Ашхен слабо улыбнулась и покачала головой.

- А ты не такой уж и безопасный, - пробормотала она и с новой силой оплела молодого человека руками и ногами.

"Какой-то борцовский петтинг", - мелькнуло у него в голове.

После четверти часа утомительных упражнений, столь же распаляющих, сколь и бесплодных, Алик вывернулся из жарких объятий и, тяжело дыша, отвалился на спину.

- Ничего не понимаю, - пробормотал он. - Ты же са-

ма...

- Что сама? - горестно откликнулась Ашхен. - Что са-

ма? Разве я виновата, что бог поселил огонь в моем теле, а в детдоме мне дали такое имя?

- Какое имя?

- Ашхен по-армянски означает "небесная", - со скорб-ной торжественностью произнесла девушка.

- Хм, а звучит очень даже по-немецки. Лизхен, Грет-хен, Ашхен...

- Вот и немцы так думают. Евреи уверены, что это их

имя - от "ашкенази". Турки за свою держат. Поэтому лип-нут и те, и другие, и третьи... - девушка вытерла подолом сорочки вспотевшее лицо. - Но дело не в евреях. Раз я "небесная", то должна выйти замуж исключительно непо-рочной девственницей.

- Отчего же до сих пор не вышла?

- Вай-мэй, как будто ты не знаешь! - Ашхен в сердцах хлопнула себя по ляжке. - Вам, мужикам, ведь сразу секс подавай. Не дашь - недотрога. Дашь - шлюха...

- Понимаю... И ты выбрала компромисс в виде такой вот эротической акробатики. Самой не надоело?

- Еще как надоело, Алик-джан! - Ашхен схватила моло-дого человека за руку и прижала его ладонь к своей нема-лой груди. - Здесь внутри знаешь какой вулкан! И там тоже, - она скосила вниз глаза. Хочешь, все это твоим будет - раз и навсегда?

- Я не могу так сразу, - отдернул руку Алик. - Мы же с тобой едва знакомы...

- Вот видишь, какой ты! - мохнатые ресницы гурии распахнулись, и на синеватом глазном яблоке жгуче заси-яли маслины зрачков. - В трусы лезешь запросто, будто с детства со мной спишь, а как жениться - так едва знакомы!

Ашхен обиженно замолчала.

- Ну хорошо, - сказал Алик, - нельзя так нельзя. Но за-чем тебе эти допотопные трусы? Если нарвешься на на-сильника, они тебя все равно не спасут.

- Не в этом дело, - потупилась Ашхен. - Просто я стес-няюсь...

- Что?! В постели такое вытворяешь, а снять эти бабу-

шкины рейтузы стесняешься? По-моему, стыдно быть в них, а не без них.

- Нет, я голой быть не стесняюсь. Тут другое...

- Какое?

- А, пусть! - Ашхен перевернулась на живот и подло-жила ладони под подбородок, словно одалиска Буше, на которую художник, повинуясь внезапному эстетическому капризу, напялил уродливые сиреневые панталоны. - Тебе скажу. Ты все-таки ученый парень, аспирант, а не какой-нибудь баран, вроде Дамира.

- Поделись, если хочешь, - сказал Алик как можно равнодушнее.

- Так и быть, скажу, - вздохнула девушка. - У меня в этом самом месте картинка татуированная. Вернее, над-пись.

- Что за надпись? - в ушах Алика раздавались гулкие пульсы.

Ашхен молчала.

- Не могу вслух произнести, - сказала она после долгой паузы. - Если интересно, сам прочитай.

- Ну, покажи...

- Ладно, - Ашхен соскочила с кровати и просунула большие пальцы под широкую резинку на поясе. - Учти, этого не видел еще ни один мужчина, - она решительным движением стянула рейтузы и отбросила их в сторону, как бы сжигая некие невидимые мосты.

Перед Аликом предстало обильно заросшее поле, простирающееся едва ли не до пупка. О том, чтобы про-честь что-либо под девственными зарослями не могло быть и речи.

- Ну как? - с тревогой спросила девушка. - Прочитал?

В ответ Алик снял со стены зеркало и продемонстри-ровал Ашхен ее райские кущи.

- Ты сама туда когда-нибудь заглядываешь? - спросил он с досадой.

- Чего я там не видела? - пожала плечами развенчан-ная гурия, опускаясь на кровать.

- Как же ты с таким развесистым кустом в баню хо-дишь?

- Зачем мне в баню? Я в душе моюсь.

- А на пляж?

- У меня купальник закрытый, в стиле ретро. Я его на фломаркте* купила.

- С ума сойти. В баню ты не ходишь, загораешь в ба-бушкином купальнике. Скоро плесенью покроешься. Так ты никогда замуж не выйдешь.

- Что же мне делать? - девушка сокрушенно опустила голову.

- Не плачь, я тебе помогу.

- Правда? - Ашхен тут же перестала плакать, мгновен-но перейдя от отчаяния к просветленной надежде. - Ты все-таки хочешь на мне жениться?

- Прежде, чем кто-то на тебе женится, ты должна стать современной девушкой. Выбросить купальник и вообще все старье, сменить прическу, привести в порядок тело. Поняла?

- Не очень, - вздохнула Ашхен.

- Хорошо, давай для начала доберемся до того, что там у тебя написано. Кстати, после этого ты сможешь ходить в баню и на пляж. Теперь поняла?

Девушка наморщила лоб и испуганно покачала головой.

- Тяжелый случай, - Алик усилием воли сдержал раз-дражение. - Ладно, я объясню. Ты ведь подмышки бреешь, насколько я успел заметить?

- Угу. К этому нас еще в танцшколе приучили. Грета орала как сумасшедшая, если даже несколько волосков найдет. А у меня волосы с детства везде растут...

- Это я уже понял, - прервал ее Алик. - Подмышки ты бреешь, а почему внизу такое безобразие?

Ашхен выпучила и без того широко раскрытые глаза.

- Ты что! Я же говорила, что у меня там вулкан. Я даже прикоснуться боюсь.

- Вот я и помогу тебе.

- Как?

По лицу Алика заходили желваки. Он сходил в ванную

и вернулся с полотенцем и бритвенными принадлежностя-ми.

________________________________

*Flomarkt - блошиный рынок, барахолка (нем.)

- Ты хочешь меня побрить?! - потрясенно спросила Ашхен.

Алик молчал. На безмятежном лбу Ашхен зазмеились морщины - очевидно, там шла напряженная работа мысли. Первоначальное ошеломление на ее лице сменилось робким любопытством.

- Хорошо, Алик-джан, делай как знаешь, ты же муж-чина. Только я за себя не отвечаю, - добавила она тихо.

- "Небесная" решилась нарушить табу?

- Нет-нет, об этом даже не думай! Просто не удив-ляйся, если я громкая буду. Вулкан молчать не умеет.

- Меня этим не удивишь, - нетерпеливо проворчал Алик.

Он вставил в станок свежее лезвие и выдавил пригор-шню мыльной пены прямо на подлежащую искоренению растительность, отчего она стала похожей на заснеженный кустарник. Ашхен тихонько взвизгнула.

- Спокойно! Я еще ничего не делал.

Под сладострастные вздохи и вскрики вулканической гурии Алик энергично втер порцию пены в верхнюю границу распространения дикорастущей флоры и принялся миллиметр за миллиметром сокращать ее ареал. Время от времени он обращал взгляд на запавшие глаза Ашхен, на ее судорожно сжатые кулачки, на покрасневшую кожу на груди и продолжал осваивать целину. Постепенно на осво-божденном пространстве проступили фрагменты какого-то изображения - не то рисунка, не то надписи, но угасающий за окном зимний день не позволял различить детали.

- Где у тебя свет включается? - деловито спросил Алик, но Ашхен в ответ только замычала и отрицательно замотала головой. Вцепившись ему в бедро, она протяжно стонала и двигала тазом, но охваченному азартом золотоискателя Алику не передавалась страсть иной природы, и он про-должал методично разрабатывать перспективную жилу. В комнате становилось все темнее, и различимой оставалась только граница между отступавшей дремучей порослью и лунно-мерцающей опушкой с таинственными, едва разли-чимыми письменами.

Наконец в сгустившихся сумерках на бледной, никогда не видавшей света коже перед Аликом предстали смутные загадочные знаки. Для полноты картины оста-валось уничтожить последний островок растительности. Когда бритва коснулась мест чувствительных, девушка решительно рванула молодого человека на себя. Несколько минут прошло в неистовой борьбе, в которой Ашхен была одновременно нападающей и защищающейся стороной. Вскоре она дважды охнула неожиданно грубым голосом, конвульсивно вздрогнула и затихла с блаженной улыбкой на вспухших губах. Алику показалось, что наступил благоприятный момент для взятия крепости. Он изгото-вился к штурму, но когда до решающего броска оставался лишь миг, Ашхен вдруг вывернулась бешеным движением и что есть силы ударила его круглым коленом в пах. От нестерпимой боли Алик согнулся пополам и скатился с кровати.