– Харконен никуда не денется из Хоулленда, – философски заметил Барт, доставая зеленую пузатую бутыль и сверток коричневой бумаги, пахнущий чем-то вкусным. – А вот добрый бокал вина в обеденный перерыв никому лишним не будет. Тем более это вино того стоит, поверьте мне.

Вино и правда того стоило. Мягкое, почти без вкуса алкоголя, зато с легкой земляничной терпкостью, оно было словно волшебным образом перенесено сюда с солнечных равнин Гаскони или Прованса.

– Не поверите, это наше местное вино, – развеял иллюзию Барт, нарезая широкими ломтями белый козий сыр и розовую, с мраморными прожилками, ветчину. – Все это натуральное, с фермы моего племянника Микаэля. У парня настоящий талант к сельскому хозяйству, как и у его покойного папы, моего брата. Сам я хозяйствовать на земле не умею, вот и подался в полицию.

Сыр, ветчина и ржаной хлеб были под стать выпитому вину.

– Так вы к нам надолго? – спросил Барт, жуя.

Я вздохнул: похоже, мне часто придется отвечать на этот вопрос:

– Еще не решил, но думаю, что надолго.

– И от чего это зависит?

– От многих вещей. На самом деле я ищу место, где можно в покое пожить пару-тройку лет.

– Достал большой мир? – лукаво подмигнул Барт. – Ну да, там к нам, мелким, не шибко хорошо относятся, хоть и постоянно твердят, что это, мол, совсем не так. Чертовы лицемеры!.. Я вот здесь всю жизнь свою прожил и не жалею. Но многие уезжали, а все равно потом возвращались. А вы там с самого детства жили…

Я не стал ему рассказывать, что, в общем-то, с детства я был вполне нормальным. Мне уже поднадоела эта история.

– Все-таки это очень странно, – повел я рукой. – Целый город маленьких людей. Как такое может быть?

– Штайнер, это который архитектор, говорил, что это из-за проклятия лепреконов, – наклонившись ко мне и округлив глаза, сказал Барт. – Если это так, у Кохэгенов с Харконенами на это проклятье крепкий иммунитет, они в этих краях жили еще до того, как здесь цирк обосновался. И как были дылды, так дылдами и остались. Все очень просто – население городка наполовину потомки цирковых артистов. Старик Кэрриган сам был мелким и труппу собрал из таких же. Он тоже был с приветом, я вам скажу…

Он поднял бокал, предлагая выпить. Мы выпили, и я почувствовал, что мне, пожалуй, хватит.

– А потом, во Вторую мировую к нам много прибыло карликов с континента. Гитлер их считал выродками, не достойными жить. Немало нашего брата обратили в дым в фашистских крематориях.

Он с аппетитом откусил от бутерброда, и я последовал его примеру.

– Был у Эйхмана помощник, некий Макс, фамилию вот запамятовал. Такой же махровый фашист, как и другие. Его после войны пришили во Франции, не то свои, не то из узников кто опознал. Так тот к нашему люду испытывал теплые чувства и многим устраивал побег, а его двоюродный брат из торгового флота переправлял их сюда. Так что в нашем городке собрался целый интернационал карликов, большинство тут и осели. Оно и понятно – среди своих как-то комфортнее.

Я кивнул и подумал, что почти наверняка тоже осяду здесь. Потому что среди своих действительно комфортнее.

– А почему же у вас правительство высокорослое? – спросил я.

– Потому что у них есть деньги, – без обиняков отрезал Барт. – И они дают работу. В цирке работают немногие. Труппа с обслугой насчитывает около трехсот человек, а население городка почти пятьдесят тысяч. Около трети работают у Кохэгена, примерно столько же у Харконена. Остальные – фермеры, лавочники, транспортники и так далее – тоже связаны либо с первым, либо со вторым. Вот так-то.

У меня появилась мысль, впрочем, весьма еще расплывчатая. Возможно, ее появлению способствовало знакомство с Кохэгеном, которого я причислил к категории неприятных типов. Во всяком случае, я за такого точно не голосовал бы. Очевидно, чтобы мысль оформилась до конца, мне стоило познакомиться и с мистером Харконеном лично. Поэтому, поблагодарив гостеприимного Барта, я покинул президентское крыло. Напоследок мы с Бартом покурили на крыльце (при этом автомат он беспечно оставил прислоненным к дверному косяку).

– Так где вы остановились, у Харконена? – спросил он, безмятежно выпуская клубы дыма.

– Нет, в «Дыре», – ответил я.

– Ах, да, я же знаю… Одобряю, – кивнул Барт, вино явно затуманило мозги этому бдительному стражу. – Мэри большая умничка, но тягаться с «Харконен Энтерпрайзес» ей тяжело. Большинство приезжих даже не знают о том, что в городе есть еще одна гостиница. Хорошо, что вы ее поддержите.

Я покачал головой:

– Возможно, Мэри-Сьюзен стоило бы активнее заняться маркетингом? Под лежачий камень, знаете ли…

– Бесполезно. Все приезжающие в город туристы – клиенты «Харконен Энтерпрайзес». Автоматически… Ну, если не все, то процентов восемьдесят. Но Мэри все равно держится.

– У нее приятная гостиница. – Я докурил, а затем достал одну из своих визиток. – Работает только последний телефон. Возьмите, на всякий пожарный.

– Спасибо, док, – Барт впервые использовал это слово по отношению ко мне, а я призадумался. Я немного разбирался в медицине, поскольку биология была одним из направлений моих исследований, и, если мне суждено осесть здесь, почему бы не заняться этим делом? Тем более что один из моих дипломов давал мне право частной практики, правда, только в Великобритании. Но, судя по тому, что Ариэль училась в Лондоне, это в Хоулленде не будет препятствием.

Судя по зубам Барта, с медициной у них в стране как-то не очень – лишний врач, пусть даже такой, как я, не помешает.

По словам Барта, «Роллс-Ройс» принадлежал Кохэгену, а агрессивная BMW – его заклятому партнеру по политическим играм. Но это отнюдь не значило, что Харконен на месте – он мог быть у себя в компании (благо это через дорогу) или еще где угодно, даже дома. Но я твердо решил, что увижусь сегодня с летучим хоуллендцем, и направился сначала к его приемной.

По дороге я имел возможность наблюдать миниатюрного подростка с восточными чертами лица, наклеивавшего на тумбу перед президентской администрацией афишу. На афише, еще пахнущей свежей типографской краской, подмигивал лепрекон, явно срисованный с моряка Папая, но получивший рыжую бороду веником и зеленый цилиндр с четырехлистником клевера. Текст афиши сообщал, что в связи с выздоровлением мистера Кэрригана цирк возобновляет свою деятельность и сегодня, а также завтра для жителей городка состоятся открытые бенефисы в рамках подготовки к пятничному шоу. Однако, похоже, приезд Ариэль действительно поставил ее отца на ноги. Пришедшую вслед за этим мысль о том, что необходимо посетить цирк, я воспринял как нечто само собой разумеющееся.

С мистером Харконеном я столкнулся на крыльце его приемной. Он выглядел куда моложе президента и внешне напоминал Вустера из известного комического сериала. Вот только харизмы, присущей Хью Лори, у него не было напрочь. Хотя сам он, вероятно, был совершенно противоположного мнения. Высокий, тощий и бледно-рыжий, с блеклой веснушчатой кожей и лошадиными зубами, он был одет как типичный метросексуал – в таком изысканном костюме и туфлях не стыдно было бы показаться и на красной дорожке в Каннах. Когда мистер Харконен налетел на меня, он как раз активно общался с кем-то по телефону, причем держал его так, чтобы сразу бросалось в глаза, что это настоящий оригинальный «Верту».

– …А я тебе говорю, что надо сейчас это сбагрить, чтобы потом не иметь проблем. Короче, как я сказал, так и делай и неч… – тут он буквально напоролся на мою скромную персону так, что я с трудом удержался на ногах, а он ненароком завершил свой деловой разговор. – Какого черта!.. в смысле кто вы? Чем могу служить?

– Вы случайно не мистер Харконен? – поинтересовался я.

– Я мистер Харконен, и отнюдь не случайно, – мой собеседник взял себя в руки почти мгновенно, хотя мы буквально столкнулись и даже стукнулись. С другой стороны, он же живет в городе, населенном такими, как я. Мог бы быть повнимательнее. – Вы ко мне? Прошу простить меня за то, что налетел и толкнул вас.