– Погоди, вот я закончу и помогу тебе. – Валька сокрушенно кивает. – Это ж немыслимое дело.
– Говорю – пожалуйся Людмиле. – Тетя Паша с сомнением смотрит на мешки. – Сомневаюсь я, что это заказ, просто куражится, гад.
Не хочу я жаловаться, не хочу привлекать к себе внимания, и вообще я только недавно сюда пришла, и мне во что бы то ни стало нужно затеряться среди стаи кальмаров, чтобы никто не заподозрил, что я – Другой Кальмар.
А потому мне надо отключить голову и сосредоточиться на процессе. Я умею выполнять монотонную работу, она меня не раздражает и не напрягает, если я знаю, зачем мне это нужно. А мне сейчас это очень нужно, выхода нет.
– Ого!
Я вынырнула из гороховой пыли, чтобы посмотреть, кто это решил посчитать производительность моего труда.
Я не слышала, как подошла Людмила, а она стоит рядом и смотрит на ящики, полные пакетов гороха, с озадаченным интересом.
– Это же сколько ты сегодня… Две нормы сделала?
Я пожала плечами – тут все три, скорее, и я успела.
– Даже три, я думаю, – продолжает Людмила. – Это зачем же ты?..
– Да разве она сама?! – Валька тут же вмешалась. – Георгий тут который уж день бегал вокруг нее, ныл все: ротозеев понабирали! А потом часа три назад Санька привез еще пять мешков и говорит: велено нафасовать до конца дня. Ну, вот она и фасовала.
– Головы не подняла за день, в туалет – и то не сбегала и не обедала. – Тетя Паша тоже решила наябедничать. – Который день он девку пилит ни за что, а она, знай, работает молча, а ему это, может быть, обиднее всего – что молчит, значит.
– Георгий, значит? – Людмила прищурилась, потом снова обратила взор своих маленьких серых глаз на ящики, в которых громоздились бесчисленные пакеты с горохом. – Ну, за переработку тебе заплатят, конечно, тут разговору нет. Но больше такой стахановский подвиг повторять не надо, норму сделала – все, встала и ушла.
Она взяла из ящика пакет наугад и бросила на весы.
– Вес точный. Ладно же. – Людмила достала из кармана потрепанный блокнот, что-то написала в нем, оторвала страницу и вручила мне. – Ступай сейчас в кассу, деньги получишь по факту, чтоб потом бухгалтерия не путалась, мы-то официально твою переработку провести никак не сможем.
– А касса где?
– В центральном корпусе, на первом этаже. Ступай прямо сейчас, а я Васильевне позвоню, чтоб выдала без проволочек.
Я встаю, ощущая, как затекло все тело. Эта работа меня убивает, но она мне очень нужна.
Офис с большими стеклянными окнами, внутри светло и уютно, столики девчонок-менеджеров расставлены так, чтоб они не мешали друг другу и свет падал одинаково. На стойках цветы, ряд пальм и фикусов отделяет рабочую зону от небольшого пространства с круглыми обеденными столиками.
Да, обстановка знакомая.
Касса – стеклянная будка в углу. Я сую в окошко записку, которую мне выдала Людмила.
– Вот тут распишитесь.
Я молча расписываюсь, беру из кассы купюры и прячу в карман. Сумма оказалась неожиданно большой по сравнению с моими ожиданиями, и это настраивает меня на миролюбивый лад. Денег у меня нет вовсе никаких, аванс обещают только на следующей неделе, так что эта неожиданная прибыль очень кстати.
– Светк!
Блин, да что ж она вцепилась в меня!
– Я твой рюкзачок взяла, держи. – Валька смотрит на меня виновато. – Светк, ты робу-то сними, я подожду. Ну, вот позарез мне надо платье, а я сама не смыслю. А девки все замужние, по домам торопятся, только ты вроде бы одна.
– Валь, мне домой надо, помыться…
– А я тут рядом живу, через дорогу. – Валька умоляюще смотрит на меня. – Я тебе полотенце чистое выдам и прочее что полагается. А потом сбегаем в магазин, ладно?
Я вздыхаю – скорее с облегчением. Я не мылась в ванной уже больше недели, только в реке, а это, как вы понимаете, совсем не одно и то же.
– Ладно, идем. Только я спецовку хотела забрать, ее постирать нужно.
– Сейчас придем ко мне, в машинку забросим, пока вернемся – и высохнуть успеет. – Валька помогает мне снять серую рабочую куртку. – Пылища у нас, конечно…
Мы выходим за ворота и ныряем под железнодорожный мост.
– Вот тут я живу, на Рекордной, – только дорогу перейти, и уже на работе.
Дом стоит торцом к улице, и живут тут только неудачники – в тридцати метрах железнодорожное полотно, и громыхает оно круглосуточно. Чтоб обитать здесь, надо совсем уж не иметь возможности переехать. Но я бы жила, если бы…
– А я и привыкла уже и к шуму, и к тряске. – Валька тяжело поднимается по узкой лестнице. – Светк, ты извини, что я к тебе пристала, но у меня, понимаешь, проблема есть – не разбираюсь в шмотках совсем. Ну, и толстая же я, конечно. И надо мне, чтобы кто-то со стороны поглядел.
– Да ладно, ничего.
– Все, пришли. – Валька, отдуваясь, ищет ключи. – Третий этаж. Вроде бы и невысоко, а мне тяжко. Худеть надо, конечно…
Квартира оказалась двухкомнатной, и я точно знаю, что такая планировка называется «книжка». В меньшей комнате есть большая кладовка, в которой многие делают гардеробную. У Вальки там, скорее всего, хранится консервация.
– Держи, вот тебе полотенечко. – Валька протягивает мне розовое махровое полотенце. – Погоди, давай сначала стиралку загрузим. У тебя только роба или еще что-то есть? Ты бросай все, чего там стесняться.
– Ладно, я сама включу.
Конечно, у меня катастрофа с чистой одеждой. Я стираю вещи в реке, но это совсем не то, что машинка.
Разбираю рюкзак и нахожу последние чистые джинсы и еще ненадеванную майку, которые я берегла на случай совсем уж тупика, и этот тупик наступил сегодня, но боги послали мне Вальку. Искупавшись, надену это и последний чистый комплект белья, остальное сейчас пойдет в стирку, слава богам. И я хочу набрать ванну, полежать в пенке… Душ я не слишком жалую, ванна – совсем другое дело.
– Кушать иди. – Валька чем-то гремит на кухне, оттуда вкусно пахнет. – Я борщик разогрела, вчера готовила, поедим. Не бог весть что, но моя мама всегда говорила, что нужно есть первое блюдо обязательно, а на работе что – сухомятка сплошная, а ты и того не ешь!
Борщ горячий и очень вкусный, я ощущаю себя словно заново родившейся.
– Я тоже люблю в ванной полежать, но мне тесно там. – Валька собирает посуду и наливает в стаканы вишневый компот. – Вот, печенье бери, конфетки. Поедим и пойдем, а машинка пусть стирает, придем и развесим на балконе, сейчас тепло, быстро высохнет. Светк, а ты где живешь?
– На Глиссерной.
Не говорить же ей, где я на самом деле живу. А Глиссерная – это такой край географии, почти за городом, за речным портом, что смысла нет туда ехать, если вдруг кому-то пришло бы это в голову.
– О-о-о, это очень далеко. – Валька покачала головой. – Слушай… Вот пока мы в магазин, а потом пока шмотки высохнут – ну, что тебе ехать в такую даль вечером? Оставайся у меня, я тебе на диване постелю, а завтра прямо отсюда на работу побежим. Шутка ли – с Глиссерной тебе часа два добираться, не меньше! Оставайся, Светк, я на вечер киселя наварю, вкусный кисель у меня получается.
– Ладно, поглядим.
Конечно, я хочу остаться. Конечно, я хочу переночевать в квартире, на чистой постели, а перед сном снова полежать в ванне или принять душ, и утром тоже. И поесть горячего, и не бояться засыпать. И радоваться цветущим катальпам, а не дергаться от каждого шороха. Человек – существо домашнее, и если у него нет своей благоустроенной и относительно безопасной пещеры, он дичает очень быстро.
– Вот и магазин. – Валька смущенно смотрит на меня. – Ты не была здесь?
Зеленая вывеска с белыми буквами – «Бункер». Нет, конечно, я здесь никогда не была. Здесь, судя по всему, изначально размещалось бомбоубежище, а ушлые коммерсанты, устав ждать бомбежек, устроили магазин. Бетонная лестница ведет вниз и вниз, здесь прохладно, только гудят огромные ветродуйки – вентилируют воздух.
– Это «секонд». – Валька вздохнула. – На рынках и в магазинах – дорого и размеров нет. Вот приходишь в магазин, а там мало того, что любая тряпка дурных денег стоит, так еще стоят эти тощие мелкие кильки и презрительно так: женщина, у нас нет ваших размеров! А здесь можно найти, и все почти новое. Вот поглядишь, может, и себе что-то присмотришь.
