– Неплохое вино, – его глаза заблестели, как кусочки матерого чистого льда под лучами зимнего солнца. Вот только Ульяне показалось, что Шон говорит о чем-то другом.

Сомнения заглушил Леша. Уселся рядом с приезжим, перехватил бутылку, вернув её «на круг», и задал вопрос, со вчерашнего дня занимающий всю команду:

– А для каких ритуалов использовали эту чашу?

– Для человеческих жертвоприношений.

Археологи – народ циничный. Тем, кто вскрывает давно затерянные могилы, нет дела до проклятий. И, вместо того, чтобы ужаснуться, окружающие стали подтягиваться поближе, предвкушая занятную историю.

Оглядев всех, Шон улыбнулся:

– Я не имею сведений, насколько вы знакомы с древней китайской культурой. Судя по всему, у присутствующих здесь другая специализация. Поэтому вы не против, если буду рассказывать, как своим студентам?

Он и так говорит, как преподаватель! Вот уж действительно «сосуд всех талантов». Идеальный мужчина. Ульяна тихо фыркнула, стараясь, чтобы Шон не заметил. А тот продолжал:

– В Китае, впрочем, как сейчас, были распространены гадания на лопаточной кости или панцире черепахи. Записывали вопрос и кидали в огонь. А потом по трещинам пытались разобрать откровения. И чем важнее был вопрос, тем важнее было получить на него хороший ответ. И помощь богов заодно. И, чтобы умаслить небожителей, вместе с вопросом отсылали в огонь и жертву. Как правило, пленника или раба. Иногда одного, иногда – сотню-другую.

– И как часто находят такие гекатомбы?

Шон пожал плечами:

– Редко. Но у гадателей была привычка записывать на кости не только вопрос, но также ответ и количество жертвенных объектов.

– Милая особенность.

– А приврать не могли?

– Сомневаюсь. С ритуалами все было очень строго.

– А чаша? – прервала занимательную беседу Ульяна. – Как она использовалась?

– Видите ли, иногда вопросы были настолько важны, что к богам с ними отправлялась одна из императорских дочерей, а потом возвращалась с ответом. Разумеется, в виде духа. И с этих пор принцесса становилась Невестой Бога, а также Хранительницей Государства. А для надежности её душу заключали вот в эту самую чашу. Если честно, об этом ритуале мало кто знает даже из историков. Я сам наткнулся на него потому, что заинтересовался чашами, которые считались просто выдумкой.

– И каким веком датируются легенды?

– Эпоха Трех Властителей и Пяти Императоров. Третье тысячелетие до нашей эры. По преданию, Девять Чаш были получены из рук самого Бога Солнца, который их и создал. И передали потомкам.

– Не сходится, – Алексей хлопнул себя по коленям. – Ну никак не сходится! Во-первых, как эта чаша, которую, как я понимаю, причисляли чуть ли не к китайским священным сокровищам…

– Не китайским! – тихо поправил Шон. – Эти Чаши – святыни Белого народа, Богов, которые предпочли землю небесам. Они и использовали первую из Чаш для ритуала. Сестра их правителя…

– Пусть так, – отмахнулся Алексей. – Хоть сестру, хоть дочь, хоть жену… Ладно, караваны ходили, могли и привезти. Но ты говоришь, что в жертву приносили девушек, а захоронение, в котором нашли чашу – мужское!

Он резко перешел на «ты», словно забыв, что перед ним – светило, перед которым чуть не преклонялось начальство. Сейчас напротив снятого с должности руководителя экспедиции сидел такой же археолог. А значит, они были равны.

Ульяна заметила пробежавшую по лицу Шона тень и ткнула друга кулаком в бок, призывая к порядку – оскорблять того, кто мог одним словом разрушить карьеру, не стоило. Но Леша только отмахнулся.

Шон снова отпил из бутылки и тихо вопросил:

– Вы уверены?

– Конечно! Одежда мужская, оружие… Да и кости… – тут он замолчал. – А чего мы спорим? Пошли, посмотрим!

– Упаковали уже! – сообщил кто-то. – Не дадут.

– Точно, – растерял весь пыль Алексей. – Черт!

– Это была женщина, – сама не понимая, почему, произнесла Ульяна. – Да, мужеподобная, но – женщина!

– Да с чего…

– Грудь! – отрезала Уля. – Леш, я думала, ты заметил.

Воцарилось молчание. А потом тишину разорвали такие проклятья, что хотелось заткнуть уши:

– Похоже, старею. Но, значит, эта была… принцесса?

– Возможно, – Уля поняла, что устала. Поднялась, прогнулась в пояснице так, что хрустнули кости. – Но мы об этом если и узнаем, то нескоро!

– Ну, почему же, – Шон не сводил с неё глаз. И от этого становилось неуютно. – Думаю, уж вам-то, как первооткрывателям, сообщат. Да и в исследованиях должны разрешить поучаствовать. Я порошу, чтобы…

– Спасибо!

– Не надо!

Они с Алексеем воскликнули одновременно. Смешавшись, Уля быстро попрощалась и нырнула в свою палатку. И, хотя день оказался насыщенным, заснуть не получалось. Выбрав момент, она выскользнула наружу и направилась к реке.

Млечный путь сиял над полем бесконечной рекой. Созвездия мерцали алмазной россыпью. Ульяна привычно нашла Кассиопею.

– Они прекрасны!

Шон подошел незаметно, заставив вздрогнуть.

– О, прости! Кажется, я тебя напугал!

– Нет. Просто… неожиданно. Я думала, что одна здесь.

– Тогда еще раз прости за бестактность, – он стоял так близко, что темнота не смогла скрыть улыбку. Но уходить не собирался. Поднял лицо к небу и снова улыбнулся.

– Сколько смотрю на них, и все не могу привыкнуть. Разве что-то может сравниться с их притяжением? Разве что, – Шон повернулся к Уле, – археология. Когда в твоих руках бесценный артефакт, сердце забывает биться. Ну а надежда найти что-то необычное просто лишает покоя. Скажи, у тебя так же?

Он очень точно описал «мандраж» – так называл это состояние Леша. И именно это состояние каждый раз заставляло Ульяну идти против Коли, бросать его одного в пустой квартире и ехать к черту на кулички, «копаться в грязи». Ну, или заниматься гробокопательством, как говорила мама Николая. Она постоянно пророчила всяческие несчастья как расплату за вскрытые могилы и требовала забыть о раскопках.

Настроение неожиданно испортилось. Почему-то вспоминать о семье не хотелось. Хотелось стоять вот так, глядя в небо, и ощущать себя песчинкой на ладони Вселенной. И Шон этому совершенно не мешал.

Долетевший с реки ветерок заставил поежиться. Ульяна вспомнила о толстовке, которую оставила на спинке стула. Но возвращаться не хотелось, и она просто обхватила себя руками, стараясь хоть немного согреться. На плечи тут же опустилась куртка.

От неё пахло кожей и хорошим мужским парфюмом. Тонкий запах не вызывал отторжения, напротив, захотелось укутаться в эту куртку посильнее, утонуть в её объятиях, как в коконе, забыв о реальности. Пришлось сделать усилие, чтобы снять и протянуть владельцу:

– Спасибо. Но… не надо.

– Это ничего не значит, – послышалось в ответ. – Просто куртка. Ты же замерзла. Надеюсь, не побежишь подавать в суд за сексуальное домогательство?

– А что, были прецеденты?

– Ну… – хмыкнул Шон и отвернулся.

Стоять с протянутой в пустоту курткой показалось глупым, как и строить из себя оскорбленную невинность. И Ульяна надела её обратно. В конце концов, это просто жест вежливости.

Тишина наполнилась звуками ночи. Пели сверчки, где-то вдалеке ухнула ночная птица. Под ногами, в траве, один за другим зажигались крохотные огоньки – светлячки готовились к брачным танцам. Их зеленоватое мерцание словно наполнило воздух магией, а свет звезд превращал реальность – в нереальное. Казалось, достаточно прислушаться, и откуда-то издалека, из далекого прошлого долетит конский топот, хриплые выкрики и лязг оружия.

Ульяна боялась дышать, чтобы не спугнуть это ощущение. Эти мгновения стоили бессонной ночи. А еще…

Было что-то общее у этой ночи и той чаши… Но что?

– Глазурь? – спросила тихо сама себя. – Нет. Что-то другое…

– Прости, ты о чем? – поинтересовался Шон.

Его голос разрушил магию ночи. И мысль, крутившаяся на поверхности, ускользнула, как уклейка, которую пытаешься схватить рукой. Ульяна едва сдержала раздражение, но сумела ответить вежливо: