Он атаковал стрелков и в мгновение ока разделался с ними. Немногие оставшиеся в живых попрыгали за борт.

Вскоре вернулось второе судно. Обнаружив, что пентеконтерой овладел какой-то дерзкий чужеземец, пираты взвыли от ярости. Первым их побуждением было причалить к мерно покачивающемуся на воде кораблю и разделаться с наглецом. Но вытащенные из воды собратья быстро убедили их отказаться от этой затеи.

Тогил уже прикидывал, сможет ли он в одиночку поднять парус, как вдруг пиратский корабль двинулся на захваченное им судно. Что критяне собирались сделать, он понял лишь в последний момент, но и пойми он это раньше, вряд ли что можно было изменить.

Окованный бронзой нос пробил борт пентеконтеры Тогила. Судно начало медленно, но верно погружаться в воду. Пиратский корабль отошел в сторону. Критяне терпеливо ждали, когда смельчак окажется в воде и его можно будет взять голыми руками - вот уж когда они вдоволь натешатся! На их отвратительных рожах было написано торжество.

Надо было что-то предпринимать. О том, чтобы продержаться до темноты в воде облаченным в тяжелые доспехи, не могли идти речи. Это было выше человеческих сил. Кроме того, пиратам ничего не стоило раздавить его днищем корабля. Был еще вариант - плыть до земли, которая была не далее как в пяти стадиях, сбросив доспехи. Но тогда критяне расстреляют его из луков, а то и просто вытащат из воды и предадут медленной мучительной смерти. Надо было заставить пиратов поверить, что он остается на судне, а самому что есть сил плыть к берегу.

Тогил с сожалением посмотрел на свои доспехи. Он успел свыкнуться с ними, словно с собственной кожей. Подавив вздох, воин спрятался за борт, снял панцирь и кольчугу и напялил их на мертвого пирата, который более или менее походил на него размерами. Затем он прислонил этот своеобразный манекен к борту, подперев, чтобы не падал, сломанным копьем. Тогил не сомневался, что пираты купятся на эту незатейливую уловку и это позволит ему выиграть время.

Так и вышло. Воин проплыл половину отделявшего его от земли расстояния, прежде чем корабль затонул и пираты обнаружили, что чужеземец обвел их вокруг пальца. Громко крича, они налегли на весла и пентеконтера помчалась вслед за беглецом. Тогилу пришлось расстаться с любимым длинным мечом, не раз выручавшим его буйную голову в кровавых переделках. Избавившись от оружия, воин поплыл быстрее, но, несмотря на это, расстояние между ним и преследователями стремительно сокращалось.

Впереди завиднелись буруны рифов. Хорошо это или плохо, Тогил подумать не успел. Пенный вал захлестнул его и швырнул вперед. Тогил крутился в водовороте, обдирая кожу об острые камни. И когда он уже отчаялся выплыть, подводный поток мягко вытолкнул захлебывающегося человека из воды.

Пираты не рискнули преследовать его. Для очистки совести они постреляли из луков, но стрелы падали в воду, не долетая до Тогила. Беглец добрался до отмели, встал во весь свой гигантский рост и красноречивым жестом показал критянам, что он о них думает.

Потешив таким образом свое самолюбие, Тогил задумался. Он стоял на пустынном обрывистом берегу, израненный, продрогший, без оружия и без денег. Из одежды на нем был лишь легкий хитон, порядком изорванный о рифы.

Где он очутился, Тогил представлял не особо отчетливо. Единственное, в чем он был уверен, что это берег Эллады.

В те времена жители побережья не слишком дружелюбно относились к заморским гостям. Гость мог оказаться пиратом, приплывшим жечь, грабить и обращать в рабство. Гость мог оказаться и жертвой кораблекрушения и тогда рабом следовало сделать его. Нормальная логика - или ты, или тебя. Тогил жил по законам своего времени и они не казались ему странными, но он не приветствовал, если эти законы обращались против него. Поэтому отправиться в селение, которое, судя по вьющемуся над горой дымку, было недалеко, Тогил не спешил.

Для начала он решил подняться на ближайший холм и осмотреться. Удача пришла к нему сразу. На вершине холма какой-то худосочный паренек тщился сдвинуть огромный валун.

- Помочь? - спросил Тогил, внезапно появляясь сзади.

Парнишка испуганно отпрянул и бросился бежать. Что ж, это была естественная реакция. Проследив за парнем, пока тот не скрылся из виду, Тогил подошел к камню. Земля вокруг него была изрыта. Судя по нешуточным стараниям, которые прикладывал паренек, под камнем лежало что-то ценное. Хрустнув могучими мускулами, Тогил приподнял глыбу и сбросил ее вниз.

Так и есть! На влажной земле лежал превосходной работы меч. Тогил прикинул его на руке. Легковат и чуть коротковат, но за неимением лучшего сойдет! Кроме меча, под камнем лежали сандалии. Время попортило кожу, но в целом они выглядели достаточно надежно.

Находки обрадовали Тогила. Имея сандалии, он мог передвигаться вдвое быстрее, а меч позволял ему зайти в любое селение. Что он и сделал, отправившись туда, где вился дымок.

Это была деревня, домов эдак на сто, которую местные жители гордо именовали городом. "Горожане" были не слишком дружелюбны, но напасть на Тогила не решились. Хотя парнишка, добром которого воин поживился, отчаянно жестикулируя, указывал на меч пришельца, однако за него никто не вступился. Тогил разжился куском мяса и лепешкой, обменяв их на выковыренный из меча камешек, а заодно узнал дорогу в Микены, самый крупный город в этих краях.

До Микен он добрался за четыре дня. Кормился грабежами. В Микенах местный царек пытался завлечь могучего воина в свою дружину, а когда гость отказался, попытался захватить его силой. Тогил расшвырял его богатырей, словно щенков. Вытряхнув из казны царька несколько горстей золота, он продолжил свой путь.

Следующие несколько дней он шел по горам, где гуляло немало лихих людей. Некоторые из них имели глупость напасть на одинокого путника, за что немедленно поплатились. Одного из них Тогил столкнул в пропасть, еще одному переломал ребра, двух или трех выпотрошил с помощью меча.

Развлекаясь таким образом, он дошел до городка под названием Афины. Здесь уже знали, что могучий чужестранец расправился по дороге со множеством разбойников. Поэтому не успел Тогил ступить на городскую площадь, как был приглашен в гости к местному царьку Эгею. Как выяснилось позже, Эгей намеревался отравить гостя, который представлялся ему возможным узурпатором. Но когда Тогил извлек из ножен меч, желая вонзить его в мясо, царек вдруг завопил, что гость - его сын. Что он якобы узнал сына по мечу и сандалиям, которые спрятал под камнем до его возмужания. Эгея не смутило, что внезапно обретенное чадо почти не знает родного языка. Этот недостаток тут же приписал дурному воспитанию, полученному у кентавров - полуконей-полулюдей, в которых веровали местные жители.