Так продолжалось довольно долго. Чрезвычайно трудно было победить Ареса, который был великолепным фехтовальщиком и свободно орудовал мечом как правой, так и левой рукой. Вот и сейчас он перекидывал клинок из руки в руку, надеясь сбить противника с толку. И уж почти невозможно было победить Диомеда, лучшего бойца среди людей, свободно владевшего всеми видами оружия, будь то короткий ксифос или кельтский цельт.

Время играло на Ареса. Бог войны ожидал, что его товарищи вот-вот появятся вверху и придут ему на помощь. Диомед прекрасно понимал, на что надеется его противник, поэтому поспешил ускорить развязку. Зная, что Арес неважно видит в темноте, воин сделал шаг назад и сшиб один из факелов. Света стало ровно на треть меньше. Арес яростно закричал. Заставив его двигаться по сузившемуся кругу, Диомед сшиб еще один факел. В тот же миг бог набросился на него, нанося беспорядочные удары. Он рассчитывал ошеломить натиском, но явно забылся, с каким противником имеет дело. Хладнокровно отразив все выпады, Диомед ударил ногой третий факел, и тот упал вниз.

Стало темно. Луна прятала свой лик за набежавшими тучами, и лишь редкие звезды бросали тень на ломкие очертания камней. Едва упал факел, как Диомед исчез. Арес опасливо топтался на месте, прислушиваясь и пытаясь понять, бежал ли его противник или просто притаился за камнем. Наконец, он робко двинулся в сторону, противоположную шуму моря. Но не успел бог сделать и двух шагов, как могучая рука Диомеда сжала его запястье, а другая обхватила железным кольцом горло. Арес захрипел. Изо всех сил напрягая мышцы, он попытался освободиться из захвата. Когда это не удалось, бог стал бить своего врага локтем в бок, но лишь ушибся о бронзовые пластины доспеха, Диомед неотвратимо толкал его в сторону моря. Арес пытался закричать, призвать на помощь Диониса, но не мог. В голове его помутилось, и он даже испытал облегчение, почувствовав, что летит вниз.

Мгновение спустя, он шлепнулся в море. Отплевываясь от соленой воды, бог подгреб к берегу и не без труда вскарабкался на скалу. Диомеда уже и след простыл. Вместе с ним исчезли кони, которые, как считал Арес, послушны лишь его руке. На том месте, где он оставил колесницу, сидели понурые Аполлон и Дионис. Бог света скулил, жалуясь на боль в плече, а Дионис вливал в себя килик за киликом из бочки, извлеченной из ничто. Смотрелся он тоже далеко не блестяще. Аресу ничего не оставалось, как присоединиться к нему. Боги не могли воспользоваться световыми потоками и не умели левитировать, а значит, были обречены провести остаток ночи у моря, над которым развлекался Борей. У Северного ветра был скверный характер, он не желал смилостивиться даже над попавшими в беду богами. Чтобы согреться, им оставалось только пить. За этим занятием их и встретил рассвет.

Очутившись, наконец, в Олимпийском дворце, мертвецки пьяный Арес внезапно сказал Дионису:

- А знаешь, я совершенно перестал злиться на этого Диомеда. По крайней мере, он поступил благородно и воспользовался моей слабостью ровно настолько, чтобы выпутаться из беды. А ведь любой из нас поступил бы на его месте иначе! - И Арес провел тыльной стороной руки по своей шее, демонстрируя, как бы он поступил.

Дионис хмыкнул.

Чудные наступили времена, если даже злопамятный Арес соглашался забыть о обиде, нанесенной ему человеком.

Чудные!

То было славное время, и весла кораблей пенили воду. Сотни скользких, медноклювых рыбин, срывающих пену с барашков волн. Они бороздили морские просторы, подобно стаям акул хищно налетая на встречные суда. И с треском разлетались борта, ломались, словно соломинки, весла, падали мачты с разодранными в клочья парусами. И лилась кровь.

То было славное время...

Талассократия. Слово скользкое и рычащее, подобное свирепой коварной мурене. Оно означает владычество над морем. Владычество безраздельное и непоколебимое.

Идея талассократии в древности была равносильна идее мирового господства. Их было много, кто мечтал владеть морем. Ведь центром мира было море, а значит, владеющий миром владел морем.

И более других эта идея властвовала над умами критян, издревле зарекомендовавших себя умелыми моряками. Критские эскадры подобно многощупальцевому спруту охватывали все уголки моря, топя суда и собирая дань с приморских городов.

Это время принято называть эпохой Миноса, хотя правильней было б сказать - Миносов. Ведь царей, носящих это имя, было несколько. Наверно они отличались друг от друга, но легенды слили их в единый образ, ведь все они верили лишь в двух богов - в Зевса, громогласного и дикого, размахивающего двухлезвийным топором-лабрисом, и синеокого Посейдона, влекущего по морским волнам быстродонные корабли. И все они верили в то, что сама судьба предначертала им владеть морем.

Во имя этой веры сходили со стапелей суда, чьи корпуса напоминали узкие веретена. Ведь очень многое решала скорость, которая была нужна, чтобы победить, и вдвойне, чтобы догнать и покорить уже побежденного. Грохотали деревянные молоты, обивавшие форштевни тонкими листами меди, отчего те делались похожими на острые мечи. Сквозь пеньковые манжеты пропускали пятьдесят пар весел, на мачту воздымали огромный алый парус с черным быком посередине.

Сотня тяжело дышащих гребцов, тридцать грозно ударяющих мечами о щиты воинов... Послушное их воле грозное судно устремлялось вперед, и не было спасения от этой напасти.

Не было...

Много веков минуло с той поры. Время и стихии сокрушили морское могущество Крита. Грозные эскадры более не пенили воду близ обрывистых берегов, гавани были пусты и безмолвны.

Корабль с желтым парусом был единственным вошедшим в тот день в гавань Кносса. Судя по лицам матросов и по характерным особенностям оснастки, судно прибыло из Великой Греции. Едва просмоленный борт коснулся мокрого камня пристани, как на берег сошел человек. Облик его был чрезвычайно примечателен белыми, не седыми, а именно белыми волосами. Человек был облачен в шафранного цвета хламиду, пояс оттягивал массивный меч, грозный вид которого отбил охоту у местных бродяг поинтересоваться содержимым висевшего тут же на поясе кошеля.