«Нет, — подумал Уорнер. — Если я потерял своего ребенка, истории я терять не собираюсь». Он начал записывать то, что помнил из пьес, в которых играл в труппе отца. Он очень многое позабыл. Ему вспоминались маленькие обрывки, двустишия и фразы, порой излюбленные куски из десяти–двенадцати строчек сразу. «Не может это все быть утрачено, — подумал он. — Я сумею где–нибудь найти их».

Но отец сказал, что мечта каждого актера — сыграть Гамлета. Значит, Уорнер найдет «Гамлета», и соберет труппу, и в память об отце будет играть Датчанина, не важно, найдутся желающие смотреть это или нет. Уорнер отдал месячный заработок за коня с повозкой и вещи, необходимые в пути. Потом он ушел, и только через сорок лет нашел Его.

«В этом году мне будет шестьдесят, — подумал Уорнер. — И теперь я взял к себе мальчика, потому что он может быть моим внуком». Пришлось выменять Уилла за Тачстоуна. Сородичи Сью не были сентиментальными и не горели желанием кормить лишний рот, но были достаточно умны, чтобы понять, насколько сильно Уорнер желает заполучить мальчишку, так что торговались они отчаянно. Ничего, все нормально. В мире есть другие лошади. Тачстоун был славным конем, но ни в коем случае не последним. Уорнер и Уилл пешком направились обратно к дому–кораблю.

— Я зарабатываю на жизнь, рассказывая истории, Уилл, — сказал Уорнер. — Когда я был мальчиком примерно твоих лет, мой отец учил меня этому. Хочешь, чтобы я учил тебя?

— Конечно, — воскликнул Уилл. — А какие истории?

— Всякие. Узнаешь. Но моя любимая — это «Гамлет». Это пьеса. Мой отец всегда хотел сыграть роль Гамлета, и, когда он умер, я решил, что буду играть эту роль, потому что он так и не смог. Но тут есть одна проблема. Ты знаешь про Миссионеров Библии?

Уилл отвел глаза.

— Да, сэр.

— А знаешь, что самое худшее из всего, что мы можем сделать для Миссионеров Библии? — спросил Уорнер.

— Что?

— Ты хочешь сделать это?

— Да.

— Худшее, что мы можем для них сделать, — это «Гамлет», Уилл, — сказал Уорнер. — Они так и не уничтожили его.

Шагая по дороге, ведущей к болотам, Уорнер размышлял о том пути, что привел его сюда. И сделал его малость безумным? «Возможно, — признал он. — О да. Но я безумен только при норд–норд–весте, — подумал старый Уорнер. — Когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли».

Литературные труды британского писателя Доминика Грина известны читателю в основном по публикациям на страницах «Interzопе», где за последние несколько лет было напечатано восемнадцать его рассказов. Грин живет в Нортгемптоне, Англия, работает в области информационных технологий, преподает кун–фу. У него есть сайт homepage.ntlworld.com/lumpylomax, где можно найти тексты его неопубликованных произведений.

В представленном ниже умном и тонком рассказе он переносит нас в мир, где никто и ничто даже отдаленно не является тем, чем кажется.

Старый Кришна брел домой после долгих послеобеденных трудов по уборке емкостей для кислоты из сада на склоне холма и вдруг увидел падающую сквозь облака ракету. Она летела кормой вперед, включив режим торможения. Корпус ее, кому бы там она ни принадлежала, раскалился докрасна, накренившись под немыслимым углом для сильнейшего торможения и максимального замедления, чтобы как можно меньше оставаться в атмосфере. Пилот намеревался совершить нечто такое, после чего, по его мнению, обитатели планеты могли начать палить по нему. А так как Старый Кришна, насколько ему было известно, являлся единственным обитателем планеты, это не сулило ему ничего хорошего.

Тем не менее бежать он не мог. Побежав, можно угодить в зону высокого тяготения, увязнуть тростью в одном из мест выхода прежней цивилизации на поверхность, а таких мест полно в горах, разбить очки и оказаться перед необходимостью шлифовать новую пару или даже сломать ногу. А сломанная нога здесь может означать смерть. Он удовольствовался тем, что ускорил шаг, помогая своей поврежденной левой ноге здоровой рукой и тростью, ковыляя на трех ногах навстречу вечеру.

Выбранное им жилище было отличным убежищем, которое нелегко обнаружить из долины. Кришна специально обсадил его желтыми кустами. Местная ксантофилльная растительность безвредна для земных форм жизни, но кустов, выбранных им, здешняя фауна избегала. Дом в основном был выстроен из высеченных вручную каменных блоков — он схитрил, использовав все, какие смог, камни, добытые с помощью рычага из множества развалин там, в горах. Но теперь он не был уверен, что сумел бы повторить этот подвиг без специальных строительных механизмов. Это работа для человека помоложе, каким он когда–то был.

Развалины на этой планете были трех типов. Первый — древние сооружения фрактальной планировки, слившиеся с ландшафтом; далее шли тяжеловесные, наспех возведенные многогранники, дисгармонирующие с ним. Эти последние были фирменными знаками более поздней Адаферанской империи, первые же ожидали своих будущих археологов. У Кришны не было ни времени, ни желания изучать их самому.

Третий тип отличался небрежностью постройки, непомерно большими размерами, применением самых дешевых стройматериалов и без труда опознавался как остатки созданного людьми. Возле каждой развалины перед главным входом виднелись аккуратные одинаковые захоронения, и вокруг дома Старого Кришны подобных руин было множество.

К дому прилегал декоративный сад, где хозяин ухитрялся поддерживать жизнь в некоторых земных растениях вне оранжерей. Для холодной разреженной атмосферы он отобрал эдельвейсы, крокусы, аляскинский люпин, вереск. Вереск он держал за цвет — и для пчел. В этот час она, должно быть, в саду — потихоньку ворует у пчел мед, развешивает мокрое белье, подрезает цветы или даже читает, сидя в их единственном гамаке.

Кусты, окружавшие сад, растворились в потоке пламени. Обратившиеся в пепел сосновые иглы летели ему в лицо, словно шлак из раскаленной печи. Он учуял запах дешевого низкопробного топлива. Нефтепродукты! Они все еще используют углеводороды!

Корабль был широко распространенного типа, вращающийся бумеранг, которого Кришна ужасно боялся, способный складываться треугольником при выходе из атмосферы и становиться прямым, как палка, при вертикальном взлете и посадке. Только что он вертикально приземлился в его саду. Спутниковая оборонительная система должна была, разумеется, обратить корабль в пар еще до входа в атмосферу, но ее в последний раз обслуживали лет десять назад. От хозяев давным–давно не было даже радиограмм. Наверное, там случился государственный переворот.

До него донеслись голоса. Понять пришельцев он не мог — они не пользовались трансляторами. Человеческое ухо способно было услышать лишь невероятно сложное птичье пение, в диапазоне от глубокого суббаса профундо токующего глухаря до вибрирующего фальцета летучей мыши. Существа, однако, не пели и никоим образом не напоминали птиц. Старый Кришна сомневался, что домашние трансляторы поймут их речь. Однако они, конечно же, станут разговаривать с хозяином дома. Надо поспешить. Узнать, что им нужно.

Он уже слышал шипение дожигателей топлива, подбирающих выплеснувшееся наружу, чтобы не случилось взрыва. Кришна гадал, не убили ли ее эти их реактивные двигатели, и ощутил небольшой нерациональный приступ радости, услышав ее голос. Чужакам ее слов не понять. Да и говорилось, в конце концов, не им. Она кричала ему: «Кришна, все в порядке! Я ухожу с этими джентльменами! Держись подальше!»

Он до скрипа стиснул трость. Она пыталась предупредить его! Боялась, что они причинят вред ему! Он услышал собственный голос, кричащий: «Тииитаа-алиии!»

До него донеслось магнитогидродинамическое подвывание закрывающейся двери воздушного шлюза. Поздно. Они сделали свое дело и теперь уходят. Он проклял себя за то, что ради нее установил антенну. Это позволило ей переговариваться с пролетающими мимо торговыми кораблями и принимать новости из других солнечных систем, но и обозначило их местоположение, словно неоновый маяк, для тех, чьей целью была вовсе не торговля.