Он смотрел ей прямо в глаза, и слабый солнечный свет выхватывал голубые и серые блики на его радужках. Его левая рука задержалась у лица Гермионы чуть дольше правой, скользнув по коже до челюсти и затем исчезнув. Гермионе пришлось сжать кулаки, чтобы снова к нему не потянуться.

– Почему ты так смотришь на меня? – прошептала она.

– Мне нравится наблюдать, как ты снова в меня влюбляешься.

Она громко фыркнула, а щеки окрасил яркий румянец.

– Ты не только думаешь, что я могу, – а это совершенно невозможно, – влюбиться в тебя, так еще и опять? Пусть ты и был чертовски крут в виде хорька. И не усмехайся так, – ее взгляд слишком задержался на его губах. – Честно говоря, ты самый заносчивый из всех, кого я встречала.

Она сделала шаг назад, просто на случай, если его грудь опять соприкоснется с ее, и Малфой каким-нибудь образом сможет почувствовать сильное биение ее сердца. Избегая смотреть ему в глаза, – этот взгляд заставлял ее чувствовать себя так, будто Драко читал все ее мысли, – она огладила ладонями пальто. Ну действительно, одно дело флирт с ней. Но дикие предположения – совершенно нелепые – только усугубляли ситуацию. Именно поэтому Гермиона покраснела, а ее сердце пустилось в галоп, хоть бы это и была просто шутка. Вот что смутило ее. Дикие предположения.

– Я видела тебя в газетах, – сказала она и подняла голову, почувствовав, как Малфой напрягся. – Там было написано о том, что ты живешь во Франции. Хотя фотография, наверное, старая. Твои волосы длиннее, и выглядишь ты моложе. Не то чтобы ты казался сейчас старым. Просто… старше.

– Общение с тобой может довести до такого. Это стресс, – ее удар в грудь, похоже, не причинил ему особого дискомфорта.

– Ты живешь во Франции?

– Что-то вроде этого.

– Так вот почему ты всегда выглядишь таким усталым, когда приходишь поздно? Аппарация между странами.

Он помолчал, и она могла поклясться, что его губы дрогнули, но все исчезло, стоило ей моргнуть.

– Путешествия изматывают меня, да. Так мы идем на книжную распродажу, или ты намереваешься превратить нас в ледяные скульптуры прямо перед витриной с женским нижним бельем?

Она открыла рот, но губы сами собой сложились в улыбку, и все, что Гермиона смогла, – это рассмеяться. Ее смех стал только задорнее – она даже откинула голову назад, – когда Малфой нахмурился и, схватив за локоть, потащил ее по улице.

– Прости, я просто не могу не представлять тебя…

– Я в курсе, что ты там себе навоображала…

– …сексуальный розовый с…

– Я представлял тебя в красном, – он светился самодовольством, когда ее смех стих, и Гермиона повернулась, чтобы взглянуть на Малфоя, пока тот вел их по улице. – Твоя кожа приобрела тот же оттенок, когда я… когда ты… что же это было? Волнение, – он взглянул на нее, с легкой улыбкой осматривая ее лицо. – Ты сейчас взволнована?

– Да. Меня терзают опасения.

– Опасения.

– Именно. Ты когда-нибудь бывал на распродаже вроде этой? Старушки превращаются в яростных зверей, дети используются как охрана, люди выстраивают баррикады из ненужных книг, лишь бы ты не добрался до стоящих экземпляров. Это опасное мероприятие.

– Уверен, что смертельное.

– Ну разумеется. Там же тяжелые тома и отчаянные люди. Меня как-то спихнули с лестницы. Я видела, как мужчине заехали в лицо Войной и миром. Это не какая-то там распродажа сластей. Это битва.

Она не до конца осознавала, что держалась за его локоть, пока на них не повеяло теплом, и они не шагнули с улицы в помещение. Малфой опустил руку и ждал, пока Гермиона осмотрится.

– Мне стоит приготовить палочку?

– Нет, ты же не захочешь что-то сделать с ничего не подозревающими магглами? – она фыркнула, оглядевшись, и понизила голос. – Но ноги и локти иногда совершенно случайно приходят на помощь, если ты понимаешь, о чем я.

– Я потрясен. Ведь считал, что гриффиндорцы – хорошие, честные и благородные.

– Наша эмблема – лев. И единственное, о чем хочу напомнить, – ты видел, что эти хищники делают с добычей?

– А твоя добыча – книги. Ты планируешь разорвать их своими зубами? Я бы предпочел знать об этом заранее, прежде чем меня увидят с тобой в публичном месте.

– Я собираюсь так поступить с каждой из них. Уходишь?

– … Нет. Хотя бы потому, что мне не хочется быть последним человеком, который был с Гермионой Грейнджер до того, как она начала поедать книги.

26 февраля, 1999

– Что?

Драко осматривал ее квартиру так, словно оказался тут впервые, или же обстановка вокруг была ужасающа – ни первое, ни второе не соответствовало действительности. Вообще-то, Гермиона так отдраила своё жилище, что все вокруг сияло, и ей пришлось заставить себя отложить моющие средства, дабы не уничтожить все покрытия.

– Ничего. Как всё прошло сегодня?

– Так же, как в прошлый раз. Думаю, у меня есть реальная зацепка, где они сейчас. Ну или по крайней мере куда направились. Как-то так.

Он кивнул, разглядывая фотографии на полках.

– Они все еще должны быть в Австралии.

– Ага, где-то там, – она поставила на стол бутылку вина и открыла сумку, чтобы достать контейнеры с едой. – А чем ты сегодня занимался? – Гермиона надеялась, что вопрос прозвучал равнодушно.

– Весь день читал.

– Ничего особенного? – неужели ее голос дрогнул в конце? Она приняла невозмутимый вид, уверенная, что сейчас Малфой на нее смотрит.

– Нет, ничего такого.

Лжец.

– Ох.

Гермиона нахмурилась. Всё это беспокоило ее с того самого момента, как доставили дневной выпуск Пророка. Она думала об этом больше, чем о предстоящей поездке в Австралию, и воспоминания о странных вещах заставляли ее чувствовать себя сумасшедшей. Скорее всего, Драко что-то почувствовал, но, несмотря на колебания, у Гермионы не было желания оставлять эту тему.

– Я просто прочитала сегодня статью о твоем появлении утром в Англии. В газете написали, что ты приехал навестить свою мать, – повисла тяжелая, тяжелая тишина. – Я тебя не проверяю, нет, просто об этом написали, а я каждый день читаю газеты. Не хочу лезть в твои личные дела, но я рассказала тебе о таком, что могло пересечь границы, о которых я не знала. И хочу сказать, ты можешь поговорить со мной о подобного рода вещах, если хочешь. Я… знаю, что твоя мать помогла Гарри. В конце концов. Так что я не…

– Это не слишком значительное событие, и неважно, как расписывают это журналисты. Неделями мусолится то, что Поттер приобрел новые очки, но на самом деле никому нет до этого дела. Я навестил маму, да, – ледяной холод разлился по животу, – но делаю так достаточно часто, чтобы не придавать этому особое значение.

– Понятно, – ее голос прозвучал слишком натянуто, а глаза метнулись к сложенной на столе газете.

Он проследил ее взгляд, затем снова посмотрел на Гермиону. Повисла пауза, которая могла длиться и мгновение, и полминуты, и за это время на его лице промелькнуло слишком много эмоций, чтобы в них можно было разобраться. И потом Драко прыгнул, на целых две секунды раньше нее, но газета была ближе к Гермионе, и она добралась до нее первой.

Ее сердце не могло определиться, как именно хочет покинуть тело: через горло или же выскочить из грудной клетки. Казалось важным, чтобы он не увидел статью, не понял, что она узнала… кое-что. Что его волосы этим самым утром были длиннее, и что он не носил ни цепочки, ни кольца, которые всегда были при нем, и что он не навещал свою мать. Отца.

Почему он не признался? Почему поддержал ее ложь про мать, ведь должен был знать, что газеты все равно напечатают эту историю. На фотографии он смотрел прямо в камеру, и Драко не был идиотом, пусть его поступки иногда свидетельствовали об обратном.

И почему сейчас он так старался заглянуть в газету, будто знал, что сказал что-то неправильное, но не понимал точно, что именно? Может, ей не стоило врать, чтобы проверить, распознает ли Драко ложь. Но было столько всего, что не давало покоя. Мелочи. Отчеты, что он никогда не покидает Францию, или его слова о том, что он уже очень давно не видел отца, и… и он был в курсе таких подробностей о ней, которых просто не мог знать – никто не мог. И господи, она сходила с ума.