Центр будки занимала скамья размером с кровать, с ножками на колесиках и ремнями по углам и в центре. К скамье крепилась металлическая коробчатая рама, от ее угла тянулся толстый кабель, уходящий по полу и далее под тонкую деревянную стену будки. Пол вокруг скамьи усеивали щербатые осколки стекла, хрустящие под ногами. Возле скамьи расположился низкий столик, заваленный странными инструментами, пилами, плоскогубцами и зажимами, а также, похоже, деталями различных автоматов. На столике и на полу вокруг него Шабан увидел то, что принял за полоски мяса, а также лужицы подсыхающей темной жидкости.

В воздухе густо висел запах скотобойни. Подойдя к ближайшей из трех бочек, стоящих в дальнем конце будки, Шабан обнаружил источник этого запаха. Бочку доверху наполняли внутренности, кровь, мясо и кости. Шабан содрогнулся, прикрывая рот и сдерживая тошноту, и тут сообразил, что крошечные конечности, похожие на детские, принадлежат обезьяне. Рядом он увидел остатки ее черепа, разрезанного пополам наподобие грейпфрута и без мозга. Шабан вспомнил животных, похищенных из концессии «Утица Каира», и подавил содрогание.

— Во имя Господа, что же это такое? — послышался громогласный вопрос от распахнутой двери.

Обернувшись, Шабан увидел, как в будку протискивается командир охранников, полковник Эдмунд Райс, сопровождаемый лысеющим мужчиной с пышными усами.

— Тут произошло убийство, — пояснил очевидное кто–то из охранников.

Райс ответил ему изумленным взглядом и покачал головой, пробормотав что–то о бездельниках, находящихся ныне под его командованием, и нелестно сравнивая их с солдатами 14-го Массачусетского пехотного полка.

Шабан сопровождал Сола Блума во время его нескольких встреч с полковником Райсом, но сомневался, что тот вообще замечал его присутствие. И, безусловно, Райс вряд ли заметил его присутствие сейчас.

— Итак, Робинсон? — Райс повернулся к усатому мужчине, в котором Шабан теперь узнал Л. В. Робинсона, начальника механического отдела выставки. Полковник протянул руку и сдернул простыню с лежащего на полу тела. — Вы знаете этого человека?

Робинсон всмотрелся в обгоревшее и избитое тело на полу и быстро кивнул.

— Да, я его знаю. — Он выпрямился и отвел взгляд. — Это Том Эдисон.

Райс прищурился, размышляя, и перевел взгляд с Робинсона на мертвеца.

— Имя мне знакомо, но я не помню, кто это.

Робинсон снова кивнул:

— Одно время он был даже немного знаменит. Эдисон изобрел фонограф. Припоминаете? — Полковник покачал головой. — В любом случае я лишь с ним кратко поговорил, когда он арендовал это место в павильоне. Насколько мне известно, он потерял все свои средства, вложив их несколько лет назад в электричество, и с тех пор не мог найти выхода из этой ситуации.

— В электричество? — изумился полковник. — Ради чего?

Робинсон пожал плечами:

— Кто теперь скажет? Я пытался ему объяснить, что сейчас на подобные вещи попросту нет спроса, раз появились прометиевые паровые двигатели, освещение, автоматы и тому подобное, и с тем же успехом он может пытаться продавать жмыхи после отжима масла. Но его было не переубедить. У него был такой особый блеск в глазах, как у религиозных фанатиков. Видели таких? Он твердо намеревался придумать способ, как сделать его… как же он их называл? А, да, динамо. Как сделать динамо–машины прибыльными.

— И тут снаружи как раз стоит его «динамо», я правильно понял? — уточнил Райс.

Робинсон кивнул:

— Печально, правда? Но Эдисон был не единственным. Я слышал о многих изобретателях и инвесторах, возлагавших все свои надежды на электричество, но это было до того, как прометий действительно возобладал. Большинство из них со временем занялись промышленностью или торговлей. Я даже слышал, что один серб, кажется, начал писать дешевые романчики. — Он снова взглянул на покойника и скривился от этого ужасного зрелища. — Очевидно, Эдисон не сумел приспособиться. Это его в конечном итоге и погубило. Если не ошибаюсь, на теле видны все признаки поражения электричеством.

Один из охранников шагнул вперед, и Шабан узнал в нем того самого, из Мидуэя, что был весьма скор на расовые эпитеты.

— Как это дина… динами… дина… Тьфу! Короче, как эти штуковины связаны с «Лазарем», со всей его лавочкой? Этот ваш Эдисон, он что, собирался воскрешать мертвых той электрической хреновиной?

— Если и собирался, — отозвался другой охранник из дальнего угла, — то, думаю, воскрешал их кусками.

И он продемонстрировал отрезанную руку, слишком большую для обезьяньей.

— Господи Иисусе! — выдохнул Райс и попятился.

Охранники стали перешептываться, и Шабан четко расслышал несколько упоминаний о «гробокопательстве» и «телах рабочих».

— Что?! — воскликнул Шабан, выступая из толпы и впервые демонстрируя свое присутствие. — Что вы говорили насчет могил рабочих?

Все уставились на него. Почти все заметили его впервые.

— Ты араб того еврея? — осведомился полковник, прищурившись.

Шабан с достоинством выпрямился.

— Я кабил, сэр, а не араб, — ответил он на безупречном британском английском, — но в настоящее время работаю на господина Блума, если вы это имели в виду. — Его опущенные вдоль боков руки сжались в кулаки, но он сумел изобразить внешнюю невозмутимость. — Так что здесь говорилось о раскапывании могил и о телах рабочих?

Райс взглянул на Робинсона, у которого был такой же озадаченный вид, что и у Шабана, потом снова на кабила.

— Эти сведения не для публичного разглашения, и если об этом пронюхают газеты, то я буду знать от кого. Но некоторые могилы к югу от парка были потревожены, а упокоенные в них тела исчезли.

— В их число входила могила алжирца, утонувшего в озере? — уточнил Шабан.

Райс пожал плечами.

— Насколько мне известно, обозначались лишь могилы христиан.

Шабан проигнорировал Райса и снова переключил внимание на бочки, откуда охранники продолжали извлекать части трупов. Среди них оказались кисти и ступни, нога, две руки, фрагменты черепов и даже целый торс. Шабан зарычал, оскалившись, повернулся и посмотрел на лежащего мертвеца.

— Моя бабушка всегда говорила, что не надо оплакивать тех, кто умер во время Рамадана, когда врата ада закрыты, а врата рая открыты. И, по–моему, несправедливо, что такой человек пройдет через райские врата, даже если он был убит.

— Погодите–ка, — возразил Райс, поднимая руки. — Здесь никто не говорил об убийстве.

— В самом деле? — спросил Робинсон, приподняв брови.

Райс жестко уставился на него.

— Вы ведь сами утверждали, что его убило электрическим током. И убило случайно?

Руки Робинсона затрепетали, как птицы в клетке.

— Возможно и такое, — признал он. — Но как вы объясните, — он показал на осколки стекла, разбросанные приборы, кровь и внутренности, — все это?

— Это, — невозмутимо произнес Райс, — может быть простым вандализмом. А вандализм — происшествие совершенно иного порядка важности по сравнению с убийством. Про убийство напишут все газеты страны, и возникнет риск отпугнуть платных посетителей выставки, если они будут думать, что убийца разгуливает на свободе. А еще с одной случайной смертью и проявлением вандализма мы справимся.

— Вы, конечно же, шутите, — возразил Шабан. — Неужели вы не заинтересованы в свершении правосудия?

Райс со злобой посмотрел на него.

— На юге наверняка есть кое–какая работа, с которой автоматы не справятся, парень. Так почему бы тебе не отправиться туда вместе со своими черномазыми и не принести хоть какую–то пользу?

Шабан рассвирепел. На юге Соединенных Штатов все еще оставались рабы, пока не замененные дешевыми автоматами. И то, что этот человек смог настолько легко отмахнуться от их продолжающихся страданий, да еще с таким бесцеремонным пренебрежением, заставило кровь Шабана вскипеть. На миг он едва не забыл о благополучии труппы, о которой поклялся заботиться, или о незнакомце, ищущем его защиты. Окажись он сам по себе и отвечая только за себя, Шабан не пожелал бы ничего иного, кроме сабли–флиссы в одной руке и пистолета «уэбли» в другой. Тогда бы он показал этим бледнокожим фиглярам, чего он стоит. Но он не был сам по себе и нес ответственность за множество душ, кроме собственной.