То были славные жизни. Славные еще и тем, что он всегда вовремя заканчивал их, не позволяя себе чрезмерно увлечься игрой. Вот и сейчас, быть может, следовало сменить жизнь. Ведь он уже прожил в своем нынешнем облике положенные тридцать лет. Сменить и уйти. И остаться в живых. Но он знал, что не сможет так поступить. Он выбрал свой путь и путь этот вел в Фермопильское ущелье.

Перед глазами царя еще мелькали смутные картины былого: бешено мчащиеся всадники, закованные в панцирные доспехи пехотинцы, отражавшие длинными копьями натиск полчищ северных варваров, пожары, тучи стрел, закрывающие солнце - когда за окном прокричал петух. Через миг на площади перед герусией проревела боевая труба, возвещая, что пришло время собираться тем, кто выступает в поход. Леонид поцеловал жену и поднялся. Пришли три илота, забравшие оружие и снаряжение царя, а также длинный ящик, сколоченный по его велению накануне. Леонид одел шлем и молча направился к выходу.

- Леонид! - дрогнувшим голосом позвала Горго. Царь обернулся. - Со щитом!

Глаза Горго были сухи. Она даже не имела права заплакать.

Он кивнул, что означало: постараюсь. Она знала, что он возвратится на щите. Так желала судьба и это был не тот случай, чтобы противиться ее воле.

Агшад вышел на площадь, где уже стояли воины. Триста отборных мужей голеи, покрытые шрамами многих сражений, а также эномотия Леонида. Почти все они имели детей и могли умереть, не страшась, что их род угаснет. Почти все они прожили долгую жизнь, повидав в ней немало и могли умереть спокойно. Все они знали, что такое смерть и без страха ждали ее приближения.

Их было триста. Лишь один из трехсот вернется домой. Вернется, чтобы прослыть трусом и обрести желанную смерть в великой битве, которая перечеркнет надежды варваров на обретение Эллады.

Они ушли, а жены и матери еще долго смотрели вслед, пока не растаял последний лоскуток пыли, взбитой подкованными медью крепидами. Они ушли...

Нет, недаром этот абдерит так не понравился Лиофару. Было в нем нечто гаденькое - то ли бегающие глаза, то ли суетливые руки, то ли манера тратить деньги. Серебром он швырялся сверх всякой меры, покупая себе дорогие браслеты и даже кольца с изумрудами. Горшечник счел своим долгом сообщить о подозрительном иноземце в коллегию порядка, однако там отнеслись к его словам на удивление беспечно. Мало того, над ним посмеялись и посоветовали заниматься своими делами и прекратить доносительствовать на честных гостей Афин. Доносительствовать! Как будто Лиофар занимался этим делом ради собственного удовольствия! Горшечник покинул коллегию порядка, кипя от ярости. Что и говорить, не все магистраты исполняют свои обязанности с должным рвением. Тут поневоле приходилось спасать государство самому.

Лиофар начал с того, что стал следить за коварным купцом и подслушивать, о чем он говорит, когда это, естественно, удавалось. Однако абдерит был осторожен и не позволял себе ничего лишнего. Встречался лишь с знакомыми купцами, говорил больше о торговых делах и то и дело охал, что, верно, придется в скором времени спасаться бегством на Сикелию [Сикелия так эллины, в особенности сицилийские, называли Сицилию]. Лиофар ходил за абдеритом словно тень, но три дня, потраченных на слежку, не дали никакого результата. Следующим шагом отважного горшечника была попытка проникнуть в дом, где остановился подозрительный иноземец. Лиофар ловко перебрался через невысокую каменную стену, однако за ней его поджидали два огромных молосса [молосс - порода овчарок, выведенная в Эпире], о встрече с которыми горшечник вспоминал очень неохотно.

Убедившись, что коварного абдерита просто так не поймать, Лиофар изменил тактику. Он больше не следил за Клеодулом и не пытался проникнуть в его дом. Горшечник решил действовать тоньше - через слуг. Подученный хозяином Брасим без особого труда познакомился с рабами купца. Те оказались словоохотливы и конечно были не прочь выпить на дармовщинку. А Брасим, как на грех, всегда был при деньгах. Вскоре он стал лучшим другом рабов абдерита. И вот тут секреты посыпались, как из мешка. Подвыпившие рабы наперебой хвастали расположением к ним хозяина и рассказывали обо всех его делишках. Лиофару удалось выяснить, что абдерит покинул родину не до нашествия мидян, а спустя несколько дней после того, как их войско проследовало через Абдеры. Кроме того, раньше он был куда более, чем беден. Богатство пришло к нему необъяснимым путем, буквально свалилось наголову. Еще вчера купец Клеодул подумывал о том, где бы раздобыть денег на новую партию товара, а наутро вдруг стал безмерно богат. Один из слуг клялся, что видел как несколько мидийских воинов внесли в сумерках в дом Клеодула тяжелый сундук. Наутро Клеодул стал богатым.

Еще Лиофару удалось выяснить, что купец водит знакомство с аристократами, один из которых, Гофокл, был известен как близкий друг богача Ликида, подбивавшего афинян помириться с варварами. Полученные сведения вселяли в Лиофара уверенность, что он на правильном пути.

За эти дни, что он занимался разоблачением купца, горшечник ни разу не виделся с Педаритом. Однажды они повстречались на улице, но юноша поспешил зайти в медную лавку и оставался там до тех пор, пока Лиофар не прошел мимо. Это еще более настроило горшечника против подлого абдерита.

Брасим получил три драхмы и приказ разведать, когда купец собирается в гости к кому-нибудь из своих знакомцев-аристократов. Раб вернулся вдрызг пьяный и заплетающимся языком поведал, что слуга абдерита уверяет, будто его хозяин собирается на тайную встречу этой ночью.

Не успела луна занять свое место на небосклоне, как Лиофар уже сидел в кустах акации напротив дома купца. Он пробыл здесь почти до рассвета, изрядно продрогнув и едва не попавшись в руки ночной страже. Купец так и не вышел.

Домой горшечник вернулся, выбивая зубами частую дробь. Нещадно изругав раба, Лиофар дал ему драхму и отправил опохмеляться на агору, где должны были вот-вот появиться слуги купца. Теперь оставалось только ждать. Лиофар послонялся по дому, поругался с Фиминтой, зашел между прочим в мастерскую, где во время отсутствия хозяина и Брасима творил Тердек. Увидев сосуды, сотворенные блудным сыном моря, горшечник пришел в такую ярость, что едва не пришиб раба куском обожженной глины, претендующей на то, чтобы считаться лутрофором [лутрофор - длинный узкогорлый сосуд, использовавшийся для обряда омовения невесты]. На деле этот горшок походил на уродливую гидрию [гидрия - сосуд для воды с двумя горизонтальными и одной ручкой], украшенную варварским орнаментом. Запретив рабу трогать краски и пообещав поколотить его как только выпадет свободная минута, Лиофар вернулся в дом как раз вовремя, чтобы выслушать рассказ Брасима. Как выяснилось, подлый слуга подлого абдерита просто посмеялся над своим щедрым приятелем. Это Брасим узнал после первой чаши. Затем они выпили еще, и клеодулов раб начал молоть разную чепуху насчет того, что донесет на Брасима, проявляющего странный интерес к его хозяину. Выпив еще чашу по-скифски, слуга подобрел и поклялся, что этой ночью хозяин собирается пойти в Мелиту [Мелита - район Афин]. А знает он это вовсе не потому, что хозяин сказал ему, а потому, что желая попасть в Мелиту, приходится идти мимо холма Муз - место не слишком спокойное ночью, и на всякий случай Клеодул всегда берет с собой не только раба, но и пса. Для того, чтобы у пса было лучше обоняние, его целый день не кормят. Утром молоссов как раз не кормили, и склонный к логическому мышлению раб сделал вывод, что хозяин собирается на ночную прогулку.