Я хотела спросить об этом, но почему-то задала совсем другой вопрос:

– А как же Лилия? Она вам подходила?

Его приборы громко звякнули о край тарелки, в тишине столовой звук получился оглушающим. Я видела, как Фолкнор прикрыл глаза и сжал челюсти, борясь с какими-то эмоциями, но с какими именно – со стороны было не угадать. Всего пару мгновений спустя он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня уже совершенно невозмутимым взглядом.

– Подходила. Она была редкой девушкой. Не имея в роду жрецов – по крайней мере, официально, – она обладала врожденной Силой, достаточно большой.

– Вы проводили расследование того, что с ней случилось? – осторожно поинтересовалась я, внимательно следя за его реакцией. – Как она оказалась на той крыше?

– Она любила гулять на крыше, – отстраненно ответил он. – Я много раз предупреждал ее, что это опасно, но она меня не слушала.

– Но вы уверены, что она упала случайно?

Фолкнор так долго молча смотрел на меня, что я успела пожалеть о своем вопросе, но при этом тоже не отрываясь смотрела на него. Я была не в силах отвести взгляд от его глаз, словно он меня гипнотизировал. Наконец Фолкнор тихо выдохнул:

– Я этого никогда не утверждал. Впрочем, – добавил он уже громче, – довольно о моей несчастной супруге. Вы ведь приехали сюда познакомиться со мной. Так вы написали в своем письме? Время идет, а вы пока не задали мне ни одного вопроса обо мне. Что бы вы хотели узнать?

Я растерялась и все-таки отвернулась. Почему-то мне не приходило в голову, что он спросит об этом так прямо. Я вдруг поняла, что у меня осталось еще очень много вопросов, но ни один из них не касался его лично. О чем я могла его спросить? Какой у него любимый цвет? Как он предпочитает проводить досуг? Спит ли он со всеми студентками в своей школе или у него есть какие-то критерии отбора?

Видимо, мое молчание затянулось, потому что он тихо хмыкнул и прокомментировал:

– Вижу, что вопросов у вас нет. Я так и думал. Что ж, тогда я хочу узнать вас получше, раз уж вы здесь.

Он потянулся за бокалом вина, сделал большой глоток, все так же неотрывно глядя на меня, пока я делала вид, что моим вниманием теперь владеет рыба. Или то, что от нее осталось. А потом он неожиданно потребовал:

– Снимите платье.

На этот раз мои приборы громко звякнули о край тарелки. Мне показалось, что я ослышалась, по крайней мере, очень хотелось на это надеяться. Я посмотрела на шеда, чувствуя, что сердце бьется быстро и неровно, а дыхание перехватывает.

– Что?

– Вы внезапно оглохли, Нея? – довольно грубо поинтересовался он в ответ. – Вроде до этого слышали меня прекрасно. Я прошу вас снять платье.

– Зачем?

– Как зачем? – бровь вновь взлетела вверх, и на этот раз в этом движение мне виделась насмешка. – Я собираюсь на вас жениться и хочу посмотреть, что мне достанется.

Я против воли бросила растерянный и, наверное, испуганный взгляд на лакея и Долорсдона, которые стояли здесь же. И если на лице молодого парня еще отразилось какое-то подобие удивления, то распорядитель стоял с каменным лицом, как будто происходящее его совершенно не трогало.

Мой взгляд снова метнулся к шеду. Я старалась сохранить внешнее спокойствие, но чувствовала, что начинаю дрожать, и это вполне могло быть заметно. Мне и так было холодно в моем платье, а теперь меня еще и нервная дрожь била.

Шед сидел, все так же откинувшись на спинку стула и потягивая вино, и выжидающе смотрел на меня. Оставалось надеяться, что он не встанет и не заставит исполнить его желание силой. Едва ли я смогу ему сопротивляться: он выше ростом и сильней. И едва ли слуги вступятся за меня, что бы он ни решил сделать.

– Это категорически неприемлемо, шед Фолкнор, – я хотела сказать это твердо, но голос все же дрогнул. – Я не буду этого делать.

Его губы едва заметно скривились, в глазах появилось странное выражение, похожее одновременно и на презрение, и на удовлетворение. Он вдруг наклонился ко мне, заставив отпрянуть, насколько позволяла высокая спинка стула. Его взгляд снова скользнул по моей диадеме.

– А не так уж вы послушны, да, Нея? Может быть, это украшение в ваших волосах – лишнее? Оно вводит в заблуждение по поводу вашего характера.

Я больше даже не пыталась скрыть дрожь. Какой смысл? Все равно он наверняка видит и мой страх, и мою растерянность. И наслаждается ими.

– Мое послушание распространяется только на отца, брата и мужа, – слегка заикаясь, выдавила я. – Вы пока мне не муж, я не обязана вас слушаться. Вам придется дождаться первой брачной ночи. Тогда увидите все, что захотите. И сможете делать со мной все, что захотите.

На мгновение выражение его глаз изменилось. В них промелькнуло нечто похожее на уважение, но я решила, что мне показалось. Едва ли этот человек умеет испытывать подобное к женщинам. Или вообще к кому-либо.

– Знаешь, девочка, в чем беда твоего нынешнего положения? – вкрадчиво произнес Фолкнор, внезапно перейдя на «ты». В его тоне при этом появились нотки сочувствия, но я полагала, что они обманчивы. – Я могу объявить нас мужем и женой, не вставая с этого стула. В любой момент. Я верховный жрец этих земель. Единственный, а потому могу венчать кого угодно. Даже самого себя. И объявив тебя своей женой, я смогу дальше делать с тобой все, что захочу. Например, взять тебя прямо сейчас на этом столе в присутствии своих слуг еще до того, как нам подадут десерт. Независимо от того, как ты отнесешься к такой перспективе. Было очень опрометчиво с твоей стороны приехать сюда вот так. Одной, без сопровождающих, положившись лишь на мое слово. Рядом с тобой нет никого, кто заставил бы меня это слово сдержать. Ты либо очень смелая, либо очень глупая.

Я понимала, что он прав, поэтому мне стало так страшно, что даже замутило. Весь прекрасный ужин грозил позорно покинуть мой желудок, поэтому я потянулась за бокалом с водой, надеясь, что прохладная жидкость поможет унять это ощущение. Заодно это был хороший повод отвернуться от жениха. Слезы страха и обиды подступили к глазам, рука дрожала, когда я брала бокал, и шед не мог этого не видеть. Я чувствовала себя в ловушке, в безвыходной ситуации, и озвученная им перспектива казалась такой реальной, словно это уже происходило со мной. Он меня пока даже пальцем не тронул, но я уже чувствовала себя униженной одними его словами.

– Вы правы, шед Фолкнор, – с горечью признала я, не глядя на него. Голос уже настолько не слушался меня, что слова прозвучали едва слышно. – Это было глупо. Было глупо считать, что все мужчины похожи на моего отца. Как и всех дочерей жрецов, меня растили, оберегая от неприглядной правды жизни. По наивности я решила, что слово верховного жреца на севере столь же нерушимо, как и на юге.

Ком, собирающийся в горле, мешал говорить, и я сделала еще один большой глоток воды, чтобы протолкнуть его. Глаза жгло, но я очень старалась не разреветься. Это наверняка доставит ему еще большее удовольствие.

– Теперь мне понятно, почему из всех возможных вариантов, из всех дочерей жрецов востока, запада и юга, вы выбрали меня. Девушку, вдвое вас младше, опрометчиво выбравшую диадему, потому что мужчины, окружавшие меня, пока я росла, были добры, заботливы и любили меня. Глядя на них, я считала, что быть послушной дочерью, сестрой и женой будет легко и приятно. Я не подозревала, что однажды диадему обратят против меня. И посчитают, что она дает право поступать со мной, как душе угодно: запугивать, угрожать, унижать, оскорблять. Да, вы можете объявить меня своей женой и сделать все, что вы озвучили. В соответствии с традициями моей родины, я вам слова поперек не скажу. И приму все.

Тяжело сглотнув, я заставила себя посмотреть на него, прежде чем задать последний вопрос:

– Но скажите мне, шед Фолкнор, неужели верховному жрецу Некроса нужно все это, чтобы почувствовать себя мужчиной?

На не слишком выразительном лице жениха появилось весьма растерянное выражение, которое плохо сочеталось с его общим обликом. Не ожидал такого ответа? Да я сама не ожидала. Видимо, ощущение безысходности придало мне сил и дерзости. Разве может со мной произойти нечто более страшное, чем то, что он уже пообещал? Не станет же он меня бить.