим, двое… нет, трое суток.

– Оплата наличными или картой?

– Вы чего? Какая карта? Наличными.

– Номер какого разряда?

– Нормального. Чтоб можно было поспать, посмотреть телик.

– Хорошо. Заполняйте анкету.

Антонина вошла в магазин, остановилась у дальней стены. Нина бросила на нее взгляд, отпустила двух покупателей, закрыла дверь, подошла к незваной гостье, снисходительно кивнула:

– Привет.

– Здравствуй.

– Из полиции звонили?

– Звонили.

– На чем-нибудь сошлись?

– Пока ни на чем.

– Что собираешься делать?

– Почему я должна что-то делать? – вскинула брови Савостина.

– Работник чей? Твой?

– Ночевал у тебя?

– Допустим. Ты выгнала, я приняла. Накормила, напоила. Оказался скотом.

– Хочешь, чтоб его посадили? – спросила Антонина.

Нинка хмыкнула, пожала плечами:

– Ничего я не хочу. Хочу, чтоб вернул деньги.

– Много?

– Сто тысяч.

Савостина открыла сумку, достала скрученные резинкой купюры, отсчитала положенное.

– Мало, – сказала продавщица. – Нужно еще менту, чтоб закрыл дело.

– Сколько?

– Столько же.

– Не круто ли?

– Тебе виднее.

Антонина подумала, нехотя отсчитала еще.

– Все?

– Вроде все.

– Тогда просьба, – сказала Савостина. – Только чтоб по-людски. Михаил ничего не должен знать.

– Это не по-людски, – хохотнула Нинка. – Это по-бабьи.

– Пусть будет так. Язык только завяжи.

– Попробую… Искать парня будешь?

– Сам найдется. – Антонина помолчала, внимательно посмотрела на соседку. – Этот мент… он кто?

– Мент, – пожала плечами Нинка. – Капитан. Серьезный человек.

– Твой знакомый?

– У него полгорода таких знакомых.

– Скажи, чтоб не сажали парня, когда задержат. Чтоб отпустили.

– Хочешь принять обратно?

– Будет видно. Не ошиваться же ему под заборами.

– Тебе это нужно?

– Так же, как и тебе, – ответила Антонина и направилась к выходу.

Нина открыла дверь, выпустила гостью и стала смотреть в окно на то, как тяжело и устало Антонина тащилась по улице.

На работу она больше не пошла. Вернулась домой, достала из холодильника бутылку вина, пару кусочков нарезанного сыра, прихватила бокал, уселась на веранде за стол, наполнила бокал вином.

Выпила медленно и без удовольствия, сорвала свисавший с ветки лист, занюхала им, вдруг рассмеялась, мотая хмелеющей головой.

– Боже, дура!.. Какая же дура.

Плеснула еще, услышала стук калитки, глянула на вошедшего во двор мужа.

Михаил тоже увидел ее, быстро направился на веранду. Резко потянулся за бутылкой, чтобы выбросить, жена властно и спокойно произнесла:

– Не делай глупости. Поставь на место. Не сопьюсь.

Михаил подчинился, опустился напротив.

– Не вернулся?

– Кто? – подняла голову Антонина.

– Родственник.

– Без понятия.

– Может, что-то случилось?

– Без понятия, говорю.

– А почему выпиваешь?

– Не имею права?

– Имеешь. – Савостин отщипнул ломтик сыра, пожевал, осторожно взглянул на жену. – Может, пора уже спать?

– Спать не хочу. Хочу поговорить.

Муж уселся поудобнее.

– Говори.

Она помолчала, посмотрела на него в упор.

– Ненавижу.

– Меня?

– Себя. Ненавижу и презираю.

– Все?

– Этого мало? – спросила Антонина.

– На сегодня хватит. – Михаил приподнялся, решительно взял ее под локоть. – Давай спать.

– Не трогай! – Антонина отодвинула его. – Сядь и слушай.

Он, согнав желваки на скулах, отступил, выполнил ее требование.

– Слушай, не перебивай, не дергайся.

– Постараюсь.

– Знаешь, что я виновата перед тобой?

– Я не меньше.

– Меньше. Просто ты ничего не знаешь.

– И слава богу. Мало знаешь, крепче спишь.

– Хочешь, я в чем-то сознаюсь?

– В чем?

– Услышишь… Хочешь?

Михаил подумал, вдруг со злостью произнес:

– Ну услышу. И что дальше? Убью тебя? Повешусь сам? Что дальше?

– Не знаю.

– Поэтому больше не будем. Я тоже не святой. А если надумаешь, поговорим в следующий раз.

Антонина налила вина, покачала головой.

– Не надумаю. Больше не надумаю. Собралась было, не получилось. Ну и слава богу. Видать, так нужно, – сделала пару глотков, тяжело поднялась. – А ты у меня святой, Миша. Клянусь, святой. – Она махнула рукой, чуть не задев бутылку. – Пошли, муженек, баиньки. А то мучаемся дурью и сами не знаем, ради чего. Жить нужно, дорогой, жить.

Она попыталась что-то запеть, Михаил подхватил ее, и они вдвоем направились к дому. По пути Антонина останавливалась, что-то прошептала мужу на ухо, чувственно захохотала. Он тоже засмеялся.

Взяли Артура ночью, когда он спал на широкой гостиничной кровати, хмельно посапывая и забыв выключить телевизор и ночник над головой.

На столе остались недопитый коньяк, ресторанная закуска, бутылки с газировкой, разбросанные купюры.

Стук в дверь Артур услышал не сразу. Когда постучали повторно и посильнее, вскочил, завертел головой, не до конца соображая, где находится.

Подошел к двери, натягивая джинсы, спросил сонным голосом:

– Кто?

– Полиция. Открывайте.

– А что нужно?

– Расскажем.

– Момент.

Артур вернулся к постели, растерянно пошарил в тумбочке, на столе в поисках паспорта, нашел его, напялил футболку, вернулся к двери, открыл ее:

– Ну и какие проблемы?

В номер вошел капитан Муромов в сопровождении двух коллег, за спиной маячила сотрудница гостиницы. Офицер оглядел номер, оценил выпивку на столике.

– Широко гуляем, гражданин Гордеев.

– А что, запрещено?

– Не запрещено. Просто радуюсь за вас. – Муромов подошел поближе к парню, внимательно посмотрел на него. – Артур Константинович?

– Он самый.

– В номере одни?

– Был один, теперь с вами.

– Острить будете в отделении. Паспорт, пожалуйста.

– Без проблем. – Артур нашарил документ в кармане, протянул полицейскому.

Тот изучил его, перевел взгляд на деньги на столе.

– Деньги ваши?

– Так точно.

– Сколько? Помните?

– Это не все. В карманах еще.

– Соберите купюры. В отделении под протокол сосчитаем.

– Можно здесь.

– Не положено. Потом будете говорить, что менты обшмонали. Одевайтесь.

– А по какому праву?

– По праву закона. И пожалуйста, поживее.

– Но я хотел бы знать…

– В отделении все узнаете.

Артур суетливо стал собирать вещи: сгреб в карман пачку денег, сунул ноги в кроссовки.

– Готов.

– Вперед, – сказал капитан.

– А сюда вернусь?

– Думаю, лет через пять, – усмехнулся Муромов.

Гордеев сидел посередине комнаты, тупо наблюдая, как Муромов заполняет бумаги. Капитан то и дело заглядывал в лежащий перед ним паспорт задержанного, делал какие-то выписки, бросал взгляд на сложенные в пакет мятые купюры.

Вошел сотрудник, положил перед офицером листок. Муромов прочитал написанное, поднял взгляд на Артура.