Она, подняв голову, чтобы смотреть в лицо собеседнику, человеку выше неё почти на голову, в этот миг опустила глаза, будто не желая отвечать, но… почти сразу вновь подняла лицо, их взгляды встретились, сомкнулись, слились, и всё вокруг исчезло для них двоих на долгую и сладостную паузу, отрешившую от реальности.
– Может, и есть, – наконец едва слышно вымолвила она.
– Так есть или нет?! – Огонь, полыхающий внутри, вырвался горячим вскриком. – Не томи душу, говори прямо!
Она зажмурилась, качнула головой и, не подымая век, нерешительно ответила:
– Я и… не знаю, есть ли… Встретила одного такого парня… Приглянулся мне очень, но… пока ничего не понятно… Он вроде к другой неровно дышит.
Поднялись веки, и зелёный свет полыхнул через них изнутри. «Ого-о-о, а она ведь тоже горит!» – дошло до Андрея.
– Глаза у тебя ясные, – вдруг сказал он ей, сам не ожидая от себя этаких нежностей, – смотришь, и словно бы солнышко из них светит.
Он не особенно был говорлив и не владел красноречием, так что мастером говорить комплименты точно не являлся. Однако сейчас, кажется, у него получилось лучше некуда, потому что невероятная девушка опять улыбнулась широко, а не затаённо, и солнце в её глазах засияло ещё сильнее.
– Ты такой ми-илый… – истинно по-девичьи отблагодарила она и спросила: – У тебя имя есть, красавчик?
– Андрей я… А у теб…
– Зови меня Весна, – не дав ему договорить, быстро назвалась она, чем потрясла его снова.
Молодой воин с неимоверным трудом сдерживался и заставлял себя произносить какие-то слова. Горячее чувство, переполнившее его, было куда ярче и возвышеннее любых возможных слов. А как эмоции конвертировать в понятные символы и передать девушке с потрясающим именем, он не знал.
Но главное Андрей совершить сумел. Он не упустил её! Не заробел, не остался сидеть за столом, взял да бросился на штурм. Потому что отчётливо помнил, как давным-давно уже, когда ему лет пятнадцать было, шёл через рощу плодовых за Пятым Трубопрокатным и встретил там другую – девочку, у которой вот так же сияло в глазах солнце. Но тогда подросток настолько оторопел, что не решился остановить её и заговорить… И больше он ту незнакомую девочку никогда не видел.
Сколько ни приходил потом в рощу, сколько ни искал её по другим сегментам и сооружениям крепости – нигде ни у кого не обнаружил Андрей настолько сияющих лучистых глаз. И вот, столько времени спустя, его озарило, что судьба дарит ему другой шанс, и это величайшая удача, вряд ли часто в жизни случаются подобные подарки.
И подаренную возможность ни за что нельзя упустить!
В первую встречу он так и не узнал, как звали девочку со светом в глазах, поразившим его…
В крепости не все люди числились постоянными жителями гарнизона. Кто-то появлялся и уходил, некоторых принимали в общину, кого-то нет. Время от времени встречались новые лица, пришлые одиночки, которые пытались восстанавливать социальные связи. Сохранившие человеческую идентичность потомки «довоенных» стремились найти себе подобных. Люди неизбежно тянулись к таким же, как они. Преодолевали невероятные препятствия на пути к «оазисам», «крепостям», новым «поселениям» – и если повезёт, добирались живыми.
Наверное, чтобы вновь стать человечеством.
Конечно, если восстанавливающему популяцию биовиду удастся не привлечь излишнего внимания, точней, избежать пристального внимания истинных ВРАГОВ. Мутанты, звери, лабиринты развалин, взбесившаяся флора, почти полная утрата достижений цивилизации – всего лишь средства, инструменты, орудия уничтожения, направляемые силами, природу которых до сих пор так и не получилось объяснить.
Единственное, в чём никто не сомневался: свалились эти силы на Землю откуда-то «сверху», прямо на голову беспечному и одновременно многострадальному человечеству. Коротко говоря, со звёзд.
Хотя существовала и альтернативная версия. Что «снизу». Из-под спуда, из самой сути реальности, словно просочились сквозь брешь в подвале нашего мироздания, продырявленную из некоего адского запределья. Или «заподвалья»…
Впрочем, как говорил отец Андрея, люди сами виноваты в том, что именно наше человечество постигла незавидная участь. Никто, кроме человечества, не отвечает за то, что враги сверзились на голову, в одночасье заявились и в итоге противостояния сумели победить. Уж очень старались наши предки быть агрессивными и воинственными, упивались смертью и болью, разрушали гораздо больше, чем созидали, приумножая энтропию.
С этим Андрей согласиться не мог. Война ему, рождённому в подземном бункере и впервые увидевшему солнечный свет в пятилетнем возрасте, казалась наиболее подходящей средой обитания для сильного человека.
Ему как-то не приходила в голову мысль о том, что извечное разделение людей на враждующие, борющиеся между собой за власть группы и личности очень выгодно любым возможным врагам человечества. Он вообще не мог даже представить, что возможно существование реальности, в которой судьбу человечества определяет не война, а мир.
* * *
…Я вбиваю первое крепление в скалу на кромке и разматываю в бездну альпинистский трос. Туман клубится над пропастью. Впереди меня ждёт пятый круг.
Вперёд сейчас – значит вниз. Но я воспринимаю вектор как восхождение. Слишком долго и трудно, преодолевая неимоверные барьеры и расплачиваясь кровью, дорогими воспоминаниями и всей прошлой отвергнутой жизнью, добирался к этой судьбоносной кромке.
Не знаю, что меня ждёт внизу, но уверен, что иного направления нет и быть не может. Здесь, в Зоне, все дороги ведут в эпицентральный круг, на самое дно ступенчатого котлована. Говорят, там вроде Колодец бездонный, ведущий то ли в самое Пекло, то ли парадоксальным вывертом возносящий к звёздам.
Разберусь. Только бы дойти, не сдаться, не спасовать на ближних подступах.
– Не дож-ждутся, с-суки, – цежу я сквозь зубы, – никогда не сдамся…
Подумав секунду, убеждённо добавляю:
– Сможешь же, когда захочешь!
Придерживаясь руками за трос и скальные бугры, нащупываю подошвой опору в метре от кромки. Затем другой подошвой опираюсь на выступ ещё ниже. Край горизонтальной поверхности четвёртого уровня – уже на уровне моих глаз.
Пока что я могу смотреть вдаль и видеть в перспективе. Мои пальцы ещё держатся за кромку – если захочу, могу подтянуться на руках и выбросить тело обратно. Остановиться и не продолжить спуск в самое недоступное на планете пространство. Отказаться стать первым за множество лет человеком, держащим путь из большого нормального мира в средоточие плацдарма необъяснимой природы…
Останусь ли я человеком, не продолжив путь, вот в чём вопрос.
Убоявшись за свою шкуру, не принеся себя в жертву ради остальных людей, кем я стану?..
То-то и оно.
Отведя глаза от поверхности, заросшей невозможным для почвы за пределами Зоны гибридом травы и мха, решительно опускаю ногу ещё ниже и смещаю голову на тридцать сантиметров.
Смотрю уже не в далёкую перспективу поверх буро-зелёной «лужайки» на темнеющую полосу кустовых зарослей, а на вертикальную каменную поверхность. Она в нескольких сантиметрах от лица, я почти уткнулся в неё носом и взглядом. Трещинка в скале укрупняется, как в увеличительном стекле, и при ближайшем рассмотрении оказывается, что внутри неё свой мирок – занесённое ветром семечко проросло, дало побег и листики, и по вьющемуся стебельку ползают крошечные козявочки. Копошатся, суетятся, стремятся куда-то по своим вселенски-важным делишкам. Всюду жизнь. Даже в аду…
Усмехнувшись, отпускаю кромку между уровнями, и теперь мои руки цепляются за тонкие полиапроновые нити, из которых сплетён трос. Сейчас эта «верёвка» – моя единственная союзница, помогающая удержаться на стене. Сотню-другую метров на одних руках и ногах я бы преодолел, но не километры. А об этой стене и раньше имелась информация, что минимум два десятка сотен. Сколько теперь её протяжённость, известно одной Зоне. И пока что она меня не особенно стремится «поддержать материально», я так понимаю. Сначала придётся добраться, проникнуть в самое сердце. Доказать не на словах, что прибыл не случайный прохожий, а тот самый, долгожданный. Свой…