- Суть коллизии... - Полина кивнула дежурному гвардейцу у дверей, он посторонился, пропуская их в серебряный декабрьский день со снежной взвесью, кружащейся в воздухе. - Ну начнем с того, что все то время что я ее знала, исключая предыдущий и этот год, магом она была. Что и как случилось, это вопрос второй, с первым наместником это тоже случилось, но суть в другом. У нее остались какие-то куски возможностей, вот с ними и проблема.

- Какая проблема? - спросила Лейшина, спускаясь по ступенькам крыльца. - До целого восстановить?

- Мариша, дело в том, что это целое, вот я, со своей точки зрения, без сомнений сдала бы психиатру, - Полина вздохнула, взглянув в блесовато-синее небо. - А может и не сдала бы, психиатров у нас мало, они ценные... В общем, слушай. Эти свои технологии они опирают на наивную дерзость, которая может поместиться только в голове, еще не знающей, что такое, например, пары ртути и жесткое излучение. Но они уверены в том, что они двигают науку и что наука эта круче всего, что они тут нашли.

- Поля, можно конкретнее? Ты меня путаешь и я злюсь.

- Еще конкретнее, Мариша? Ну давай. Только не пугайся. Представь себе трехлетнюю деточку, которая играет в ученого.

- Ну, допустим, - кивнула Лейшина. - У меня оба это проходили, младшая играла в переводчика, а старший в химика.

- Ага, а теперь представь что у этой игры есть вполне серьезный конкретный результат, и у тебя прямо в детской невнятный лепет старшей превращается в годный перевод сложной литературной прозы... помнишь, что у тебя муж тогда переводил?

- Ой. - Глаза у Марины невольно раскрылись до предела. - Поля, ты про химию только ничего не говори, у меня воображение живое очень, ну ты знаешь.

- О, ты осознала, - улыбнулась Полина, - так вот, эти их якобы технологии - такая игра, только очень всерьез. С реальными последствиями.

- Да куда уж реальнее-то, восьмой год без метро живем, не вспоминая остального. Но как?

- Ну как, Мариша... в основном на нездравой наглости и наивности, как видишь. Ну и на каком-то внешнем факторе, которая им эту наглость и наивность позволяет сохранять. Этот фактор они называют Потоком, нам остальное неважно, не та тема. А тема как раз то, как они обходят естественные ограничения. Понимаешь, мы их тоже иногда обходим, но в рамках профессиональной деятельности.

- Поля? Ты меня теряешь...

- Ну Марина... Ну вспомни хоть твое явление в мае в Приозерск. И кстати в июне, когда ты ему сотрудничество предложила, он мне оговаривался потом о своих впечатлениях.

- Но... - смутилась Лейшина, - это же другое. Это совсем другое.

- Да нет, то же самое. И когда я Алису при вас всех тремя фразами вернула в рамки перед тем, как она в коридоре упала, это тоже оно. Когда ты понимаешь, что действуешь, мягко говоря, на грани, а местами и за гранью допустимого, но по итогам получается решение, входящее в проблему идеально. Так вот, они это делают нормальным условием своих технологий. Но если ты или я, когда мы выходим за пределы ремесла и выполнения протокола, четко знаем, что и почему нарушаем и с какой целью делаем, и это дает нам наглость быть уверенными, что обойдется и получится, то они с этой наглости начинают, и уже из нее лепят что хотят. И наглость они берут снаружи.

- Откуда, Поля? Откуда можно взять наглость таких размеров?

- Они называют это Поток. Я не знаю, почему именно это, и что это, и мне это по большому счету неинтересно. А вот эта их шизофреническая раздвоенность, позволяющая сделать выводы на основе неполной, неверной и не той информации, и на базе этих выводов получить идеальный результат - как раз она очень интересна. Это культурное, и оно может быть исследовано. Кстати, в нашей истории подобные образцы есть, и они относятся к самым темным страницам истории. Инквизиция там всякая, диктатуры... Но мы использовали схоластику, и играли в логику. Как только перестали играть и сделали логику методологией научного познания, наглость себе сильно ограничили. А они играют в математику.

- О господи, Поля. Можно я не буду об этом думать?

- Да не думай, конечно. В этой игре общего с математикой только то, что она дает состояние, максимально отдаляющее от сознания любую конкретику, начиная с собственных рук, ног и имени, и заканчивая известными законами природы. Главное - забыть, что желаемое невозможно, и неважно, как именно это достигается. Алиса решила, что это математика, и пытается использовать математику, чтобы это делать. Если бы она знала математику чуть лучше, математика ей ничем не помогла бы, и могла даже помешать.

- Поля, но как? Ты же сама сказала, что она пользуется математическим аппаратом?

- Ну Марина... Ну да, она им пользуется. Катать счеты по полу тоже можно назвать "пользоваться счетами". Но можно ли учить трехлетку высшей математике? И нужно ли это? Сможет ли трехлетка решать задачи хотя бы из Перельмана, исходя из его детского опыта и практики на уровне "да будет так"?

- Нет Поленька, нельзя, ребенок непоправимо с ума сойдет. Ты мне сама и объясняла. Но взрослый может имеющийся высшую математику прицепить к магии, наверное?

- Да, Мариша, как-то может. Только работать не будет ни магия, ни математика, что они сейчас и получили. Да Айгит и еще один их спец сейчас терзают школьного математика, выясняя у него, что они делают не так, и скажу тебе, за этот месяц эти разговоры ему добавили порядком седины в голове. Опуская ненужные подробности, Алиса все это потому и приняла за их математику, что сама предмет знает примерно никак, а людей не лучше. И того, что и ее драгоценный князь, и ею так нелюбимый граф да Айгит - это трехлетки, и они просто играют в математические символы, она не понимает, ей нечем. Но она вслед за ними послушно все это списала на имеющийся навык решения школьных задач по математике.

- Поля, стой, - нахмурилась Лейшина. - Откуда у девки с незаконченным журфаком теорвер и вышка в таком объеме?

- Ты не поняла. Она решила, что то, чему ее учат маги, когда говорят о расчетах - это такая местная математика, теорвер и прочая квантовая физика. А они на самом деле только играют в математику, смысла и логики в этом нет. Они-то, правда, считают, что смысла и логики там достаточно, чтобы строить развернутые алгоритмы. Но случайных факторов в этих, так сказать, расчетах, больше, чем протокола. Даже для них самих. А то, что они называют логикой, на самом деле не имеет к логике никакого отношения. Типичные паттерны эмоциональных реакций, задевающих сразу несколько зон коры. На логику похоже только тем, что в процессе их работы их можно рефлексировать и направлять.

- Ну хорошо, - Марина была растеряна и даже шокирована. - Когда подключается математика, и какая она? Есть ли аналоги в математическом аппарате землян, и если да, то какие и где?

- Мариш, Алиса по образованию чистый гуманитарий, из аналогов у нее в доступе программа старшей школы и ненавидимый всеми старшеклассниками Сканави. Ну может быть, еще основы теории вероятности и теории множеств.

- И когда они нужны? На каком уровне расчетов?

- Во-первых, это не расчеты. Во-вторых, нужно для них не само знание математики, а знание об ее существовании. Маг не считает, а только думает, что считает. На самом деле их абстрактные операции - это такая сложная система оправдания разрешения на магическое действие, и не больше. Такой бессмысленный ритуал, уловка для подсознания, чтобы не было так страшно принимать произвольное решение и гнуть мироздание под свои хотелки. И эти их трюки вообще не имеют отношения к логике. Это замаскированная под логику работа воображения.

Марина молча сунула руку в карман куртки, достала сигарету, сломала ее, достала другую и прикурила ее не с того конца, выматерилась на идиш, достала третью, прикурила и, выдохнув дым, посмотрела на Полину большими и очень грустными глазами.Та продолжила рассказывать.

- Я же как на это вышла. Прежде всего, я ей задала вопрос о том, как она догадалась использовать математику для записей расчетов, и зачем ей для расчетов цветные карандаши. И мне эта коза на голубом глазу начала рассказывать про высшую математику, которую она учила в своей гуманитарной гимназии четверть века назад и имела честную тройку. То есть она с первой встречи с этими, кхм, методами, была уверена, что это у них такая алгебра с геометрией. И то, что она в алгебре и геометрии разбирается примерно как свинья в апельсинах, ей в этом убеждении очень помогало. Ну ладно, я списала на ее состояние, запомнила, пошла проверять, вытащила Макса Асани на разговор. Час слушала то же самое, только еще менее внятно изложенное, оценила сходство, поблагодарила, закрыла тему. Подумала, пошла докопалась к Дейвину да Айгиту. Получила те же сказки, с поправкой на более узкое слепое пятно и на красоту и простроенность психологических защит. Уже чисто для проверки пошла к наместнику, задала те же вопросы. Минут так через полчаса поняла, что ничего нового я не услышу, и решила не портить ему настроение, у него, похоже, и так тот день не задался. Но было интересно, что он тоже начал кивать на математику, как на возможность. Типа, это все высшая математика. Полученная в гуманитарной-то гимназии, ага. Поэтому, мол, она может, а да Шайни нет. Вопрос, "а не предложить ли маркизу введение в высшую математику" он как-то сразу замял. Так что, Мариша, это у них культурно обусловленная шизофрения. И это важно, потому что оно у всех них будет. И у тех, кто с нашими способами мышления еще не знаком, этого будет больше, и оно будет гораздо более мощное. Тебе объяснять, почему я вижу тут шизофрению, или ты сама поняла?