"Жертвы цивилизации... Сейчас эти восемнадцатилетние салаги, особенно горожане, как-то по-детски несамостоятельны и трусливы. Они и в армии держатся стадом, а когда расстреливаешь таких, то они могут и обмочится от страха..."

... Нуха вспомнил вдруг Москву, нефтехимический институт, в котором из поколения в поколение учились чеченцы из знатных семей. Вспомнил он и общежитие, в котором они жили вместе с русскими парнями.

Там, в России, он иногда встречал совсем других русских мужиков: часто неулыбчивых, молчаливых, но спокойных и доброжелательных, когда удавалось их разговорить. В драках, между общагами они были хладнокровно жестокими и даже свирепыми...

... Они шли по густому, красивому горному лесу уже несколько часов. Переходя вброд небольшие чистые ручьи, попадавшиеся на пути, Нуха, зачерпывая воду ладонью, смывал с лица пот, а потом выпивал несколько глотков воды с ладони сложенной черпаком.

Тропа петляя, то поднималась на клоны холмов, то спускалась в долины, уводя боевиков всё дальше и дальше от людских поселений и дорог...

Размеренно шагая всё вперёд и вперёд, не замечая окружающего ландшафта, словно забывшись на некоторое время, Нуха вспоминал давно прошедшее и совсем недавно произошедшее, и с тоской думал: "Напрасно этот дурак Горбачёв, затеял эту "перестройку. В Союзе все тогда жили, как жители одной страны. Никому и в голову не могло прийти, чтобы разделиться и образовать отдельные государства...

- Эту "перестройку" бюрократы - националисты затеяли, а Горбачёв просто всех сдал, чтобы перед западниками покрасоваться. Людей сбили с толку и все, вместо того, чтобы работать или продолжать учится, заговорили о демократии и о выборах. А этим воспользовались плохие люди", - заключил Нуха, свои размышления...

В те, уже далёкие времена, он вернулся из Москвы в Чечню, увидел, что и здесь люди, словно бузы напившись, сошли с ума, помешались на политике и на независимости. Собирались на площадях, танцевали хороводом, разжигая себя, а потом вспоминали историю, все обиды чеченцев, подлинные и вымышленные...

Потом, разогретые вином и разговорами, снова начинали плясать, отбивая ногами простой, но завораживающий общий ритм...

Потом появился генерал Джохар Дудаев и все стали говорить об отделении от России. Тогда и Нуха поверил генералу и стал через друзей входить в систему новой власти...

А потом, как всегда бывало, пришли русские танки, чтобы подавить волнения. Однако на узких улочках Грозного много бронированных машин побили из гранатомётов и русские ребята - молодые танкисты, выпрыгивали из подбитых танков, умирали под перекрёстным огнём автоматов. Их трупы ещё долго валялись на улицах, как трупы дохлых собак...

Потом прилетели русские самолёты и стали бомбить Грозный, разбив его в пух и прах, почти так, как немцы в своё время разбили Сталинград...

Потом пришли регулярные войска и Нуха вместе с друзьями, ушёл в лес воевать с "федералами", с русскими собаками.

Вспомнил Нуха и нападение на Буденновск, и захват госпиталя с заложниками. Тогда все боевики уже собирались умереть, в этом окружённом "спецназом" госпитале.

Но хитрый и смелый Басаев, тянул время, торговался, а потом после переговоров с русским премьером, Басаев выторговал свободу и даже охрану для уехавших из госпиталя, героев - чеченцев. В Чечне их встречали как победителей и смеялись над трусливыми русскими...

Но с той поры, в Чечне, становилось хуже и хуже...

... Шедшие впереди боевики вдруг остановились и Нуха, автоматически сдёрнув с плеча автомат, шагнул с тропы в лес и встал за дерево. - Олень! Олень! - разнеслось по цепочке и через время отряд вновь тронулся вперёд. Нуха продолжил вспоминать прошедшее...

... Но ещё тогда, когда счастливые и гордые чеченцы на автобусах возвращались в Чечню, на обочинах русских дорог, Нуха уже видел вот такие же неулыбчивые лица, как у этого контуженного контрактника, у спецназовцев, стоящих в оцеплении.

Эти люди, судя по всему, были не согласны с толстым, косноязычным российским премьером, который вел переговоры с Басаевым...

Будь их воля, они не отпустили бы боевиков живыми - ведь за ними уже вился кровавый след, в том числе и в Будённовске, где они постреляли милиционеров и охрану города... На них была кровь русских людей...

Но, тогда, ожесточение с двух сторон только начинало разгораться...

Нуха вдруг вспомнил круглое лицо русского подполковника, который продавал боевикам российское оружие, которое часто было ещё в заводской упаковке.

Его маленькие глаза постоянно перебегали с предмета на предмет, и он старался не смотреть в глаза тем, с кем он договаривался и от кого получал зелёные доллары, часто в нераспечатанных пачках.

Потом, этот подполковник, посаженный боевиками на "долларовый крючок", стал "сдавать" боевикам важные военные тайны, и полевые командиры, в горах, узнавали планы наступлений и маршруты военных конвоев, раньше, чем федералы на передовой.

Вспомнил Нуха и майора, из тылового склада, который продавал чеченцам бензин и соляру, а на эти деньги, строил где-то в Подмосковье роскошную дачу. "Если бы не продажность некоторых русских офицеров, иногда высокопоставленных, то мы бы и года, даже в горах не продержались..."

Эти русские ему были особенно противны, потому что они были продажны и верили только в деньги. А в войне, и на Кавказе таких не любят и презирают. "Верующий человек, всегда в первую очередь думает о Боге, а потом уже о благах жизни - заключил Нуха, остановился поправил тяжёлый рюкзак и автомат, и продолжил путь...

... Во время перестройки незаметно, мусульманская вера в Чечне окрепла и сплотила народ. А как началась война, то в страну стали проникать арабские исламисты, некоторые из них стали полевыми командирами, а знаменитый Хаттаб, стал одним из вдохновителей и командиров войны за независимость. Нуха ещё по прошлому году, знал Хаттаба и его удивила стойкая вера этого бородача, не терпевшая компромиссов.

Однажды Хаттаб, в лагере подготовки боевиков, увидел женщину и в негодовании закрыв лицо руками приказал тотчас убрать её из расположения отряда. Ему попробовали объяснить, что это мед фельдшер, которая лечит раненных, но он настоял на своём...

Именно такие фанатики ислама никакого значения не предавали деньгам, богатству или жизненному комфорту. И именно им приходили деньги из-за рубежа, из исламских центров на Ближнем Востоке на оплату оружия, наёмников и русских взяточников. Все знали, что эти люди безукоризненно честны и преданы делу борьбы с неверными...

Вдруг Нуха вновь представил себе прямой взгляд и жёсткое лицо этого русского контрактника и подумал, что в следующий раз будет доверять своему чувству опасности и расстреливать не только контрактников, но и всякого, чьё лицо ему не понравится.

Он ещё раз представил себе лицо того подполковника, сравнил с лицом контрактника и брезгливо усмехнувшись подумал: "И таких тоже надо расстреливать, потому что они могут и родную мать за деньги продать. Они служат тем, кто им больше даст. И хорошо, что среди федералов, таких, с бегающими глазами, становится всё больше. Они нам помогают, как иногда не может помочь самое страшное оружие..."

До войны, он мало смотрел на лица. Они ему были неинтересны, может быть ещё и потому, что были неопасны. Но на фронте, невольно становишься психологом и это помогает отличать опасных людей от неопасных, и трусов от храбрецов.

Во время войны, он видел много лиц русских солдат, иногда безусых, робких и даже жалких, но иногда встречались вот такие жёсткие, холодные и даже суровые лица, как у этого контуженного взрывом, федерала...

Вспомнив синеватую наколку на тыльной стороне предплечья у контрактника, Нуха подумал: "Наверное, уже и сидел человек в лагерях, а потому был готов на многое... Лучше бы я его сразу дострелил, - со вздохом пожалел чеченец.