Вообще говоря, нельзя сказать, чтобы я был как-то особенно шокирован или напуган. Что ж, наука, как и искусство, требует жертв. Я скорее заинтересовался, что именно могло послужить причиной подобной трансформации, а главное, каковы были ее механизмы. Хотя размышлять над этим мне пришлось недолго – начали сказываться последствия этой самой трансформации, и приятными они отнюдь не были.
Мозг и желудок, словно сговорившись, активно запротестовали против моего уменьшения в размерах. Мозг по-прежнему воспринимал мое тело таким же, каким оно было раньше, поэтому координация движений у меня разладилась напрочь. Какое-то время даже пользоваться вилкой или ложкой для меня стало невероятно трудной задачей. Мне пришлось учиться не то что ходить – просто вставать. Одновременно с этим желудок взбунтовался против обычной пищи, так что на какое-то время мое меню состояло из соков и детского питания. Все это, вкупе с медленно приходящим осознанием того, каким я стал, конечно же, вогнало меня в неслабую депрессию, но…
В конце концов, я же ученый, а значит, привык держать чувства на коротком поводке. Гораздо интереснее исследовать какое-либо явление, чем рефлексировать по его поводу. Поэтому с депрессией я кое-как справился, причем использовал самое доступное мне средство – работу. В процессе адаптации я с горечью обнаружил, что, несмотря на всепобеждающую толерантность, мир очень плохо приспособлен к существованию таких маленьких людей, как я. И это во всем, от выключателей, часто расположенных слишком высоко, до поездов и самолетов с их полками и сиденьями.
Тем не менее, уломав руководство клинического центра выдать мне необходимые допуски, я возглавил работу по исследованию феномена, произошедшего со мной. Эту работу я так и не закончил, и, насколько я знаю, она заглохла, равно как и мой проект повышения КПД и энергетической безопасности источников энергии.
А параллельно с этим я, может даже невольно, пытался найти свое новое место в этом навсегда изменившемся для меня мире. Найти хоть какие-то преимущества в своем новом положении. Преимущества – увы! – долго не желали находиться, в отличие от недостатков, которых было пруд пруди. Неплохая новость пришла ко мне в тот день, когда я вышел из больницы и решил это как-то отпраздновать. К тому времени мой желудок, к счастью, смирился со сложившимися обстоятельствами и с удовольствием принимал обычную пищу, к которой я привык. Поэтому я понес его в ближайший приличный ресторан в Беверли-Хиллз.
Вот там-то я и понял, что по меньшей мере с экономической точки зрения мое новое положение намного выгоднее старого. Я взял совсем немного, зато самых деликатесных блюд, которые всегда хотел попробовать, но наелся так, будто в одиночку оприходовал полноценный обед. Не говоря уж о том, что бокал красного вина я так и не допил, поскольку почувствовал, что почти опьянел, а я не сторонник злоупотребления алкоголем.
Приехав домой… Вообще-то, мой дом тогда находился по ту сторону океана, а в Америке я снимал квартиру в Санта-Монике. Так вот, вернувшись в свою ставшую внезапно огромной квартиру, я сразу после душа поспешил взяться за работу. Я был не то чтобы совсем несведущ в экономике, скорее эта область знания была для меня малоизвестна. Так что мне пришлось в кратчайшие сроки разбираться с множеством практических вопросов, о которых я до этого не имел ни малейшего представления. Почему в кратчайшие? Я спешил подать заявку на международный экологический форум ООН, проводимый каждый год в рамках декларации Рио-де-Жанейро по окружающей среде и развитию. Мне показалось, что я нашел нечто важное, что заслуживает самого пристального внимания…
Кстати, на написание подобного труда меня подвигла в том числе работа одного сумасшедшего русского гения. Я до сих пор не могу выговорить его фамилию. Ци-ол-ков-ский, кажется, так. Этот гениальный безумец написал некое рассуждение, под названием «Человек, уменьшенный вдвое». Не могу удержаться и приведу цитату оттуда. Она очень близка к моим выкладкам и доказательствам.
Вот что он пишет:
«Его (человека, уменьшенного вдвое) механическая работа будет относительно вдвое больше: он может вдвое быстрее восходить на гору или лазить по лестнице, вдвое быстрее бежать (если принимать в расчет только трение и пренебречь сопротивлением воздушной среды). По отношению же к размерам уменьшенного тела эффект будет даже вчетверо сильнее. Так, нормальный человек восходит в минуту на один рост своего тела, а малый – на четыре роста своего тела. Абсолютная сила мускулов уменьшится в 4 раза, так что борьба с великаном или вообще с людьми большого роста окажется невозможной: карлик будет побежден. Но относительная сила мускулов возрастет вдвое: если раньше он руками подымал одного человека, то теперь с большей легкостью подымет двух себе равных…»
И так далее, и так далее. Фантастично, безумно, но ведь что-то в этом есть, черт побери! Он, правда, написал еще одну работу – «Человек, увеличенный вдвое», но она не пригодилась мне в системе моих доказательств.
Конечно, таксисту я рассказывал все это без подробностей, тем не менее он слушал внимательно и, похоже, проникся ко мне сочувствием и симпатией. Тем временем мы уже приехали. Он затормозил возле здания вокзала Коннолли, на мой взгляд, довольно красивого. Несмотря на мою принадлежность к миру науки, я интересуюсь и живописью, и музыкой, и архитектурой. Мне нравятся старые добротные строения из кирпича и природного камня. Впрочем, за рустованным фасадом прятался вполне современный дебаркадер, к тому же все впечатление от классики портил прилепившийся сбоку аляповатый торговый центр из стекла и бетона. Почему-то при взгляде на подобные сооружения мне становится неуютно. Они созданы для безликих масс, а не для отдельного человека.
Я понял, что сижу молча уже почти полминуты. Таксист смотрел на меня с каким-то почти детским выражением лица – такое бывает у ребенка, которому рассказываешь интересную сказку.
– Вас не восприняли всерьез? – участливо спросил он.
Я достал из кармана пачку сигарет, одну взял себе, другую протянул ему.
– Хуже того, меня подняли на смех и даже стали сомневаться в моей адекватности и вменяемости. Решили, что авария и ее последствия травмировали не только мое тело, но и мою психику. Понятия не имею, что натолкнуло их на эту мысль, ведь мой доклад имел железобетонное научно-экономическое обоснование. Миниатюризация человечества дала бы нам два относительно сытых и безопасных столетия – ровно столько нам, по самым пессимистическим прогнозам, не хватает для того, чтобы надежно закрепиться в космосе…
Я махнул рукой и вздохнул.
– Боюсь, сэр, они даже не читали толком ваш доклад, – сказал водитель. – Безумной им показалась сама мысль уменьшиться. – Он затянулся и выпустил струйку дыма. – Видите ли, человек никогда не пойдет на такую жертву ради такой эфемерной цели, как охрана окружающей среды. Боюсь, проблемы экологии начнут беспокоить людей только тогда, когда от кислотного дождичка у них станут выпадать волосы, дочь родит двухголового внука, а синтетический хлеб своим вкусом станет похож на вату. Не раньше. Человек – чертовски самолюбивое и эгоистичное существо.
– Но люди науки не такие! – с жаром воскликнул я и, встретив его ироничный, но одновременно и сочувствующий взгляд, осекся. – Во всяком случае, не должны быть такими…
– Ну да, ну да, человек рожден быть подобным Богу, но стремится быть подобным скоту, – улыбнулся таксист, – кстати, насчет уподобления зверям – вы в Дырку[1] надолго?
– Думаю, если понравится, там осесть, – честно ответил я. – Надеюсь, там дома не дороже квартиры в Сохо?
– За такую сумму вы там полгорода скупите, – подмигнул водитель. – У меня постоянный клиент оттуда, обычного роста, кстати. Он – директор тамошнего турагентства. Вот за счет которого и еще полиграфкомбината город как-то и живет. И по совместительству их какой-то министр, если я ничего не путаю. Так он говорит, что у них множество домов пустуют. Не очень понимаю ваше желание осесть там. В Хоулленде решительно нечего делать, поверьте мне.
