В моей голове за минуту проплыли картины давнишнего боя под Михалями. Как здорово, что артиллеристы сохранили такую реликвию. Это пригодится нам в будущих боях.

А дыхание их уже обдавало наши сердца. По всему советско-германскому фронту шли жестокие сражения. В июле Гитлер пытался разыграть спектакль на Курской дуге. Стянул огромные силы, главным образом танковые. Замысел врага был заблаговременно разгадан. Наши предупредили контратаку. И на бескрайнем плацдарме разыгралось колоссальное сражение, в котором фашизму в третий раз за время войны, после Москвы и Сталинграда, был нанесен смертельный удар, теперь по самому хребту. Около шестисот танков и более двухсот самолетов было подбито нашими войсками только за один день.

И с этого пошло. Освободили от немцев Орел и Белгород. Не стало Курской дуги. Первый московский салют в честь окончательного перелома в ходе войны в пользу Красной Армии. Далее освободили Харьков. Капитулировала и перешла на сторону союзников Италия. Освобожден Смоленск.

Наш передний край полон ежечасных коротких стычек с врагом. Солдатам и командирам не терпится. Все пошло, загромыхало, полетело на запад. Скоро уже мы не будем самой передней точкой советско-германского фронта. Нас перегонят украинские дивизии.

Инструктор политотдела по разложению тыла противника капитан Лев Борисович Кайдановский каждую ночь пропадает на переднем крае. Его "Ахтунг, ахтунг", передаваемое через рупор, разносится далеко окрест. Немцы не мешают беседе большевистского агитатора. За редким исключением ее пресекают офицеры, открывая пальбу из пулеметов. Наши отвечают тем же.

- Ахтунг, ахтунг! - повторяет капитан.

- Русс, бросай газету, - просят немцы.

- Держи! - кричат наши, закидывая ком глины с заложенной внутрь бумагой.

Эта игра идет без обмана, без оскорблений. Кажется, согласись сейчас немцы на капитуляцию, началось бы братание. Ох, как не хочется солдатам воевать, как надоело терзать свои души ненавистью.

Но тут опять пулеметные очереди. Кого-то ранило. Опять кипит злоба.

- Сволочи! Звери!

- С ними по-хорошему, а они как бандиты.

- Да чего с ними чесать языки. Пулю в лоб - и весь разговор.

- Но ведь людьми же считаются.

- Вон итальянцы пошабашили.

- Гитлера надо к стенке, от него вся зараза.

И опять начинается фронтовая рапсодия. Опять накаляются солдатские сердца. Все жаждет мести. Все требует действий. Скоро ли?

Два года прошло со времени сформирования нашей дивизии. Полтора года боев. Дивизия отметила день своего рождения. На празднествах была выставка портретов героев дивизии, замечательно выполненных воином-художником Сергеем Павловичем Викторовым. Пройдено немало, а предстоит пройти еще больше. Все устремлено на запад. Отдавай приказ, Родина. Мы ждем. Мы истосковались по большим делам.

Идем на запад

Стоит сухой, солнечный сентябрь. Чуть-чуть начинают желтеть листья на деревьях. На прифронтовых полях продолжается уборка яровых. Затянулась, а ничего не поделаешь. Убирать приходится не как до войны, комбайнами и жатками, а по-дедовски, серпами. И то с опаской, только по ночам - днем не дают немецкие артиллеристы и летчики. Это еще больше накаляет ненавистью сердца наших солдат.

Бывает такое состояние зрелости плода, когда он вот-вот лопнет от напора соков. В это время его надо рвать. Так и с человеком. К нему в определенное время приходит переизбыток чувств, с которыми он бывает не в силах совладать. Им нужно дать выход, чтобы силы получили нужное применение, а не пропали даром.

В половине сентября воины нашей дивизии переживали особенно неспокойное состояние. В конце второй декады перешли в наступление войска Ленинградского фронта. Это у Тарту и Нарвы. Мы относились в это время тоже к ленинградцам. Их пример заронил в нас еще большее нетерпение.

В эти же дни пошли в наступление войска Центрального фронта, с ходу форсировали Десну и освободили Чернигов. Штурмом вышвырнули немцев из Полтавы воины Степного фронта.

- А когда же мы?

С этим вопросом солдаты не давали покоя командирам и политработникам. Все были в ожидании. Каждый готовился к скорому походу не только в мыслях, но и на деле. Сотнями отправлялись в тыл письма. Выкидывалось лишнее из вещмешков. Подбирались крепкие портянки. Проверяли, ладно ли пришиты пуговицы. Счастливчики в последние разы навещали знакомых в городе.

Шли торопливые сборы в тылах дивизии. Бегал начальник артснабжения Николай Прокопьевич Попов.

- Что с вами, товарищ майор? - спросишь при встрече.

- И не говори, брат, запарился, - махнет рукой снабженец. - Готовится большой сабантуй. Хватит, посидели восемь месяцев.

- Уже известно, где разыграется сабантуй?

- Надо догадываться. Куда же могут бросить штурмовую дивизию, как не на прорыв.

- Опять ворота открывать?

- Это лучше, чем шагать в открытые.

А я знаю, что ему, главному кладовщику артиллеристов дивизии, совсем не лучше, а главное, не легче первым лезть в пекло. Сколько раз ему приходилось дрожать, как осеннему листу, при штурме Великих Лук.

- Попов, почему снарядов даешь мало?

- Попов, срываешь подвоз огурцов.

- Попов, из-за вас захлебывается атака.

Каково выдерживать такой натиск? Да еще с угрозой отдать через час под трибунал, отправить завтра в штрафной батальон. А он все-таки выдерживал. Выжимал из себя последние силы, уж не молодые, поистрепанные, а выжимал.

И вот сейчас опять добровольно рвался навстречу новой такой же суете. "Лучше открывать, чем шагать в открытые". Таков был наш артснабженец, закаленный ветеран войны, прошедший через огни, воды и медные трубы. Трудно ему, а он ищет, где еще труднее.

Таким настроением жила вся дивизия. Чем ее после калининских лесов и Великих Лук можно было испугать? Да ничем, пожалуй. Она была готова к любым, самым опасным схваткам.

И время это наступило. В конце сентября дивизия тронулась в путь. Это был наш третий поход за войну. Как он отличался от первых двух. И по дисциплине, и по настроению, и по снаряжению. У нас теперь было все для боев с ненавистным оккупантом. Нам нечего было опасаться. Мы знали, что на нашу колонну не посмеют напасть даже немецкие самолеты, их немедленно отгонят советские ястребки. А танкового налета нечего было бояться тем более. Не те времена.

Но переходили на новое место, конечно, скрытно. Оно почти ни для кого не было секретом. Двигались пешими. Значит, где-то недалеко будет наше новое расположение. Но где же все-таки?

Оказалось, ближе к белорусской границе. Через три дня дивизия сосредоточилась перед городом Невелем. Не у самого города, а в семидесяти километрах от него, Про себя размышляли: не придется ли делать то же самое, что перед Великими Луками. Местность схожая,

Опять чертовы высотки и балки. Сами же себя успокаивали: не может быть, чтобы невельский гарнизон сопротивлялся так же, как великолукский. Не та сила нынче у немцев, зато куда крепче она у нас. Уж раз с ходу берем такие города, как Полтава, малютку Невель возьмем тем более.

Но не говори "топ", пока не перепрыгнешь. Этот мудрый народный совет, который любил повторять Володя Зудилкин, нельзя забывать и нам. Черт его знает, этого хитрого фрица, что он приготовил для встречи за горушками и холмами.

Но мы видим нынче рядом с собой танки. В прошлом году о них только слышали. Даже под Великими Луками они помогали нам маловато. А сейчас тут же, около нас, в кустиках. Парни в шоферских шлемах готовят по ночам переправы через ручейки, болотца.

Это радует. Нельзя зевать и нам. И наши не зевают. Заняв оборону ушедших на отдых солдат, налаживают срочную разведку, поправляют окопы, огневые ячейки, выдалбливают в траншеях лесенки для быстрого прыжка на бруствер. О блиндажах не думают: засиживаться в них не придется.

Погода нам помогает. Ни дождичка, ни ветерка.

- Вот благодать, - улыбается Миша Ипатов. - Ползаешь, ползаешь и штаны даже не запачкаешь.