По-видимому, начальница поняла, что с Венькой ей не справиться.

– Тогда я хочу выслушать мнение секретаря партийной организации, – сказала начальница.

Буянов задумался, полистал блокнот со своими записями и наконец изрек:

– У секретаря партийной организации мнения нет.

– Как это нет? – удивилась начальница.

– Нет, и все, – сказал Буянов. – А почему это у секретаря должно быть мнение по каждому поводу? Это несерьезный подход. Я подумаю, осмыслю, посоветуюсь. Лично мне, например, песни нравятся. Хорошие песни и душевные.

– Значит ваше мнение, что песни хорошие и душевные? – уточнила начальница.

– Это мнение зоотехника Михаила Петровича Буянова, – подтвердил Буянов. – А мнения секретаря партийной организации Буянова пока нет. Но будет.

– Да, – сказала начальница, – ситуация.

И тут взял слово Тихомиров:

– Мы благодарим комиссию за ценный разбор. Мы учтем все замечания к вашему следующему приезду А теперь всех прошу к столу пить чай. Когда вы еще доберетесь до дому!

– Чаю я бы выпила, – высказала наконец свое мнение инспектор.

И всем сразу стало легче. И все двинулись к кабинету директора клуба, в котором был накрыт стол. Тихомиров и Венька замыкали шествие.

– С этого надо было начинать, – резюмировал Венька. – По началу пропустили бы по рюмашке и были бы сговорчивее.

…Подобревшую комиссию усадили в «газик».

– С удовольствием приедем еще раз, – на прощание сказала начальница.

– С нетерпением будем ждать, – заверил ее Тихомиров.

– А ты чего им поддался? – начал снова Венька, когда комиссия отъехала.

– А кто тебе сказал, что я поддался? – удивился Тихомиров. – Чуть-чуть подправишь для видимости, приедут во второй раз и примут.

– А если «чуть-чуть» не пройдет? – не унимался Венька.

– Еще раз попросим приехать, – спокойно пояснил Тихомиров. – В конце концов им надоест ездить.

– А если упрутся? – допытывался Венька.

– Тогда попросим область рассудить нас.

– А если область их поддержит?

– Тогда обратимся выше. Кто-то должен не выдержать, устать и сдаться…

Учительницы жили ближе всех к клубу и отошли первыми. Потом ушли Венька и музыканты. У своего дома распрощался Буянов, Тихомиров поколебался, но все-таки пошел с модисткой дальше. Было по-весеннему светло, и они были видны отовсюду: из домов, из дворов, из магазина – стандартной коробки с витриной на всю стену, в которой ничего не выставлено. Модистка будто и не замечала этих взглядов и шла спокойно и гордо. Тихомиров топал рядом, стараясь не смотреть по сторонам.

– А может, пригласить нам писателя? – вдруг спросил Тихомиров. – Ну, того, что пьесу написал. Пусть бы он выступил, разъяснил.

– А зачем приглашать? – удивилась модистка. – Ничего он нового не скажет. Все, что он хотел сказать, он в пьесе сказал.

– В общем-то, конечно, – согласился Тихомиров. – Но может, посоветуемся с ним по твоему вопросу с Пеховым?

Модистка махнула рукой:

– Советуй тут, не советуй, не могу я без него. Затмение на меня нашло. Так и тянет к его дому, чтобы только увидеть его. Иногда по три раза за вечер прохожу мимо. Смеются надо мной бабы. Я думаю, его жене однажды надоест, возьмет она ружье и застрелит меня – поверь, есть у меня такое предчувствие. И пусть застрелит.

– Перестань глупости говорить, – оборвал ее Тихомиров. – Безвыходных положений не бывает. Найдем выход.

…Дом Тихомирова оказался закрытым изнутри. Тихомиров дернул посильнее, и крючок соскочил, но дверь из комнаты тоже оказалась запертой и не поддавалась.

– Полина, – попросил Тихомиров, – открой.

– Не открою, – ответила Полина из-за двери. – Иди к своей любовнице.

– Не дури, – просил Тихомиров. – Не ломать же дверь.

– Попробуй только, – пригрозила Полина. – Милицию вызову.

Тихомиров потоптался возле закрытой двери, потом достал с чердака тулуп и пошел на сеновал. Здесь на шестах сидели куры, лениво жевала свою жвачку корова, за стеной в хлеву сонно похрапывала свинья. Тихомиров еще некоторое время посидел во дворе, выкурил папиросу, рассматривая высокие звезды, завернулся в тулуп и закрыл глаза.

На следующий день в мастерских опробовали отремонтированные тракторы. Во дворе расставили чурки от городков, и Тихомиров начал выписывать восьмерки среди неустойчивых чурок. Весь сложный путь он проделал, не свалив ни одной. Тракторист он был высочайшего класса. Потом тракторы выстроились на «линейку готовности».

Тихомиров медленно подошел к дому. Осторожно дернул за ручку, и, к его удивлению, дверь открылась. Он вошел в кухню. За столом сидели Полина и дочь Анна.

– Привет, – сказала Анна отцу. – Садись ужинать. – И она придвинула к столу табурет.

– А меня теперь дома не кормят. – Тихомиров продолжал стоять.

– Опять, значит? – спросила дочь.

– Опять, – подтвердил отец. – Вчера не впустила в дом, забаррикадировалась.

– Да она террористка! – ужаснулась дочь. – Нет, мать, это не метод. Ну что такое закрыться в доме? Так внимание общественности не привлечешь. Ты уж лучше закройся в конторе и заложниками возьми председателя и главного бухгалтера. Тогда работа в колхозе остановится, и уж тут у Тихомирова спокойная жизнь закончится.

– Она у него и так закончилась, – сказала Полина. – Пока не перестанет помогать модистке, у нас с ним война. Такое мое условие.

– А как же мне быть? – спросила Аня. – Я материю купила, хотела модистке платье заказать. Как ни крути, лучше ее портнихи в районе нет.

– В область езжай, – сказала Полина.

– Ну что же, отец, – подвела итог разговора Анна. – Мать явно свихнулась, будем определять ее в психбольницу.

– Неизвестно еще, кто кого определит, – сказала Полина.

– Ну, в этом врачи разберутся. – И Анна, взяв сверток с материей, стала надевать плащ.

– Пойдешь к модистке, – предупредила Полина, – домой не пущу.

– Попробуй, – спокойно сказала Анна. – Закроешься, все окна побью. Ты меня знаешь, если я пообещала, я сделаю. Я уже не говорю, что позор будет на всю деревню, еще и стекол рублей на двадцать купишь. Я тебе не отец, со мной терроризм не пройдет. – И Анна вышла, хлопнув дверью.

Утром отец и дочь завтракали.

– Она что, бастует? – спросила Анна, кивнув на закрытую дверь.

– Сами разберемся, – сказал Тихомиров и поинтересовался: – Ты скажи лучше, чего Михаил не приезжает. Надо ведь все о свадьбе обговорить.

– А свадьбы не будет, – ответила Анна.

– А чего ты думала, когда заявление в загс подавали? – спросил Тихомиров.

– Какое это сейчас имеет значение, что я думала тогда?

– Хороший он парень.

– Хороший, – согласилась Анна. – Но я поняла, что не люблю его.

Потом Тихомиров провожал Анну до автобуса. У автобуса скопились деревенские с мешками и корзинами. Шофер открыл дверь, и все бросились в автобус, стараясь занять место поудобнее. Последней в автобус вошла модистка.

– Если что, – сказал Тихомиров дочери, – поживи дома. Сейчас автобусы по расписанию ходят, из деревни многие на работу в райцентр ездят.

Анна благодарно ткнулась лицом в отцовский ватник.

– Ничего, ничего, – утешал он ее. – Перемелется – мука будет. – И осторожно погладил волосы дочери.

Анна всхлипнула, улыбнулась сквозь слезы отцу и поднялась в автобус.

Тихомирова вызвали в контору к председателю. Здесь же сидел парторг Буянов.

– Собирайся в область, – сказал председатель Тихомирову. – Получишь запчасти в «Сельхозтехнике». – Оглядев замасленный ватник Тихомирова, он добавил: – Оденься по парадному, по кабинетам начальства будешь ходить.

Затрезвонил телефон. Председатель послушал, чертыхнулся.

– Иду, иду, – сказал он. – Все, выезд через полчаса, – повернулся он к Тихомирову.

– К концу дня только доберемся, – засомневался Тихомиров.

– Что не сделаешь сегодня, закончишь завтра. Командировка на два дня. Все. – И председатель вышел.