Довольные легкой победой над кыргызами, многочисленными трофеями, Алооке-хан и Молто-хан принялись переправлять награбленное, казну Орозду-баатыра, своему предводителю Эсенкану. С огромным количеством золотых и серебряных изделий, изумрудом, янтарем и многими другими драгоценными камнями. Набрался груз на караван из ста девяносто верблюдов. В сопровождение караванщикам для их охраны выделили из числа жайсанов-воинов восемьдесят вооруженных бойцов.

Для кыргызов во главе с Баем, Акбалтой и Жакыпом с братьями это событие стало последней каплей в чаше терпения. Горевшие желанием дать отпор врагу Акбалта и Жамгырчы уговорили Бая и Жакыпа на худой конец отбить свое добро, уничтожив весь караван.

В спешном порядке они собрали дружину из шестидесяти джигитов, способных и обученных к боевым действиям в любых сложных условиях. Вооружившись самыми лучшими мечами, копьями и луками с колчанами стрел, дружинники подобрали себе самых прытких коней из числа уцелевших после нападения неприятеля.

На заре, когда караван собрался в дальний путь, дружина внезапно напала на него, не оставляя никаких надежд на спасение и караванщикам, и охранникам – все они были зарезаны, кроме одного, который спрятался среди убитых, притворяясь мертвым.

Возвращенное добро было роздано кыргызам, каждому тютюну по одной горсти драгоценностей.

Один боец, который выжил, притворившись мертвым, прискакал в ставку Алооке-хана и сообщил, что караван подвергся нападению и уничтожен полностью. Груз, предназначенный для Эсенкана в качестве дара, схвачен и увезен нападавшими.

Такая невероятно плохая весть для Алооке стала как иголка, ранившая его в самое сердце. С яростью он вскочил со своего трона и что есть мочи закричал:

– Кто-о-о напал на караван!?

Такой наглости со стороны кого-либо он в жизни не испытывал. Под носом. Зная, что здесь лютует Алооке. Какая наглость!

– Т-т-таксыр, – боец попятился назад, лепеча и приседая на колени. – Мне показалось, что они кыргызы.

В правой руке Алооке блеснул кривой меч и отсек голову бойца. Она покатилась с открытым ртом и просящими милости глазами.

Алооке велел срочно собрать когорту гадалок и ясновидящих, которые сопровождали его во время походов, и приказалал узнать, кто напал на караван.

Через некоторое время старший когорты, старик с длинной бородой по имени Ран-Кудик промолвил:

– Мой хан! Боец твой правду сказал. Драгоценностями завладели сыновья Орозду-баатыра.

Кровожадный Алооке-хан еще более рассвирепел.

– Весь бурут будет высечен, – в глазах у него промелькнули горы трупов, охваченных пламенем. Войско его, как лавина, наступало на аул за аулом, вырезая жителей.

Бай подумал: «Так он в живых никого не оставит», – и решился на отчаянный шаг. Прискакал прямо к Алооке.

– Хан Алооке! Народу моему – пощады! Моя земля – теперь твоя! Мой кыргызский народ теперь твой народ! Только прошу не убивать! Жертву хочешь – вот моя голова! Прошу, не трогай людей!

Бай склонил голову перед Алооке-ханом и накинул на свою шею ремень. Алооке знал, что этот человек является братом кровного врага Орозду-баатыра. Значит, он заменяет сейчас Орозду-баатыра, стоит во главе кыргызов. Но что за чудеса, в жизни не встречал таких людей, которые отдавали свои головы на отсечение ради сохранения своего народа.

Алооке-хан остановил войско. Обратился к нему находившийся рядом Молто-хан:

– Алооке! Нужна рабыня, чтобы разжечь огонь! Нужен раб, чтобы содержать скотину! Нужен народ, чтобы обложить данью!

Все верно. Целью похода является именно это. Захватить больше земли и поработить народ, чтобы владения Эсенкана стали обширными и богатыми.

Как поступить с этим Баем, готовым расстаться с головой ради теперь уже принадлежавшего Алооке народа, с которым он может сделать что угодно.

Алооке никогда не убивал плененных глав разных племен и родов. Смерть – это легкое наказание. Он считал, что, находясь в неволе, они наказывают себя тем, что мучаются от мысли никчемности своего существования. Но этот народ опасный и бунтарский. С ними надо поступить иначе. Их необходимо разделить и раскидать по всей земле, по всему свету. Таким образом, десять сыновей Орозду-баатыра разбрелись из Таласа по десяти направлениям. Текечи и Шыгай были изгнаны с малой частью ногойцев, через афган, в просторы Эрена. С еще одной частью ногойцев Жамгырчы подался в пустынные степи в направлении Анжиян – Самаркан и далее. Прогнали Усена и Кызылбека и его людей на север Бейджина. Брата Орозду-баатыра Бая прогнали в сторону Кашгара. На долю Акбалты и Жакыпа выпало Алтайское направление. Им выделили ногойцев с сорока тютюнами, шесть волов и четырех мулов для перевозки груза, шесть коз и трех коров для обеспечения детей молоком. Их сопровождал конвой из жайсанов-воинов…

Путая мысли бая Жакыпа, Туучунак ускорил свою ходьбу, вскидывая голову, затем громко заржал, будто приветствуя кого-то. Послышался лай собак и ржание лошадей, словно отвечающих ему.

Была близка стоянка скотников Жакыпа. Глава пастухов овец Ошпур, глава табунщиков Кубат, глава пастухов верблюдов Сарбан и глава пастухов коров Тургун рассказали по очереди, что со скотиной все в порядке. Охрану животных производят на должном уровне. Волков и других хищных зверей на землю пастбищ близко не подпускают. Грабителям и ворам дают достойный отпор. Жакып остался довольным и повернул Туучунака обратно.

Несмотря на хорошие новости о состоянии своих владений настроение у Жакыпа не улучшилось, а наоборот испортилось еще больше. «Для кого все это богатство, – думал он, – если Тенгир призовет его к себе, кому все достанется? Конечно соседние племена калмыков и манжу с радостью приберут все к своим рукам. Они, наверное, итак с нетерпением ждут, когда он, Жакып, шагнет в иной мир. Лучше раздать своему народу, как поступили ранее с драгоценностями. Каждому тютюну по отаре овец, несколько лошадей и коров».

Вот уже более тридцати лет он со своим народом находится в изгнании на чужбине и не имеет никаких вестей от братьев. Рядом нет родных, которые после его смерти могли бы придать останки земле.

Обида на судьбу с новой силой хлынула в его сознание. Он был не в силах удержать слез. По щекам потекли ручьи, облегчая тяжесть на душе и омывая густую седую бороду бая Жакыпа. Он даже не заметил ехавшего навстречу всадника. Очнулся, когда его окликнули:

– Бай отец, почему вы плачете?

Это был одиннадцатилетний Мендибай, сын погибшего аулчанина. Увидев его, бай Жакып еще больше расстроился. «О-о, Тенгир! Кому-то даришь детей! Почему, почему меня обделил таким счастьем?!». Отчаянный крик души Жакыпа должен быть услышан Тенгиром. Возведя обе руки вверх, он смотрел в Вечное Синее Небо. «О-о, мой Тенгир! Пусть продолжится род Орозду-баатыра по линии Жакыпа!». Он истово просил Тенгри, чтобы он подарил хотя бы одного сына, продолжателя рода и будущего обладателя богатого наследства.

Он еще раз взмолился: «О-о, Вечное Синее Небо! Мне уже сорок восемь лет! Силы мои иссякают! Не жалей для меня крошечного малыша!»

Показались юрты, в которых жили его жены. Он почувствовал злость к ним. Да, это они виноваты в том, что у него нет детей. Не могут они подарить ему счастье отцовства. «Может быть, пока не поздно, поставить третью юрту?»

Бай Жакып спешился у жилища старшей жены Чыйырды. Не стал он привязывать Туучунак к коновязи. Это обязанность младшей жены Бакдоолет. Почему-то ее не было видно, что еще сильнее обозлило его. Выскочила из юрты старшая жена Чыйырды и увидела рассерженного Жакыпа.

– Что стряслось, мой бай? – Чыйырды хотела успокоить мужа. – Все ли в порядке со скотиной?

– На что мне скотина! – прикрикнул бай Жакып на жену. – Для кого я преумножаю богатства?!

Чыйырды поняла, что творится в душе мужа. Он опять обвиняет жену за кличку «куубаш».

– Я уже старая, чтобы родить детей, – она тоже не отстала от мужа и сердито продолжила: – А твоя молодая токал что думает?

Встревоженная шумом, выскочила из своей юрты Бакдоолет и не стерпела упрека: