— Что родственники Чу думают о том, какое место службы он выбрал?

— Он паршивая овца в семье. Ему нельзя домой.

— Кто тебе сказал?

— Никто. Я просто знаю.

Однажды Кос предупредил меня о назревающей драке в моем взводе за одну из самых популярных девиц. Просто для проверки я заявился в казарменный отсек среди ночи, разбудил О’Рурка и устроил обыск. В вещмешках двоих ребят мы нашли достаточно кастетов и ножей, чтобы организовать небольшую войну.

Разумеется, оба заявили, что держат это все для самозащиты, но я решил, что пора им узнать, как действовал по книге старый генерал. Я предложил О’Рурку поразмыслить над тем, что из–за этих идиотов он может лишиться нашивок, и пригласить их в пустой отсек для отеческого увещевания. Когда он закончил, товарищи отнесли их в лазарет, где док Ганнетт их слегка подлатал. Затем я выдал им пластиковые ложечки и отправил чистить жироуловители и засорившиеся сортиры.

Я наткнулся на Ганнетта несколько дней спустя, и он сказал мне, что наказанные утверждали, будто просто навернулись с лестницы. «Они, — сказал он, надо полагать, с иронией, — самые неловкие типы, каких я когда–либо видел».

Наябедничав мне, Кос, возможно, спас не одну жизнь и совершенно точно избавил меня от массы хлопот. В общем, я завел привычку сидеть с ним по вечерам за пивом и позволять ему лить мне в уши все, что он наловил за день.

Слушать чужие мысли — затягивает, но из страха превратиться в Шлехта номер два я не разрешил ему копаться в головах у Мари и Моралеса. Да, я категорически запретил ему рассказывать то, что он узнал от них обоих, мне или кому–то еще. Я не собирался шпионить за внутренней жизнью друга и возлюбленной, но ко всему остальному, что сообщал карлик, жадно прислушивался. После того как мы покинули Пузырь, я порадовался, что так получилось.

Потому что мы наконец вернулись в родную вселенную.

В Пузыре не было такого понятия, как время, но часы на борту корабля исправно работали, и в должное мгновение нашей бесконечной тоске пришел конец. Возвращение в родную вселенную было хронометрическим, и ошибка величиной в микросекунду могла занести нас куда угодно, включая центр звезды. Я, естественно, был серьезно обеспокоен, и даже Мари выглядела напряженной.

— Я делала это двадцать восемь раз, — сказала она однажды ночью, ища покоя у меня на груди, заросшей волосами.

Несколько приглушенным голосом она продолжала:

— Но я никогда к этому не привыкну. Все делают компьютеры, а просто люди вроде нас не могут управлять своей судьбой.

— А что делает в таком случае навигатор?

— Как правило, пьет. Это все, что он может сделать.

Но когда это случилось, я перенес все легче, чем в прошлый раз. Происходило все то же самое, но я был к этому готов. Процесс пошел быстро, и через несколько секунд стало ясно, что мы вне зоны конвекции или эпицентра высокой температуры. Вскоре спокойный голос Мари сообщил всему экипажу, что мы примерно там, где и должны были оказаться. В самом деле, обратный переход удался на славу — система Н 2223 была видна, ее солнце выглядело размером с Юпитер, каким он виден с Терры, только цветом как Марс.

Удивительно, как этим вестям обрадовались люди. В приподнятом настроении я вызволил Тупую Парочку из сортира и сообщил О’Рурку, что их наказание закончено. Все были счастливы, и я тоже. Во время послеобеденных занятий любовью Мари связала меня и уделывала так долго, медленно и замечательно, что я все еще помню это — как помнят что–то сверхъестественное.

Я все еще глупо улыбался, когда Кос подошел ко мне в офицерской столовой для привычной беседы. По его лицу' я понял, что счастливые времена закончились.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Тогда что–то случилось с остальными?

— Нет. Я никогда прежде не чувствовал на «Жукове» таких хороших вибраций. Все счастливы.

Почему–то казалось, что именно это расстраивает его больше всего.

— Давай, малыш. Выговорись.

— Я видел на мониторе звезду, к которой мы направляемся.

— И?

— Я почувствовал… ну, как это… трепет. Со стороны Парадизо. От людей. Он странный, идет будто из бездны. Видимо, тысячи людей ощущают одно и то же. вот почему чувствуется так далеко. Поэтому — и потому, что телепатия, похоже, не подчиняется закону обратных квадратов. В любом случае, в той системе творится что–то ужасное — или вот–вот должно произойти, не уверен.

Я посмотрел на его большое лицо, маленькие ручки, сжимающие стакан с пивом, и темные скорбные глаза каракатицы, и мне внезапно захотелось схватить его и вышвырнуть в люк. Вопреки логике мы все стремимся убить приносящих дурные вести. Особенно если вести эти обрушиваются на нас, когда нам по–настоящему хорошо.

Вместо этого, чуть продышавшись, я поблагодарил его. В конце концов, он выполнял свою работу. Я сказал Мари о его удивительном таланте, о самолично виденном доказательстве, что это — реальность, и о его предупреждении. Она восприняла это не лучше, чем я.

— И что конкретно ты хочешь, чтобы я сделала по поводу глупых заявлений этого карлика?

Нетрудно заметить, что если у кого–то есть физический недостаток, все стараются его не замечать, пока по–настоящему не рассердятся на этого человека — и тогда начинают с непосредственного упоминания того самого.

Я сказал несколько напряженно:

— Ты здесь командуешь, и я не ожидаю от тебя ничего. Я советую тебе отнестись к этому серьезно и принять все возможные меры предосторожности, чтобы мы могли успешно завершить нашу миссию. Хорошо?

Она обдумала это и сказала:

— Pardonnez–moi[48].

Немного позже она добавила:

— Разумеется, это могут быть пришельцы. Зоопарк. Будет вполне разумно рассматривать это как военную операцию. Прежде чем мы рискнем кораблем, лейтенант Моралес займется вооруженной рекогносцировкой, чтобы прояснить обстоятельства.

Я просто посмотрел на нее. С большой неохотой она сказала:

— Ладно, я не могу избавить тебя от риска лишь потому, что сплю с тобой. Ты старший, и разведку возглавишь ты. Удовлетворен?

— Нет, — сказал я, — но надеюсь на это.

Потом мы немного расслабились и выпили по несколько порций пятизвездочного бренди, и я порадовал ее так, как, собственно, и планировал весь день. Закончив, мы приняли душ в роскошной ванной комнате командирской каюты. Я наклонился сквозь клубы пара и прошептал в ее розовое ушко:

— А теперь не говори, что я ничего для тебя не сделал.

Она улыбнулась:

— О, я никогда такого не говорила.

Всех охватила лихорадка ожидания. Поскольку мы не знали, что творится внизу, «Жуков» сохранял радиомолчание до прояснения обстоятельств. Янеско проводил долгие дни на Полярном Круге с командой боевых ботов, которые до того находились на хранении, а теперь их надо было активировать, протестировать, подсоединить к управляющему артиллерией компьютеру и так далее. Он участвовал в Войне с Пришельцами и мечтал сравнять счет. Работал он отлично, и я не хотел бы оказаться мишенью какого–нибудь его снаряда, особенно того, большого, что крепился снаружи корпуса.

У нас тоже ускорился темп тренировок. Большая часть работы по сути своей уныла, но коль скоро жизнь в ближайшем будущем станет зависеть от гаджетов, невольно начинаешь живо интересоваться всякими гайками, болтами, штифтами и калибрами. Мы бесконечно проверяли и перепроверяли оружие. Помню, я чуть ли не с изумлением смотрел, как один из местных тупиц вслепую разобрал и снова собрал за тридцать секунд гранатомет, по всем объективным критериям куда более толковый, чем он сам.

Главный компьютер проводил диагностику всех систем, и это было хорошо. Но когда доходило до СТС, суборбитальных транспортных средств — шаттлов, если перейти на человеческий язык, — мы с Моралесом корячились, вручную проверяя, что крылья действительно при необходимости раскроются. Я решил присвоить каждому взводу символ. Вместо римского и греческого алфавитов, уже весьма затасканных, я выбрал иврит, назвал наши взводы «Алеф» и «Бет» и велел выгравировать эти знаки на всем оборудовании и шаттлах. Мы планировали использовать оба на случай, если враг собьет один при спуске.