– Алло, это адвокат? – послышался звонкий женский голос.

– Да, вы угадали, – ответил я, а про себя подумал: «Кто ж еще?!». Меня всегда обескураживает форма обезличивания при официальном обращении. Понятно, что благодушный и адвокат – не слова синонимы. Тем не менее, можно было проявить толерантность, обратившись, к человеку, как это обычно принято, по имени и отчеству.

– Как хорошо, что я вас нашла, – произнес тот же голос чуть громче.

– Я тронут и одновременно обескуражен, – я посмотрел на часы, думая о втором абоненте.

– Вы не могли бы со мной встретиться? – в ее голосе я уловил озорные нотки.

По моему глубокому убеждению, невежливо отказывать женщине, которая хочет с тобой встретиться, даже если ты и адвокат. Тем более ей уже «хорошо», поэтому вместо встречи со следователем я решил выполнить просьбу таинственной собеседницы.

– Минут через сорок я буду у себя в офисе, если вас это устроит.

– Отлично, через сорок минут я у вас.

Тут я вспомнил про следователя, который завис на другой линии и переключился на него.

– Алло.

– Так мы встречаемся или нет? – в его голосе слышалось раздражение.

– Я сегодня занят, давайте в другой раз, – я задумался о десерте.

– Я настаиваю, дело касается вашего клиента, да и вас тоже… – он проявлял настойчивость, и это меня озадачило: что они там могли задумать?

– Я постараюсь освободиться в ближайшие два-три часа.

– Отлично, где меня найти, вы знаете, – он повесил трубку.

В офисе меня дожидалась одна, как оказалось, милая и к тому же педантичная дама: пришла ровно в назначенное время, прихватив с собой увесистую папку документов с разноцветными закладками. Как выяснилось, в ней хранилась подборка судебных решений по взысканию крупной суммы алиментов с бывшего супруга в пользу проживающей с ней дочери. Хотя алименты (и вообще, что связано с браком, точнее – его расторжением) – не мой конек, я все же выслушал ее довольно заурядную для наших дней историю. Змей Горыныч не работает, вернее, формально трудоустроен с минимальной зарплатой, к тому же обязан платить алименты в пользу второго (проживающего вместе с ним) ребенка. Живет с другой, но не в браке, на нее же оформил все свое имущество, но есть еще, как говорится, «от жилетки рукава, круг от бублика и мертвого осла уши». Этический момент этой истории оставим в стороне: в стране – кризис. Подловить резидента нетрудно, но дело здесь не в этом. Таких, как он, «нищих», «полунищих» и других «всяких разных» в стране великое множество и живут они совсем неплохо, приспособившись к беспомощной правовой системе, когда дело касается, так сказать, социальных вопросов. Не важно, сколько и кому ты должен, будь-то алименты, займ, кредит или неисполненный госконтракт. Все просто: регистрация в каком-нибудь забытом Богом месте, развод, имущество на «бывшую», детей или в «офшоры», а дальше остается только ждать, забыв про остатки совести, пока вернут твой исполнительный лист взыскателю.

Слушая несчастную мать, воспитывающую дочь без отца, я невольно вспомнил Славика – друга детства, который приходил ко мне на днях на консультацию. Высокий и широкоплечий блондин, интересный, галантный и сексапильный, всегда находился в центре внимания состоятельных женщин. Как творческая личность он должен жить на Монмартре, а волею судьбы оказался в Абакане и от этого сильно страдал. Дамы его жалели, содержали и рожали детей, надеясь на семейное счастье с детишками, лапочкой-собачкой и кухонькой, где варится борщ. Славик, как это свойственно богемному образу, жил за счет своих поклонниц весело и беззаботно, пока они не потребовали с него алименты за шестерых детей, отцом которых он являлся согласно актовой записи. Брать с альфонса было нечего, но в Уголовном Кодексе он прочитал, что за уклонение ему грозят исправительные работы, поэтому и примчался ко мне со своей весьма курьезной историей. Славику от всех его проблем я пожелал застрелиться… из клизмы. Посмотрел с сочувствием, занял «по старой дружбе» пять сотен, а сам вернулся к своим делам.

Ближе к вечеру вместо дамы сердца мне выпала карта оказаться в казенном доме, где еще вовсю кипела работа. По этажам и кабинетам сновали люди в форме, звонили телефоны, трещали факсы и принтеры. Следователь, с которым мы накануне договорились о встрече, вежливо пригласил меня в кабинет начальника. Помещение показалось мне довольно вместительным: стоя около входа, я даже с моим соколиным зрением не смог разглядеть сидящего за столом у противоположной стены человека. Небольшой с виду (если не брать во внимание его должность и звание) он явно не соответствовал окружающей его обстановке: стол, стулья и даже комнатная пальма в углу, упирающаяся макушкой в потолок, как казалось издалека прямо в небо, смотрелись на его фоне каким-то нагромождением. Усевшись на предложенное место, я сначала внимательно посмотрел на хозяина, а затем на следователя. На моем лице читалось недоумение.

– Иван Антонович Филь, – представился сидящий на кресле господин, маленького роста, с большим носом, похожим на клюв хищной птицы, выглядевший так, будто последний раз брился два-три дня назад. Его рукопожатие было крепким.

– Меня заверили, что у вас есть дело на меня или для меня, я не могу взять в толк.

– Нет, на вас у меня дело еще не заведено, а вот к вам, имеется, – ответил он четко.

Я так и не понял, обладал ли Иван Антонович чувством юмора, но было ясно – шутить с ним не стоит.

Я ослабил галстук:

– Я вас слушаю.

– Насколько мне известно, вы защищаете Варламова по делу о мошенничестве? – спросил он холодным, бесцветным голосом.

– Допустим, – ответил я, – но мне до сих пор не ясно, как оно касается следственного комитета? Это же компетенция полиции, дело, однако, принято к производству следкомом, якобы в виду особой общественной значимости! Отсюда и вопрос: в чем значимость Варламова, а если выражаться совершенно точно, то какой интерес в этом деле имеете вы?

Он достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и закурил.

– Не желаете? – он протянул мне пачку.

– Спасибо, я бросил, – отказался я от его предложения, обратив внимание на хромированную пепельницу в виде черепа у него на столе как на предвестие чего-то недоброго.

Он положил тлеющую сигарету в пепельницу:

– Семен Варфоломеевич, как раз об этом я хотел с вами поговорить. Вы, наверное, слышали, что нами возбуждено уголовное дело в отношении руководителя республиканского ГИБДД.

Я кивнул, смотря на пустые глазницы черепа-пепельницы.

– Так вот, – продолжил он, снова взявшись за сигарету, – у нас имеются неопровержимые доказательства причастности Варламова к тем должностным преступлениям, которые вменяются подполковнику Симонову – начальнику госинспекции.

Словарный запас следователя или прокурора изобилует всевозможными выражениями, типа: «виновен», «преступник» или, как только что выразился мой собеседник, «неопровержимые доказательства». Из этих и многих других высказываний подобного рода, так либо иначе присутствующих в каждодневной практике общения жрецов Фемиды, невольно выстраивается и логика рассуждений. Но как бы громко не звучали эти слова, на меня они не подействовали.

– Вы меня удивляете, Иван Антонович, – я взял паузу и посмотрел ему в глаза, – не понимаю, как может бывший мошенник стать подельником полицейского, причем столь высокого ранга?

Он вдохнул дым и медленно выдохнул:

– Когда Симонова назначили на новую должность, его связи, переговоры, встречи – все находилось под контролем, к тому же у нас есть вот это. Он протянул ксерокопию школьной тетради, на которой незнакомым размашистым подчерком были написаны фамилии, стояли цифры и даты, но мне они не говорили ни о чем. – Цифры – это суммы, дальше указано время их передачи Симонову, а почерк принадлежит вашему клиенту. Это показала экспертиза.

Я еще раз взглянул на тетрадь: «Цифры? Ну и что с того?»

– А с чего вы взяли, что это денежные суммы? Еще больше мне непонятно, откуда вы взяли, что они причитаются Симонову?