Принцесса, как всегда, не удостоила никого из присутствующих своим вниманием, за исключением Люкуса. Молодой человек жестом приглашал ее на пустое место возле себя. Кинелла улыбнулась, но тем не менее направилась к брату. Глубокая печаль, выражавшаяся во всех его чертах, потревожила ее и требовала активного участия.

– Пошли прочь, негодницы! – громко приказала принцесса двум полуобнаженным девушкам, подойдя к трону. – Не можете развеселить вашего короля, значит самая гнусная смерть вам – быть растерзанными корусами.

Бедные красавицы быстро полезли под стол, пытаясь скрыться от строгого взора Кинеллы и ища сострадания у ног мужчин.

– Генерал Гримус, проследите за этим.

– Есть, моя госпожа, – с готовностью вскочил тот и, вытащив девушек за роскошные волосы из-под стола, поволок в казармы.

Гости с сожалением смотрели им вслед, но не из чувства сострадания – перед ногами короля лежали самые лучшие представительницы прекрасного пола.

Минуту назад такая жестокая Кинелла вмиг преобразилась, приняв печальное выражение лица и, присев на подлокотник трона, положила голову на плечо Фроста.

– Что случилось, братик? – спросила она ласковым голосом. – Почему ты не ешь и не пьешь? Тебя что-то тревожит? Твой грустный вид разрывает мне сердце. Поделись с любимой сестрой. Я всегда найду для тебя время, ты же знаешь.

– Не знаю, сестренка. Грустно мне, – ответил Фрост, продолжая глядеть в никуда. – Непонятная тоска овладела мною, все опостылело. Постоянные пиры, похабные шутки, услужливые женщины – не этого я хочу. Моя душа рвется в бой, покорять новые земли, а захватывать нечего, войны нет. Я жажду подвигов и приключений, а вместо этого целый день просиживаю на троне и скучаю. Мне нужно развеяться, сестра, мне нужна свобода от королевских оков. Ты понимаешь меня?

– Конечно, братик, – проговорила Кинелла и, опустив голову, участливо посмотрела ему в глаза. – Я постараюсь непременно тебе помочь. Во-первых, давай я избавлю тебя от этого скучного сброда и отведу в спальню, а потом непременно подумаю над нашей общей проблемой. Пойдем, братик.

Они встали, и Кинелла, поддерживая брата, как будто он был серьезно болен, повела его к боковой двери. Им вслед смотрел Люкус, пожирая Фроста недобрым взглядом.

Миновав несколько пролетов каменных лестниц, они очутились в опочивальне короля. Она представляла собой небольшое с единственным окошком помещение, стены и пол которого были обшиты шкурами различных животных, собственноручно убитых Фростом. Посередине спальни находилась кровать с пуховой периной и балдахином на четырех столбах, украшенных золотой резьбой. По одну сторону постели стояла небольшая деревянная подставка на трех ножках с вазой, в которой находились неувядающие цветы, по другую – комод с одеждой, а напротив – камин из черного мрамора. В нем уже потрескивал огонь, разведенный расторопным Эденом – личным слугой короля. Кроме того, комната освещалась небольшими горящими шариками, летающими в воздухе и дававшими блики на клинках многочисленного оружия, висевшего на стенах вперемешку с трофейными головами.

– Ложись, брат мой, – принялась укладывать Кинелла Фроста. – Тебе нужно отдохнуть. Давай помогу снять одежду. Вот так. Хорошо. Завтра все переменится. Обещаю. Я буду молиться за тебя, и настанет прекрасное время, когда ты сможешь проявить себя с героической стороны.

Король подтянулся и, положив голову на бедра принцессы, горько заплакал. Та в свою очередь, стала гладить его по волосам, приговаривая:

– Ну что ты, что ты, братик? Успокойся, я здесь. Все хорошо. Я помогу тебе.

Фрост, успокоившись, повернул голову в сторону живота Кинеллы и поцеловал его.

– Ляжешь со мной?

– Ты же знаешь, брат, я не могу. У меня много дел – буду думать, как спасти тебя. Ложись.

Она поднялась, по-матерински чмокнула короля в лоб и, хлопнув в ладоши, от чего свет погас, выпорхнула в коридор.

Она едва успела закрыть дверь, как сзади послышался грубый голос.

– Сколько еще это будет продолжаться? Долго я буду наблюдать, как ты церемонишься с этим ублюдком? – возмущался Люкус, опершись рукой о стену.

– Тише, тише. Или ты хочешь, чтобы брат услышал?

– Пусть слышит. Мне надоело смотреть, как он глядит на тебя, как ты ведешь себя с ним. К чему скрывать наши отношения? Ты моя и больше ничья.

При этих словах он крепко обнял Кинеллу и пристально посмотрел ей в глаза.

– Я люблю тебя больше жизни, – прошептал он.

– Я тоже, но если брат узнает об этом, он убьет тебя, а я не хочу потерять любимого, – тихо сказала она, гладя мужчину по щеке и не пытаясь освободиться из объятий.

– Так давай убьем его сами. Ты только скажи, и я вмиг задушу твоего брата собственными руками. Хочешь прямо сейчас?

Люкус рванулся было к двери.

– Остановись, несчастный, – схватила принцесса любимого за руку. – Любовь затмила твой ясный разум. Одному тебе с ним не справиться – он искусный воин, ты же знаешь. Хотя это, собственно, не проблема – его можно и отравить. Здесь другое. Отец любит его до беспамятства, а Фрост – дурак, даже не подозревает об этом. Он видит в нем только соперника. Поэтому, убив короля, мы подвергаем себя еще большей опасности в лице императора. Нужно ждать.

– Ждать? Чего?

– Удобного случая, ведь брат тоже хочет смерти Сунраза. Гримуса этого привел, терпи теперь его общество. А вот когда он разделается с отцом, мы убьем Фроста и станем императором и императрицей.

– И долго нам еще ждать?

– Потерпи, я верю, нужный момент скоро наступит, – промолвила Кинелла и вдруг быстро стала озираться по сторонам.

– Что случилось? – испугался Люкус.

– Пока ничего, но может, если не уберемся отсюда – у отца везде есть уши. Ты забыл?

И они быстрым шагом поспешили в покои принцессы.

Дворец медленно погружался в сон, нарушаемый только женскими стонами начавшейся ночи удовольствий.

… Раз человек желает избавиться от своего жалкого состояния, но желает искренне и вполне, – такое желание не может оказаться безуспешным.

Франческо Петрарка

Было около восьми часов утра. Об этом говорили огромные солнечные часы, установленные на площади перед дворцом. Их особенностью было то, что доска с циферблатом находилась под углом к горизонту. Поначалу те, кто умел ориентироваться по солнечным часам, с негодованием отнеслись к такому необычному расположению, но противоречить императору Сунразу, по воле которого был изменен угол доски с циферблатом, никто не мог. Впоследствии маг оказался прав, поскольку время стало намного точнее.

Кинелла, плохо спавшая в эту ночь, прогуливалась по белокаменной площади. Мысли о брате не покидали ее. Он все больше смотрел на нее как на женщину, а не как на сестру. Это очень пугало девушку.

Имперские солдаты, неподвижно стоявшие по углам площади, безучастно смотрели на красавицу. Магия Сунраза лишила их каких-либо эмоций и даже вид обворожительной Кинеллы не мог возбудить мужское естество. Имперские воины должны были только беспрекословно выполнять отданные им распоряжения и ничего более. Поэтому с долей условности можно назвать их просто машинами в человеческом обличие. Хотя, в редких случаях, случались сбои в магической программе Сунраза.

Подышав свежим воздухом, принцесса вошла в приемный зал. Здесь, к удивлению, никого не было. Видимо, Фросту окончательно надоело заниматься делами империи, и он перенес утренние совещания на другое время или вообще отменил. Кинелла об этом не знала, поскольку к государственным делам ее не допускали.

Принцесса решила воспользоваться возможностью побыть одной в приемном зале. Она, откинувшись на троне, мысленно представила себя могущественной повелительницей Алакастии, перед которой все люди и твари падают ниц. В первых рядах на коленях стоят ее брат и отец, покорно склонив головы. Они снова провинились и ждут сурового приговора своей императрицы, тщетно лелея в душе надежду на великую милость. В их глазах читается неописуемый страх – они боятся ее.