- Жрец.

Мудрец похлопал ученика по щекам. Однако тот не собирался приходить в себя. Тогда Эмпедокл оставил его на время в покое и взял со стола кратер с вином. Сделав несколько больших глотков, он плотоядно облизал губы и протянул сосуд спартиату. Тот отрицательно покачал головой.

- Я не пью чистое вино.

- Напрасно. Вода разжижает кровь, а вино делает ее более горячей, хотя... - философ не говорил. Поставив кратер на место, он вновь похлопал Павсания по щекам. Тот слегка дернулся, но глаз не открыл. - Похвальное упорство, достойное лучшего применения. Ему надлежало быть столь же упорным во время схватки! - прокомментировал Эмпедокл поведение ученика. Затем он с одобрением взглянул на спартиата. - Ты славно дрался.

- Но хуже, чем ты. - Еврит вспомнил, как пренебрежительно отозвался о мудреце в разговоре с Павсанием и ему стало стыдно.

- Просто я намного опытнее. С годами ты превзойдешь меня. Единственный, кого ты никогда не сможешь превзойти, это Воин.

- Я знаю.

- В благодарность за твою помощь я хочу сделать тебе подарок. Ты можешь выбрать себе любой клинок, который тебе нравится. - Еврит тут же посмотрел на чудо-меч, положенный философом рядом с Павсанием. Заметив этот взгляд, Эмпедокл поспешно добавил:

- Кроме этого. Это мой меч.

- Тогда я возьму акинак. Он хорошо сбалансирован.

- Замечание опытного воина! - с уважением произнес Эмпедокл и заорал:

- Ну когда же этот несносный Павсаний очнется!

Крик возымел воздействие. Ученик открыл глаза, но увидев пятна крови, щедро покрывавшие одежду спартиата, мудреца и свою собственную, поспешно закрыл их. Эмпедокл бесцеремонно толкнул его в бок.

- Вставай! Все кончено. Или, быть может, ты хочешь, чтобы тебя бросили в яму вместе с этими мертвецами?

Подобная перспектива пришлась не по душе Павсанию, и он поспешно поднялся. Впрочем толку от него все равно было мало. Едва увидев трупы, обезглавленные чудо-мечом, акрагантянин тут же закрыл глаза вновь. В итоге всю грязную работу пришлось делать Евриту и Эмпедоклу.

В укромном уголке леса была вырыта большая яма, ставшая последним пристанищем наемников и их чернобородого предводителя. Как только могила была засыпана землей, Еврит собрался уходить. Ему надо было успеть присоединиться к прочим спартиатам до того, как они отправятся в дворец Ферона. Перед тем как проститься, Эмпедокл передал ему письмо, а также новенький пурпурный хитон и роскошный, шитый золотыми нитками плащ.

- Немного не по росту, зато без следов крови. - Не слушая возражений, мудрец заставил спартиата переодеться, добавив:

- Вернешь, когда купишь себе новую одежду.

- Как же я верну? - спросил Еврит. - Ведь сразу после аудиенции у тирана мы возвратимся в Сиракузы.

- Попросишь любого горожанина передать хитон и плащ философу Эмпедоклу. Не сомневайся, все будет исполнено в точности. Чернь меня обожает.

Вместе с Павсанием он проводил Еврита до самых ворот. Когда они шли через лес, Эмпедокл нагнулся и указал рукой на едва приметную проволочку, в несколько рядов лежавшую на тропинке.

- Дз-зинь! - сказал он, подражая звону колокольчика, предупредившего о появлении незваных гостей. Не говоря ни слова, Еврит укоризненно покачал головой. Догадавшись, о чем тот подумал, философ усмехнулся. - Игра. Ведь жизнь ничто. Умирая, человек вновь воскресает в другом обличье и его муки продолжаются. И так тысячу поколений, пока душа не очистится и не будет допущена в царство светлых духом. Похоже на бред? - спросил он и сам ответил на свой вопрос:

- Так и есть. Но люди верят, потому что хотят жить. И умирать без страха. Как прекрасно умирать, зная, что через мгновение возродишься вновь.

У ворот они распрощались. Евриту предстояло быть участником переговоров с акрагантским тираном Фероном; переговоров, увы, неудачных. Эмпедоклу было назначено на этот день вызывать дождь. Стояла жара и нивы нуждались в поливе. Павсанию надлежало замывать кровавые пятна, покрывавшие пол и стены трапезной, и при этом размышлять о смысле жизни. Их пути разошлись. Быть может надолго, а скорей навсегда. Пока же они еще могли видеть друг друга.

Философ и его ученик смотрели вслед уходящему воину до тех пор, пока он не скрылся за изгибом улицы. Здесь Еврит обернулся и увидел две неподвижные фигуры, одна из которых, облаченная в пурпур, была словно с ног до головы покрыта запекшейся кровью, вторая была бела, подобно коже невинной девушки. Алое на белом... Кровь так эффектно и пугающе смотрится на снегу. Спартиат помахал рукой.

Он был благодарен Судьбе, сведшей его с этими людьми.

Странными людьми, интересными людьми, загадочными людьми; людьми, в чьей душе мудрость уживалась с жестокостью.

Он был благодарен Судьбе, даровавшей ему возможность жить именно в это время.

Странное время, интересное время, загадочное время; время, напоенное кровавыми ветрами и приходящим из неведомых глубин огнем познания.

Время, равное тысяче поколений.

Время жить.

Время...

Диалог по поводу похвального слова тирании,

так и не сказанного философом Эмпедоклом

[Фаларид (Фаларис) - тиран Акраганта, правивший в 6 в.

до н.э. Проводил активную экспансионистскую политику.

"Прославился" тем, что сжигал своих политических

противников в медном быке. Несмотря на жестокость,

деятельность Фаларида высоко оценивалась его

современниками, в том числе и Пифагором.]

Фаларид. Что означают слова, сказанные тобою, Эмпедокл, о готовности произнести похвальное слово тирании? Значит ли это, что ты наконец признал тиранию как единственно правильную форму правления?

Эмпедокл. Ни в коем случае. Тирания есть зло, избежать которое было бы благом для любого народа.

Фаларид. По-твоему, зло заключается в тирании или любой единоличной власти?

Эмпедокл. Любая власть безнравственна.

Фаларид. Из сказанного тобой я могу сделать вывод, что ты отрицаешь абсолютно любую власть.

Эмпедокл. В определенной мере - да. Любая власть несовершенна, ибо устанавливается человеком, который далек от совершенства.

Фаларид. А если власть установлена богом или богами? Подобная власть должна быть идеальной.