Теперь переоборудованный «Жуков» использовался для перевозки колонистов, по большей части потому, что он был огромен, и если на человека давать не больше полутора кубометров пространства, примерно с большой холодильник, то туда поместится прорва народу. «Жуков», между прочим, был все еще хорошо вооружен — криоснарядами альфа–класса и генератором пучков частиц, потому что он отправлялся в неспокойные края, где по–прежнему были возможны близкие контакты худшего рода.
Шлехт милостиво выделил нам с Моралесом двадцать минут, чтобы обустроиться в шкафу, гордо именуемом кают–компанией, затем приказал приступать к работе, то есть начинать гонять нижестоящих. Он говорил с нами через хромированный шар на потолке нашей комнаты, который, несмотря на небольшой размер, производил невероятное количество шума. Мы называли его сучьим мячиком. И вот на нас наорали и потребовали, чтобы мы живо тащили свои задницы в казармы, где нас ожидал командир вместе со своим альтер эго, карликом.
Да, карликом — с большой головой, непропорционально длинным туловищем, короткими кривыми ногами, маленькими ручками и крошечными пальцами. Судя по шаткой походке, у него были проблемы с позвоночником. Одет он был во что–то неописуемое, у него была красная морщинистая кожа и внимательные темные глаза. В тех редких случаях, когда Шлехт обращался к нему, он называл его Кос, в рифму с «недорос». Едва странная парочка удалилась, Моралес тут же обозвал их «Кос и Босс», а позже, когда мы уже всерьез возненавидели генерала, он переименовал их в Борова и Гнома.
Сначала я решил, что Шлехт путешествует с собственным придворным шутом. Но Кос вроде бы не шутил и не устраивал розыгрыши, ничего такого. Вообще–то он по большей части молчал, и все же, едва Боров появлялся, дабы несколько усложнить нам жизнь, тут же рядом обнаруживался и Гном, глядя на нас пристально, но безо всякого выражения, словно каракатица.
Мы принялись за работу — надо было познакомиться с составом наших взводов, два раза по тридцать пять человек. На службе есть своего рода неписаное правило: в любом подразделении, сколь угодно малом, представлены все человеческие типы. У меня были такие чистюли, что их невозможно было застать c грязными ногтями, а были и столь упорно пренебрегающие личной гигиеной, что товарищи насильно загоняли их под душ и обрабатывали щеткой, чтобы избавиться от вони. Были парни и девицы, гомо и гетеро, неженки и головорезы, пьяницы и трезвенники, почти что полные болваны и один странный гений в духе Лоуренса Аравийского, по имени Соза, который по неизвестной причине предпочитал обитать на нижнем уровне иерархии и отказался от повышения, которое я ему предложил.
У Моралеса был ровно такой же взвод — только совсем другой. Вот такое вот животное человек — все особи разные, и все одинаковые, прямо как снежинки, разве что не настолько симпатичные.
Сержантом у меня был здоровенный ирландец по фамилии О’Рурк, у Моралеса — мелкий, но опасный кикбоксер по фамилии Чулалонгкорн. Внешне совсем не похожие, но оба отважные, сообразительные и совершенно аморальные. От них я узнал, что сержанты — это особый подвид и что офицерам, особенно салагам вроде нас, чертовски повезло, что они есть в ближайших окрестностях и говорят нам, что надо делать.
Пока «Жуков» стартовал — я толком не заметил, когда мы начали двигаться, машины не жужжали и не тряслись, — мы проводили время в Арсенале, тускло освещенном помещении, немилосердно воняющем потом, графитом и машинным маслом. Сначала мы смотрели, как сержанты руководят рабами, распаковывающими оружие, отчищающими смазку, собирающими и разбирающими и опять собирающими и полирующими все и вся. Затем мы установили и закрепили оружие, чтобы никому не пришло в голову схватить ружье и уладить конфликт вроде «чей это интерактивный комикс» или «кто сейчас идет в душ», причем под душем подразумевалось несколько казарменных шлюх, пополняющих свои доходы путем обмена секса на деньги. Почему душ? Потом что «они намочат вам хвост». Армейский юмор.
Когда все закрепили и убрали подальше, у нас с Моралесом образовалось десять минут, чтобы облачиться в парадную форму по случаю важного события — обеда с прочими членами комсостава. Кроме генерала, Хесуса и меня, одетых в серую форму Сил Безопасности, офицеры были в синих мундирах Космической Службы. Как старший по званию, Боров сидел во главе стола. Пилот, полковник Делатур. расположилась по правую руку от него, навигатор — по левую, затем командующий артиллерией, старший инженер, военный врач и все прочие, в порядке понижения статуса, определяемого Табелем о рангах, вплоть до Иисуса и иудея, между которыми умостился карлик Кос — с торца, ровно напротив генерала.
Разговаривали напряженно, что нетрудно понять, — генерал, собственно, и не разговаривал, а делал официальные заявления, и единственным, кто смел выражать несогласие, была полковник Делатур, умная француженка лет сорока с короткими обесцвеченными волосами, которая любила в самой что ни на есть вежливой форме сообщать ему, какая он задница. Так, когда он объявил, что третий закон Ньютона — полная чушь, она промурлыкала: «Уверена, вы могли бы заставить вселенную работать намного более разумно, генерал, если бы у вас была такая возможность».
Ей–то что до него? Корабль не мог без нее функционировать, и потом, она была в синем, и ее неизбежное соседство с ревущей ветряной мельницей по левую руку было сугубо временным.
Так вот, наше пестрое сообщество неслось прямо в бездну, как свойственно людям. Разумеется, корабль был по большей части пуст — и готов принять колонистов. Но вскоре Шлехт заставил нас обшарить каждый кубометр пространства, потому что — хотя тогда я этого не знал — он убедил себя, что на борту имеются «зайцы».
Старший инженер начал поиски, закрыв сотни защитных дверей, которые разделяли помещения корабля, чтобы локализовать разрушения в случае пробоины. Затем за дело принялись мы, передвигаясь, как мухи на липких лапках, потому что провода системы псевдогравитации проходили прямо по палубам, которые, соответственно, были всегда «вверх тормашками».
Хлюпая присосками при каждом шаге, мы бродили по полутемным отсекам друг за другом — Моралес, я, О’Рурк, Чулалонгкорн и наши нервные юные подопечные, и все искали Зайца — мы мысленно писали это слово с заглавной буквы — или же прочих незаконных постояльцев.
Ну, в общем, мы никого не нашли. Но зато поняли, как устроен «Жуков» изнутри. Боже, какой лабиринт! Складские помещения, напоминающие пещеры, — ближе к носу, чертовски холодные, темные, огромные. Даже немного жуткие. Припасы в транспластовых упаковках, покрытые морозными узорами там, где жидкость оказалась внутри и замерзла. Отсеки в форме полумесяца, служившие казармами во времена, когда корабль перевозил целый экспедиционный корпус, с койками по четыре одна над другой, отогнутыми к переборкам и закрепленными на месте. Пустые уборные. Странные комнатки с водостоками на полу — надо полагать, изоляторы. Связывали все это узкие коридоры, узкие лестницы, узкие трапы и маленькие лифты, засунутые в трубы с запирающимися дверями на каждом этаже.
По центру корабля с севера на юг тянулся цилиндр из стали ядерного класса, заключающий в себе двигатели, генератор темной энергии и системы жизнеобеспечения, причем все это контролировалось компьютером, запертым в отсеке, куда имели доступ лишь пилот, навигатор и старший инженер. Тяжелое вооружение занимало «Полярный Круг» — область, формой напоминающую пончик, вокруг «северного полюса», а в верхней части центрального цилиндра располагался генератор пучков частиц. Внешние переборки Полярного Круга окаймляли двадцать стальных стартовых шахт, в четырех были альфа–снаряды, остальные пустовали. За стрельбу отвечал большой блестящий кусок искусственного интеллекта, тоже запертый в отсеке, куда имели доступ лишь ответственные лица.
Вот таким был «Жуков», когда мы его увидели. Огромный, невероятно сложно устроенный, безумно мощный и совершенно пустой. Возможно, образ современного мира?
