– Только успокойся, только не паникуй, на тебе лица нет. Матери от этого легче не станет.
– Что с ней? – У меня с трудом шевелились онемевшие от страха губы.
Наверное, выглядела я не очень. Иначе почему подошедшая следом за бабушкой медсестра внимательно на меня посмотрела и спросила, все ли в порядке.
Нет, не в порядке! Какая-то тварь избила мою маму. Я в принципе не могу быть в порядке!
Ненавижу больницы, еще с детства. Врачей уважаю, а больницы – нет. Меня сразу начинает мутить от специфического запаха. Смесь лекарств, страха и боли. Сразу перед глазами вспыхивает сцена: куча врачей, меня везут на каталке к лифту. И дикая боль в ноге. Покаталась на мотоцикле в пятнадцать лет, называется. Двойной перелом со смещением.
Мама лежала в небольшой и почти уютной палате. Как я ни старалась сдержаться, слезы хлынули сами по себе. Стоило увидеть ее, подключенную к каким-то аппаратам и с кровоподтеками на лице, шее и руках. Подозреваю, что все остальное, спрятанное под одеялом, выглядело не лучше.
Бабушка чувствительно ущипнула меня за бок: мол, не реви. Я старалась, но слезы все равно продолжали катиться. Какой бы упрямой, эгоистичной и тщеславной ни была моя мама, она не заслужила такого.
– Ева… – Из-за разбитых губ она разговаривала с трудом, невнятно. – Пл… пла…
– Миссис Дрейк, вам пока лучше не разговаривать, – сказал вошедший в палату врач. Седой мужчина лет пятидесяти, в серо-голубой больничной форме.
– Мам, лежи, – я проглотила скользкий комок, – я буду приезжать каждый день. А этих скотов мы найдем.
Она замотала головой и явно попыталась что-то сказать:
– Они… они… пла… – Мама закашлялась, но все же кое-как, хрипло и едва шевеля губами, проговорила: – Они… требовали вернуть… вещь.
Я, бабушка и врач, у которого на бейджике красовалось «доктор Норман», переглянулись.
– Она разговаривала с полицией? – шепотом спросила я у врача.
Доктор Норман кивнул и прошептал в ответ:
– Она им тоже твердила про угрозы вернуть вещь. То ли платок, то ли шарф, не может толком сказать. Мисс Дрейк, пройдемте в мой кабинет. Вашей матери ввели успокоительное, она сейчас уснет. Насчет журналистов не волнуйтесь, сюда им вход заказан.
– Ева, – слабо позвала мама. Она и правда выглядела спокойней.
– Мам?
Я подошла ближе, не решаясь взять ее за руку. Господи, ей же, наверное, безумно больно. Глубоко вдохнув, я впилась ногтями в ладони, чтобы снова не разреветься.
– Бал… – прошептала она, – благо… благотворительный бал… завтра…
А вот тут я едва не расхохоталась истерически. Мама даже в таком состоянии помнила о своих обязанностях. Например, о том, что завтра вечером должен состояться грандиозный бал в честь праздника Хеллоуин. Устраивала его благотворительная организация «Во имя жизни», довольно известная. Маму пригласили туда почетным гостем, зная, что она благотворительность поддерживает.
– Боюсь, тебе придется его пропустить.
Мама покачала головой и сделала движение рукой, словно хотела ткнуть в меня пальцем.
– Я? – вырвалось у меня. – Мне пойти вместо тебя?!
Утвердительный кивок стал ответом.
– Мисс Дрейк, – вмешался доктор Норман, – пойдемте, ей нужен покой.
То и дело оглядываясь, я вышла. Бабуля буквально тащила меня следом за доктором и что-то бормотала себе под нос. Прислушавшись, я поняла: наша старшая представительница семьи материла преступников на всех доступных ей языках.
Не могу сказать, что мысленно не повторяла за ней.
Кабинет доктора Нормана выглядел так же, как и остальной госпиталь: стерильный, безликий, в бежево-коричневых тонах. Заваленный бумагами стол, компьютер и сейчас поднятые светлые жалюзи. Из окна открывался вид на центр города.
– Опять мы встретились с вами, мисс Дрейк.
Офицер Рейн стоял, прислонившись к стене, возле окна. И задумчиво разглядывал вошедших.
– Оставите нас на время? – спросил у доктора и бабушки. Последняя с легкой тревогой посмотрела на меня, кивнула и вышла.
Тишина стояла звенящая. Плотная дверь отсекла все звуки, доносившиеся из коридора.
– Как это произошло? – поинтересовалась я тихо.
Мысленно потрясла офицера за плечи, чтобы поторопить с ответом.
– В лифте, – сообщил собеседник, – рано утром, в отеле. Миссис Дрейк должна была отправиться на очередные съемки ток-шоу. Из номера вышла одна, в лифт зашла, по ее уверениям, с двумя женщинами и одним мужчиной. Но вниз приехала одна, вся избитая. Причем сам лифт на несколько минут застрял между этажами.
Я сглотнула и постаралась не завизжать от ярости. Почему он так спокойно говорит?
– Мама сказала, что они требовали вернуть то ли шарф, то ли платок…
– Да, я знаю. – Офицер внимательно разглядывал меня. – Ева… можно я буду так к вам обращаться?
Я кивнула.
– Отлично. А я – Берт. Так вот, Ева, показное ограбление дома вашей матери и ее избиение явно связаны.
– Да что вы говорите! – не удержалась я от язвительности.
– Вы – ее дочь. Попробуйте вспомнить, не приобретала ли миссис Дрейк что-нибудь невероятно ценное? Или, может, ей дарили?
Я оперлась руками о стол, в свою очередь глядя на собеседника.
– Берт, она – Елена Дрейк, звезда модельного бизнеса и ток-шоу. Она обожает старинные сервизы, антикварные украшения и одежду известных брендов. Хотя при этом порой на нее находит что-то, и она отправляется гулять по секонд-хендам и блошиным рынкам. Плюс ей постоянно что-то дарят. У нее в доме куча реально ценных вещей. И все они остались нетронутыми!
– Кроме шейных платков и шарфов. Она сама сказала, что их нет.
– Мама не особо ценит винтажную одежду. У нее есть платки от Хермес, Шанель… еще куча брендов. Но… да, они дорогие, но из-за них не станут грабить дом и избивать владелицу. Если только… – и я замерла с открытым ртом.
– Что? – тихо спросил Берт, подавшись вперед.
– Один из любовников подарил маме французские кружева. Им около ста лет, может, больше. Она даже снималась в них для какого-то журнала. Но было это лет пятнадцать назад.
– Ева, в ближайшее время я хочу еще раз осмотреть дом миссис Дрейк.
– Без проблем, – пожала я плечами, – приезжайте, я вам открою. Но повторяю, понятия не имею, какой платок им понадобился. У мамы в компьютере есть список всех ее вещей. Я заскочу, скопирую на флешку и переброшу вам. Заодно и сама посмотрю.
– Спасибо. Вас подвезти?
– Я на машине. И надо решить, что делать с бабушкой. Оставлять ее одну не хочу.
Зря я волновалась: бабушка уже сама все решила. Когда мы с офицером Рейном вышли из кабинета, оба озадаченные, как действовать дальше, она сидела на диванчике и тихо общалась с медсестрой.
– До встречи, Ева.
– Хорошего дня, Берт, – выдавила я.
Себе я такого пожелать не могла.
– Евушка! – окликнула меня бабуля. – Поехали. Мама все равно пока будет спать. Кстати, я перебираюсь к тебе.
С бабулей бесполезно спорить. Я молча кивнула и пошла к выходу. Странное состояние: на душе тяжело, хочется реветь от бессилия, а голова ясная. И злость такая холодная и чистая.
Словно почувствовав мое настроение, погода на улице окончательно испортилась. Сгустились низкие серые тучи, пошел мелкий противный дождь. Порывы холодного ветра швыряли в лицо капли, пока я шла к машине.
Бабушка молчала. Судя по сосредоточенному выражению лица, о чем-то размышляла.
– Ева, – проговорила она, когда мы выехали со стоянки, – ты вообще понимаешь, что происходит?
– Нет.
– И я. У меня ощущение, что я покурила травки и теперь мне снится бред. Нет, в нашем мире мудаков столько, что нормальных-то порой толком не видно. Но избивать человека за платок или шарф… Ты можешь себе это представить?
– Я только что видела, что это сделали. Поехали в отель, надо забрать твои вещи.
На самом деле я радовалась, что ближайшее время буду не одна. Бабушка не даст пробудиться депрессии. Будем поддерживать друг друга.
А еще я хотела кое-что проверить. Полиция – это хорошо, но надо пораскинуть и самой мозгами. Просто так разрушать дом, а потом нападать на его владельца станет разве что пикируясь с Кристофом сумасшедший.