И вот однажды ночью, когда мы лежали в койках — Моралес занимал верхнюю, а я нижнюю — и шепотом плели заговор против командира, из сучьего мячика донесся не его громоподобный голос, но интеллигентный акцент полковника Делатур.

— Лейтенант Кон? Лейтенант Моралес? Могу я попросить вас подойти на мостик, если не трудно? Дело весьма срочное.

Моралес свесился с койки и уставился на меня. Я вытаращился на него. Поскольку самым вежливым, что нам ранее приходилось слышать из этого прибора, было «БРОСАЙ ДРОЧИТЬ, ХВАТАЙ ПОРТКИ!», мы поняли, что случилось что–то важное.

На мостике собрался весь комсостав, за исключением Шлехта, протирая заспанные глаза. Одеты были как попало — мундиры поверх пижам и все такое. Нижняя палуба дрожала — работая генератор темной энергии, а значит, мы готовились войти в ту подобную пустому пузырю вселенную, о которой все были наслышаны, в то место, куда отправляются хорошие корабли, когда превышают скорость света.

Сначала я решил, что стряслась какая–то экзотическая техническая накладка. Но полковник Делатур приготовила для нас куда более радостное и волнительное известие. Холодным звучным голосом она приветствовала нас:

— Добрый вечер, джентльмены. Генерал Шлехт убит.

Мы с Моралесом смотрели друг на друга, «озаренные страшной догадкой», как сказал поэт. Каждый думал: «Гребаный ты придурок, сделал — и мне не сказал?»

Мы все еще стояли, разинув рты, когда Делатур добавила:

— Не думаю, что эта утрата вызовет бурное сожаление, но к тому, что на борту присутствует убийца, необходимо отнестись серьезно. Лейтенант Кон, нам нужен действующий офицер Сил Безопасности — не возьмете ли на себя эту обязанность? Лейтенант Моралес примет командование вашим взводом, как и своим собственным. Лейтенант Кон, ваше первое задание — расследовать смерть генерала Шлехта.

Обрати внимание, она не стала ждать моего согласия с новым назначением и обязанностями. Когда дело касается чего–то принципиально важного для военных, например пренебрежения пожеланиями подчиненных, коль скоро им отдан приказ, Космическая Служба и Служба Безопасности действуют примерно одинаково.

Что касается меня, то я глубоко вздохнул и отчаянно попытался вспомнить, что я узнал на двух–трех лекциях по криминалистике, которые прослушал, и сказал — надеюсь, достаточно спокойно и уверенно:

— Покажите мне тело.

Она провела всех в изогнутый коридор, заканчивающийся дверью в кают-компанию. «Состав преступления» лежал лицом вниз, полностью одетый, в нескольких метрах от дверей своего бывшего кабинета. Кос, как верный пес из сентиментальных историй, сгорбился над телом, беспомощный и потерянный.

Я постучал его по плечу, и он молча отодвинулся. Видимых повреждений на теле нашего бывшего командира не было, разве что из носа и рта натекла приличная лужа крови. Она местами свернулась, значит, труп был не совсем свежий. Я потянул его за руку — она еще гнулась, но, судя по частично открывшемуся лицу, окоченение уже началось. Определить хронологию событий было трудно — разные тела ведут себя по–разному, а внутри корабля было прохладно — температура поддерживалась на уровне десяти градусов.

Я позвал Моралеса, и мы вместе перевернули тело. Широкая грудь, увешанная медалями, была мокрой от крови. Военный врач, доктор Ганнетт, отлепил рубашку, промокнул горстью бумажных полотенец и показал нам аккуратную дырочку в грудине.

Генерала застрелили из мелкокалиберного оружия, скажем, четырехмиллиметрового — не армейского образца. Пуля не смогла пройти насквозь, что объясняло отсутствие широкой раны в спине. Она взорвалась внутри, разнеся в клочья жизненно важные органы и аорту. После того как он упал, поток крови вышел через самые большие отверстия и хлынул в пищевод и дыхательное горло.

— Ну, думаю, необходима судебная экспертиза, — сказал Ганнетт, крупный мужчина угрюмого вида. — Хотя причина смерти вполне очевидна.

Он вздохнул, возможно, жалея, что не удастся попрактиковать вскрытие на более интересном трупе.

Я начал задавать вопросы. Вежливо — все, кроме Коса, были для меня «сэр» или «мэм». Кто нашел тело? Естественно, Кос. Он спал в своей каюте рядом с обширными покоями генерала, когда его разбудил жуткий вопль. Поскольку больше никто ничего не слышал, я решил, что подсознание карлика таким образом предупредило его, что случилось нечто ужасное.

В одних трусах Кос заковылял в коридор и наткнулся на тело. Он не позвал на помощь, а впал в ярость, заламывал руки, стонал и бегал, как цыпленок, которому отрубили голову, оставляя маленькие кровавые следы по всей палубе. Через какое–то время он вернулся, надеясь обнаружить хоть какие–то признаки жизни, но генерал был безнадежно мертв.

Потом Кос почувствовал приближение Зайца. Испугавшись теперь уже за свою шкуру, он помчался обратно в каюту и спрятался под койкой. Только когда его внутренняя система тревожного оповещения успокоилась, он рискнул снова выглянуть, разбудил доктора и привел его к телу. Суматоха продолжилась — доктор послал его к пилоту, пилот — к навигатору, а затем разбудили остальных офицеров в порядке старшинства. Выглядело как приготовления к обеду. Разумеется, мы с Моралесом узнали последними. Тем временем Кос, внезапно заметив, что он почти голый и весь в крови, вымыл ноги и оделся.

Подытоживая ситуацию с непринужденной любезностью, которой всегда славился, я сказал всем:

— Вы, народ, самое отборное сборище анатомически правильных задниц, какое я встречал за последнее время.

Нет, конечно, вслух я этого не сказал. Только подумал. Вместо этого я выразил сожаление, что все так печально обернулось, и попросил врача заняться телом и провести все необходимые лабораторные исследования, какие еще возможны, с учетом потери времени и состояния места преступления — зря, конечно, тут так натоптали. Я послал Моралеса за О’Рурком, нашим самым старшим и зловредным сержантом, и велел привести шестерых вооруженных охранников по его выбору, чтобы окружить это место и начать поиски оружия — ну, не то чтобы я надеялся, что его и правда найдут.

К этому моменту стало заметно, что все испытывают облегчение. Они были избавлены от Шлехта, Делатур приняла командование, и в итоге за экспедицию отвечала Космическая Служба, как, собственно, и полагалось, А что до нас, двоих салаг в серой форме, мы занялись единственным, на что годится Служба Безопасности, — расследованием преступления. В общем, всем полегчало — они ошибочно решили, что грязную работу сделает кто–то специально подготовленный, то есть я. И потом, «Жуков» должен был войти в Пузырь буквально через двенадцать часов, и у всех было полно своих забот.

Все разошлись — кто в постель, кто на мостик. Тем временем я отвел Коса в кабинет командующего, усадил в удобное генеральское кресло и спокойно попросил рассказать мне, кто убийца. Ну, если поблизости имеется телепат, отчего бы не использовать его?

Парень был на грани истерики, так что, прежде чем хоть что–то выяснить, пришлось отыскать Шлехтов запас бренди — ничего такой запас, литров двадцать рассовано по шкафам и буфетам, что пролило новый свет на специфическое поведение генерала — и заставить Коса проглотить пятизвездочного на дне стакана. Он закашлялся, и я похлопал его по спине.

— А теперь давай–ка, дружок, расскажи мне, кто убил генерала.

Я бы ничуть не удивился, если бы он назвал кого угодно из присутствующих на борту, включая меня — в конце концов, я же замышлял убийство, и он знал об этом. Но он посмотрел на меня с тоской и спросил:

— Разве это не очевидно?

Ну не мог же я ударить человечка ростом всего–то с мою ногу? Я сдержался и сказал:

— Мне — нет.

— В общем, смотри, — сказал он ворчливо, — когда я нашел генерала, он все еще истекал кровью. Значит, его только что застрелили. Я разбудил остальных, и они правда просыпались, клянусь — я чувствовал, как их сознание выходит из сонного тумана. Значит, они не замешаны. Но, когда я прятался от Зайца, я уловил его мысли. Тао великий, жуть какая! Никаких слов, только эмоции — волны ярости и радости, какой–то ужасный экстаз, как у хищника, который только что растерзал жертву!