На рандеву Пискунов прибыл вовремя, хотя и в очень плохом настроении. Несмотря на выпитое вчера вечером, под утро кошмар всё же приснился, только теперь бээмдэшки никто не завел и «духи» продолжали схватку. Проснулся Анатолий от боли в старой ране, столь явственной, что он сразу проверил, на месте ли шрам. Настроение его из-за этого, пользуясь новомодным выражением, было ниже плинтуса. Поэтому, когда Гарри не появился в первые четверть часа, Пискунов уже подумывал плюнуть на обещанные тысячи и пойти хорошенько надраться, тем более что зарплату твердо обещали выдать во вторник и, судя по поведению оживившихся конторских, не врали. Но уйти он не успел. Появился слегка поддатый Гарри, с ходу заговорил Толика, вывалив на него кучу новостей о случившейся вчера у них в районе очередной криминальной истории. Вполне обычной года четыре назад, а сейчас, в третий год миллениума, казавшейся уже диковатой. Впрочем, скоро им обоим стало не до историй. Прокладка кабелей и монтаж оборудования – дело не такое простое, как кажется, требует внимания и сил. К тому же блоки отнюдь не легонькие, и ворочать их вдвоем, да еще с похмелья, удовольствие еще то. Поэтому провозились они раза в два дольше, чем планировали, к тому же без обеда, и теперь, когда осталось только всё подключить, спешили. Геннадий возился у щита управления, а Анатолий подключал питание к рентген-аппарату. Как получилось, что выключенный перед началом работ рубильник оказался включенным, ни Водохлебов, ни расследовавшие потом это дело милиционеры, ни уж тем более Пискунов так и не смогли узнать. Но только Геннадий крикнул, что пора подсоединить сеть, как Толик, державший в левой руке один провод и касавшийся плечом второго, попытался отдернуться. Но его мышцы словно скрутило, а тело пронзило тысячей острейших иголок. В глазах потемнело, голова словно взорвалась изнутри, во рту появился металлический привкус. И мир внезапно исчез.

Анатолий летел в уходящем куда-то вдаль длинном туннеле со слабо светящимися стенками. Летел, обгоняя облачка, внешне похожие на людей. Летел, огибая повороты и постепенно разгоняясь. Ему даже начала нравиться эта новая ситуация. До тех пор, пока на крутом повороте он не столкнулся с одним из облаков. Вместо ожидаемого пролета через туман он словно с разбега ударился в стену и на мгновение как будто выключился. Тотчас туннель сменился черной пустотой космоса, в которой он падал куда-то, увлекая за собой часть облака, с которым столкнулся. Падение продолжалось целую вечность. И неожиданно закончилось сильнейшим ударом.

Удар был такой силы, что болела каждая жилка и каждая косточка тела, но особенно сильно – левый бок. Глаза не открывались. Голова казалась налитой свинцом. Пахнуло свежим ветром и почему-то бензином, а не больницей.

«Черт меня побери! Знал же, что с Гарри связываться себе дороже. И вообще, мафия есть мафия, пусть и не итальянская, а ирландская… Какая, на хрен, мафия? Ну и шибануло меня, господи боже мой! Уже и не пойму… Ой, бл… не трогайте меня, больно же! На хрен за плечо трясете, мрази! Больно же!»

– What happened с вами, мистер?

– Офицер, я вас видел. Мистер переходил дорогу, когда из-за поворота выскочил форд, модель восемнадцать, кажется. Видимо, водитель не справился с управлением, автомобиль вильнул и сбил мистера. Повезло, что удар пришелся вскользь, если бы ударил прямо – убил бы на месте. Номера я разглядеть не успел.

– Понятно. Спасибо, сэр. Прошу задержаться для составления протокола. А вы, мистер?

– Я врач. Разрешите осмотреть больного, офицер?

– Конечно…

«Странный диалог», – мелькнула мысль, и опять навалилась чернота беспамятства.

Очнувшись, он долго не открывал глаза, пытаясь услышать и понять, где находится. Кровать была какая-то неудобная, вместе с запахами однозначно навевающая мысли о лечебном заведении. В помещении, а скорее всего, в палате больницы негромко играла смутно знакомая музыка. Он прислушался. Песню он узнал, клип с поющим ее негром не так давно показывали по телевизору. В ней негр хотел одеться как какой-то Гарри Купер и чувствовать себя лучше всех. Но что его удивило, доносившиеся слова были совсем не похожи на текст, который он хорошо помнил. Жаль, что слышно было плохо, слова заглушали звуки, кажется, откуда-то из-за открытого окна. Уличный шум показался ему знакомым и при этом очень необычным, слишком часто раздавались гудки автомобилей, словно все они постоянно попадали в аварийную ситуацию.

«Неужели я оказался в Кабуле? Нет, запахи совершенно другие. И вообще, какой может быть Кабул, когда я должен быть в Hill-Valley? Хилл-Вэлли? Что за ерунда, какой еще Вэлли, если меня ударило током в моей родной Wyikse? Где? Каким током, nah? Я улицу переходил!» Поток сумбурных противоречивых мыслей, на двух языках одновременно, заставил его забыть об окружающем. «Черт возьми, кто и где я? – мучительно попытался вспомнить он, отбрасывая навязчивые воспоминания о каком-то нелепом полете в облаках. – Меня зовут То…» – Голова заболела так сильно, что он невольно застонал. И буквально сразу услышал шелест ткани.

– Очнулись, мистер?

Заслышав приятный женский, а точнее, девичий голосок, он инстинктивно подобрался и открыл глаза.

– Очнулись, – констатировал тот же милый голос с ирландским акцентом. Принадлежал он молодой симпатичной медицинской сестре с ярко-рыжей шевелюрой и веселым лицом с маленьким, покрытым веснушками носом. Он приоткрыл рот, собираясь задать сакраментальный вопрос «Где я?», но медсестра ловко воспользовалась моментом. Находившийся у нее в руках градусник неожиданно оказался на языке больного. От неожиданности он закрыл рот, громко лязгнул зубами о стекло.

– Осторожнее, мистер. Проголодались, наверное? – рассмеялась медсестра и, моментально став серьезной, добавила: – Сейчас померим температурку, доктор вас посмотрит, и мы вас покормим. Потерпите четверть часа, сэр.

Еще раз улыбнувшись, она задернула штору и исчезла, оставив недоумевающего То…, так и не вспомнившего пока продолжения своего имени, разбираться в собственных мыслях с градусником во рту. «А почему, кстати, во рту, когда положено помещать под мышку?» – удивился он, продолжая разглядывать обстановку вокруг кровати, которая ничего нового добавить к его размышлениям не смогла. За уютной, голубоватого цвета загородкой из ткани, вроде тех, что используют в магазинах для примерочных, стояла небольшая деревянная лакированная тумбочка и кровать. Разглядеть что-то еще мешала ширма. Между тем он отметил, музыка сменилась. Теперь несколько приятных мужских голосов требовали от какой-то Миранды бисквитов, а еще удивлялись, что у них еще целы зубы при такой твердой пище. Песня казалась смутно знакомой, в голове даже мелькнули кадры с входящими в барак то ли фермерами, то ли лесорубами в рабочих комбинезонах и с одним-единственным ружьем на всех[5]. Наконец, прозвучал заключительный куплет:

«Но, chert pober’и, что всё это значит? Кто я?» Ему почему-то вспомнилась смешная история о мужике, спрашивающем у кондуктора странного трамвая на автомобильных колесах: «Где я? Куда мы едем? Что это за город? Какой сегодня день? И год?», на что кондуктор отвечает: «А вы сами-то кто?». Вспомнив этот нелепый диалог, он едва не засмеялся в голос, но помешал торчащий изо рта градусник. «Так что же все-таки произошло? И как меня зовут?» – успел он подумать, когда штора снова отдернулась. Высокий мускулистый мужчина в белом халате поверх делового костюма, вошедший вслед за уже виденной медсестрой, мог быть только доктором. Что немедленно и подтвердилось.