- Нам это ни к чему, - невозмутимо ответил бывший
шофер. - Как сказал Василий Теркин, помирать нам рано-вато, есть у нас еще тута дела. Я заместо землицы жену привез молодую...
У женщины заалели пухлые щеки.
- Ну ты орел! - воскликнула Грета восхищенно. - Я-то думала внучка погостить приехала. И что же, пенсии твоей от щедрот штази на двоих хватает?
- У нее и свой доход имеется.
- Работает?
- Зачем же ей на капиталистов горбатиться? Ейная матерь в сорок первом годе три недели под оккупацией была в Рязанской области. Стало быть, ей теперь компен-сация от супостатов полагается. Пусть платят, душегубы. Так что бывайте здоровы...
Пара степенно удалилась. Освобожденные узники, следуя за ковыляющей по-утиному Симой, добрались до набережной Шпрее.
- Вы знаете, дорогие мои, - заговорила Сима внезапно помолодевшим голосом, - сегодня особый день. В те два часа, пока я считала медальон украденным, я была по-настоящему счастлива, ведь его потеря означала освобож-дение от этого проклятого договора с нечистой силой. Я поняла простейшую вещь - неправедно приобретенное счастья не приносит. Неважно, что для этого понадобилась целая долгая жизнь. Важно, что я это поняла оконча-тельно...
- Сима, что ты несешь? - Грета изумленно смотрела на старуху. - У тебя Альцгеймер начинается? Или просто ве-сеннее обострение?
- Погоди, Греточка, - с улыбкой покачала головой Си-ма, - это еще не все. Дьявол снова вернулся во всей красе, когда дотошные немецкие полицаи отыскали мой медальон. И тогда я, наконец, поняла гораздо более важную вешь, чем банальное "не укради". Теперь я знаю как окончательно расторгнуть договор с нечистой силой. И заодно поставить твоей матери памятник, которого она заслуживает...
С этими словам Сима размахнулась и с неожиданной силой швырнула в реку блеснувший в расплавленном закатном солнце овальный медальон.
- Сима, ты ...?! - в ужасе закричала Грета. - ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...!! - Это не памятник матери, это наоборот - предательство ее памяти!
- Ничего подобного, Греточка, - хладнокровно возрази-ла Сима. - Груня, светлая ей память, хотела не богатства, а свободы. Это главное, к чему человек должен стремиться. И это единственное, что делает его человеком.
- Может, оно и к лучшему, - сказал Коган. - Слава бо-гу, все здоровы и на свободе. Представь, сколько было бы проблем со всем этим добром. Не дай бог опять за колючую попасть... - Фима умолк под испепеляющим взглядом Гре-ты.
- Впрочем, дорогая Греточка, еще не все потеряно, -жизнерадостно улыбнулась Сима. - Прикажи Фиме, и он те-бе этот медальон не то что со дна реки, с Луны достанет. И будет тебе счастье. Если счастье именно в этом...
- Старая дура! Конечно, тебе на все наплевать. Тебе на
том свете уже ничего не понадобится...
- Я не очень хорошо себе представляю "тот свет", - спокойно ответила Сима. - Но для того, чтобы понять, куда ты уходишь, чертовски важно разобраться, откуда ты взялся.
- Кому нужны твои рассуждения о добре и зле? Разве ты не понимаешь, что теперь все достанется швейцарским банкирам - этим жирным котам? Разве для них это правед-ное богатство? Разве они его заслужили?
- А вот на это мне действительно наплевать, - твердо сказала Сима. - Я отвечаю только за себя. Но, сдается мне, оно и им счастья не принесет. А ты, детка, лучше возьми с меня пример - сожги тот синий листок с паролем, пока он новых бед не наделал. Или он у покойничка остался?
Грета резко развернулась и зашагала прочь от набе-режной. Фима виновато улыбнулся и бросился ее догонять.
- Что ж, друг мой, - Сима уцепилась за рукав Алика, - тогда в Москве ты был таки прав. Жизнь оказалась вполне литературным явлением, и теперь сюжет получил свое чет-кое завершение. Финита, как говорится, ля комедия. А те-перь, мальчики, помогите мне вернуться домой...
Сима ухватила под руки Алика и Загребского и зако-
выляла по аллее Тиргартена. Добравшись до Бранден-бургских ворот, троица уселась в такси и покатила по Унтер-ден-Линден. Старые кряжистые липы покрывала бледная молодая зелень.
Машина миновала центр города и мчалась к аэро-порту по берлинским промышленным пригородам. Сима рассеянно разглядывала вывески с названиями фирм. Когда у дороги возникли большие белые буквы "OPEL Einkaufszentrum", она внезапно дернула водителя за рукав и попросила свернуть.
- Я виновата перед тобой, Алик, - сказала Сима, входя в блистающий стеклом и лаком автосалон, - ведь ты не получил обещанного гонорара. "Мерседес" я, правда, поз-волить себе не могу, но "опель" мне вполне по силам. Мо-жешь прямо на нем в Москву вернуться. Выбирай, дружок, модель...
- Ну ты даешь, Симуля, - обалдело сказал Алик. - Толь-
ко по справедливости его надо отдать Загребскому взамен разбитого.
- Молодой человек наверно получит страховку? - предположила Сима. - Ведь машина была застрахована?
- Эээ, видите ли, Серафима Аскольдовна... - скосил глаза вбок Загребский.
- Понятно. Ну, отдай, раз такое дело, - Сима повер-нулась к Алику. - Да не оскудеет рука дающего...
Спустя час "опель" цвета молодой травы въехал в Берлинский аэропорт Щёнефельд. За рулем новенького ав-томобиля сияла заросшая рожа Загребского.
- Стало быть, Алик, ты летишь со мной? - спросила Си-ма. Она ехала по аэровокзалу в коляске с распрямленной спиной и повелительно задранным подбородком.
- Нет, Симуля, - покачал головой Алик. - Как сказал рябой шофер, есть у нас еще тута дела. Загребский, под-бросишь до Гейдельберга?
- О чем разговор, братан! - с лица бородача не сходила мальчишеская улыбка. - На таком красавце мигом там будем.
С Симой простились у рамки металлоискателя.
- Все правильно, - сказала она с грустью. - Хватит бе-
гать за сокровищами. В твоем возрасте личная жизнь совершенно необходима. И вообще - не спеши возвращать-ся в Россию. Что ты забыл в стране, прущей семимильными шагами в прошлое? А вы, молодой человек, - Сима потрепа-ла Загребского за бороду, - примите совет прожившей жизнь старухи - займитесь, наконец, делом. Как сказала бы Греточка, перестаньте страдать хуйней.
Служащая в синей униформе укатила коляску в кишку галереи, и Сима долго еще оглядывалась, вытягивая старче-скую морщинистую шею.
Глава XVIII. Последнее искушение
Прямо из аэропорта друзья взяли курс на Карлсруэ. Загребский наслаждался новым авто. Дальнейшая жизнь представлялась ему цепью непрерывных удач.
- Гляди, где мы едем, Алька! - воскликнул он, увидев указатель "Blankenfelde". - Вот оно, логово дьявола! Но нас
его искушение миновало...
- Искушение миновало, наваждение продолжается... - задумчиво сказал Алик.
- Чем же тебя так Ренатка присушила?
- Над чем смеешься, козел бородатый? Она меня презирает. А я не знаю, как поступить...
- Ты когда-нибудь читал Нагорную проповедь Иисуса? - неожиданно спросил Загребский.
- Естественно, нет.
- Ну хорошо, ты слышал выражение, "поступай с дру-гими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой"?
- Это слыхал.
- Вот оно как раз из той проповеди. С добавкой "ибо в этом закон и пророки".
- Сомнительного качества закон. Идет, скажем, тебе навстречу гомосек, который в два раза тебя сильнее...
- Молодец, соображаешь. Но был и другой подход. В той же Иудее жил мудрец по имени Хилель - он был старше Иисуса на полсотни лет. Он утверждал, что вся премуд-рость Торы заключается в простой идее - не делай другому того, что ты бы не хотел испытать на себе. Чувствуешь разницу?
- Чувствую. Типа, евреи нашли у Иисуса ошибку в преобразованиях. От a>b он некорректно перешел к -a>-b.
- Иисус и сам был евреем. Но я только хотел сказать, что одну и ту же проблему можно решать по-разному. Ты же сам говорил, что не знаешь, как поступить.
