Но манипулировать собой он тоже не хотел позволять! Да и Кира, поняв, что он все равно не станет ее мужем, перестала настаивать на его отцовстве.

В то время решение отца дать ребенку свою фамилию, и даже отчество, он воспринял как желание замять скандал – родители ведь считали Киру своей невесткой, а ее ребенка – своим законным внуком. Они не верили Андрею, винили во всем Катю – предполагали, что она его так настраивает. Знали бы они, какой Катя честный и правдивый человек! Да она бы отказалась от него! Заставила бы жениться на Кире, если бы с самого начала не была уверена, что Киру он не любит – наверное, со стороны это было видно.

Тогда он думал, что отец делает это ради него, а теперь, в свете открывшихся событий, не уверен… Кира – она так похожа на свою мать… Просто копия! И в том же возрасте, когда отец любил ее мать…

А он Катю полюбил…

Стоило мысленно произнести ее имя, и по телу разлилось приятное тепло, и сердце забилось в другом ритме. Так всегда бывало. Где бы он ни был, чем бы не был занят – на совещании, в поездке, за подписанием контракта – стоило вспомнить о жене, услышать ее имя, и перед глазами возникал ее образ, и сердце щемило от тревоги, или оно трепетало от нежности, или…или сжималось от ревности! Да, и такое бывало, хотя ревновать было глупо – она не давала повода. А он все равно ревновал, тревожился, стремился защитить… Потому что любил! Так любил, как и представить не мог раньше! И благодарил судьбу, что послала ему это необыкновенное чувство, а еще за то благодарил, что вернула ему судьба Катю, дала возможность доказать ей свою любовь.

Ах, Катя-Катенька… Как же повезло ему , что есть у него Катя, что простила она его и поверила… То утро он никогда не забудет»

*

Он проснулся, но не открывал глаза – боялся… Все его существо было наполнено радостью – как в детстве, в день рождения. Он просыпался и чувствовал необъяснимый трепет, волнение и радость одновременно – дождался! Свершилось! Этот день настал! Он получит то, о чем мечтал весь год…

И вот теперь он проснулся именно с таким чувством и боялся открыть глаза, боялся, что это был сон ,и в реальности ничего этого нет, а есть только его унылое, безрадостное , одинокое существование - без нее… Протянул руку – так и есть, никого…

Ее нет? Не было? Резко сел , огляделся, вздохнул с облегчением: здесь она! Лежит на самом краешке постели… Почему? Задал себе вопрос и тут же себя осудил – разлегся на весь диванчик ее старенький! Привык, понимаешь, на кровати своей необъятной спать – хоть вдоль, хоть поперек. Стыдно стало – эгоист он застарелый! Долго еще придется вытравливать из себя эту черту, учиться не просто любить, не для себя любить, не ради своего удовольствия, а для нее! Все – для нее!

Хотел переложить ее на середину, осторожно, чтобы не разбудить, просунул руки ей под шею и под колени, а она вдруг повернулась и обняла его. От неожиданности он повалился на спину, но ее не выпустил!

… И умирал от ее прикосновений… и рождался вновь, чтобы снова умереть…

Давно это было, много лет прошло – дети родились и подросли уже, а он все помнит, будто вчера было. Он, что греха таить, обновлял эти воспоминания! Носил ее на руках, и на спину падал с драгоценной своей ношей… А когда она возмущалась, и била его своими кулачками, вырываясь из неразрывного кольца его крепких, но таких ласковых рук, он довольно жмурился и улыбался. И приговаривал: «Еще, Катюш… Сильнее…», - пока она не затихала в изнеможении… Сдавалась ему, и этим побеждала его…

========== Ждановы ==========

Ждановы

Уже минут сорок они стояли в пробке. Вереница машин была нескончаемая – конца не видно! Обычно Андрей в пробках очень нервничал, высовывался в окно, или даже выходил из машины – пытался увидеть просвет впереди, и постоянно повторял, как заклятие: «Когда же это кончится!? Когда можно будет ездить нормально!?».

А сегодня он был безучастен. Сидел молча, откинувшись на спинку кресла. Руки вытянуты, лежат на руле, но не держат его. Расслабленная поза говорит о том, что он готов сидеть так бесконечно долго. Лицо тоже безучастное, но, скорее всего не от равнодушия, а оттого, что думает не о дороге, а о чем-то другом. Ясно о чем…

Лицо его как бы живет своей жизнью – то хмурится, собирает морщинки на переносице, то разглаживается, и даже улыбка трогает губы – видимо, вспоминает что-то приятное.

- Андрей… Мы тут простоим неизвестно сколько, а время уже позднее. Я позвоню маме? Пусть они там ночуют?

- А? Что ты сказала?

- Я говорю, давай не поедем за детьми. Пусть у моих побудут ! А мы развернемся, и поедем домой – туда дорога свободна.

- Можно и так… Позвони! Трубку мне потом дай, я хочу поговорить с детьми – соскучился.

- Кода ж ты успел? И дня не прошло.

- Я всегда по ним скучаю. Хорошо, что с тобой вместе работаем…Хоть ты рядом.

Дома было непривычно тихо: детей дома нет, телевизор работает без звука.

Они сидят рядышком на диване и молчат. Теперь, по прошествии лет, прожитых вместе, они могут себе это позволить – сидеть рядом и молчать. Не оттого молчать, что нечего сказать, что нет желания поделиться сокровенным или ничего не значащим пустяком, а потому лишь, что слова уже не играют решающей роли – они понимают друг друга без слов.

А когда-то было не так…

Первый год они только и делали, что говорили о своей любви, и ждали ответного признания, уверения в том, что будут вместе всегда, что бы ни случилось. Они учились любить! И многоопытный Жданов, который, оказывается, и не любил еще никого по-настоящему. Только с ней, с Катенькой, познал он, как это любить женщину, которая любит тебя беззаветно, просто так, за то, что ты есть, со всеми твоими недостатками и заморочками.

А уж она – то… Катерина… Она и вовсе несведуща была в любви.

Да, она полюбила его раньше, с первого взгляда полюбила! Но любовь ее была такая же, как она сама – нескладная, несовременная, не такая, как у всех. Она хотела любить его молча, скрытно.

И хотя и призналась ему в гостинице, и все у них произошло, она все равно осталась наивной, неуверенной в себе женщиной. Ее неискушенность, наивность, конечно, подкупали – он чувствовал себя первооткрывателем. Почти Богом! Но это ведь могло нравиться только поначалу…

Если бы не он…

Ее тихая, закованная в кандалы правил и приличий, любовь серой мышки, боящейся всех и вся: что скажет отец? Что подумает консьерж? Не догадаются ли подруги? – так отличалась от его страстной, горящей ярким пламенем и не знающей преград любови человека, уверенного в себе, пренебрегающего мнением окружающих.

Он раскрыл ее для любви. Он заставил ее чувства вырваться на свободу. Он сделал ее счастливой! Он научил ее быть счастливой!

Первый шаг к этому она сделала в тот памятный день, когда они собирались поехать за город, когда он сказал о ребенке Киры. Шаг был правильный – она поверила ему! И эта вера одарила ее его любовью…

Он спал, вольготно раскинувшись на ее узком диванчике. Спал спокойно и безмятежно. Счастливая улыбка скользила по его лицу…

А она не могла спать. Вновь и вновь переживала счастливые минуты их близости. Наслаждалась родившимися чувствами и горела желанием пережить их снова.

Смотрела на него, не в силах оторвать взгляд, мысленно касалась его губ в поцелуе, терлась щекой о его колючую щеку, гладила взлохмаченные волосы…

Мысли были такие четкие, осязаемые, что она пересилила себя, и отвернулась, боясь разбудить его своим горящим взглядом. Отодвинулась на самый краешек и не шевелилась – будто спит.

Она сразу поняла, что он проснулся. Затылком увидела? Или шестым чувством почувствовала? Услышала шорох ресниц?

Потом уже явственный шорох услышала – он шарил по подушке, искал ее…Вдруг сел резко… И тишина… И его руки, дотронувшиеся до ее тела…