– Не бесполезного, – она фыркнула. – Что если однажды на моей улице произойдет мощный взрыв, и я буду в ловушке в собственной квартире до тех пор, пока не потушат пожар. Мне бы пришлось послать тебе сову, Малфой, найди к моему появлению идеальный кекс. Ты бы пошел в кофейню и увидел, что маффинов осталось всего пять, а… гигантский кексопоглотитель, который к тому же владел бы приемами карате…

– Звучит очень правдоподобно.

– Конечно правдоподобно. Такое очень даже может быть. Вот прямо завтра. И теперь ты будешь готов к тому, чтобы отражать все эти выпады и удары, попутно выбирая для меня лучший маффин из всех возможных.

– Ага. Я вот чувствую, что буду готов рискнуть жизнью и конечностью, сражаясь с существом, помешанном на выпечке…

– …владеющим приемами карате…

– …чтобы спасти твой дурацкий кекс.

– Тот самый кекс, – она подняла руку ладонью вверх и сжала пальцы в горсть. – Идеальный. Однажды это может стать твоей обязанностью. Почетной обязанность. Я лишь готовлю тебя к такому заданию.

– К чему я чувствую себя действительно готовым, так это к палате для тронувшихся рассудком, куда меня однозначно отправят после того, как я проведу с тобой побольше времени.

Не задумываясь, она потянулась, чтобы похлопать Малфоя по руке, и поняла, что сделала, только почувствовав тепло его кожи, все еще согревающее пальцы, даже после того, как Гермиона отдернула ладонь.

– Я тебя навещу, – она широко улыбнулась. – И принесу кексы!

14 ноября, 1998

Это же не свидание, правда? Она была почти уверена, что нет. Это просто не могло быть свиданием, но очень сильно на него походило. Именно Малфой послал ей сову с предложением встретиться в ресторанчике, который он отыскал, что было впервые. И впервые они… по общему согласию планировали встречу друг с другом. В течение нескольких месяцев они каждое утро пили вдвоем кофе и по крайней мере раз в неделю вместе обедали, но все это было случайно. Ну, если можно говорить о случайности, когда знаешь, что другой человек будет в конкретном месте. Не так случайно, как, ой, какой сюрприз встретить тебя тут, за моим столиком, а теперь ты еще и разговариваешь со мной, и как же так получилось? Скорее, ближе к покажется немного странным, если я начну об этом задумываться, хотя я и так размышляю обо всем этом значительно чаще, чем, возможно, следовало бы.

Гермиона потратила достаточно времени, чтобы привести в порядок свои волосы и выбрать одежду. Она могла пойти на встречу сразу после работы, не переодеваясь, с унылым выражением лица. Но вместо этого распустила волосы и сменила офисный костюм. Ничего особенного, но она все же переоделась и думала над образом целых пять… ну или пять и еще двадцать минут.

И вот теперь он казался так подозрительно тих. А может, и не подозрительно, ведь Малфой не был особо словоохотлив, пока она сама не втягивала его в беседу, но всё равно сейчас это выглядело как-то не так. Возможно, потому, что в ее голове все еще крутилась мысль: а было ли это свиданием.

Но это невозможно.

Каким-то образом Малфой знал, что ей не нравится стручковая фасоль, – не спросив, он забрал с ее тарелки мисочку с этим гарниром, и Гермиона не думала, что он был настолько плохо воспитан, чтобы поступить так без веской причины.

Она откашлялась, и Малфой поднял взгляд от своей тарелки.

– Как ты получил этот шрам на челюсти?

На пару мгновений уголки его губ приподнялись, словно он чему-то улыбался… или же просто дожевывал еду.

– Экспериментальное зелье сильно повысило давление в котле, и тот взорвался вместе со всеми пузырьками и баночками на столе. Какой-то осколок порезал мне челюсть. Девушка, которая устроила взрыв, чувствовала себя такой виноватой и так сильно нервничала, что не залечила рану должным образом, – остался шрам. Хотя я до сих пор полагаю, она сделала это специально, чтобы пометить меня.

Гермиона приподняла брови и улыбнулась.

– Ты ей нравился, или тебе просто так кажется?

Малфой на улыбку не ответил, его вилка застыла над куском свинины в тарелке.

– Она любила меня.

– О, – Гермиона сделала глоток из своего бокала, собираясь с мыслями. – А вы все еще вместе?

Он замер, и она почти что извинилась за неуместный вопрос.

– Нет.

Гермиона кивнула, принимаясь за курицу.

– Ты подстригся?

– Да.

– Мне нравится.

Со странным выражением лица он уставился в свою тарелку.

– Больше никакой челки в глаза?

– Именно! Я не говорю, что раньше было плохо, но иногда…

– Мне было трудновато читать, и еще каким-то образом я всегда выглядел так, будто что-то замышляю?

Гермиона, наклонив голову, медленно жевала.

– Я уже говорила тебе об этом?

– Нет, я просто ткнул пальцем в небо и угадал.

– Ого, и частенько с тобой такое происходит?

– Нет. Обычно мне не надо строить догадки, ведь я всегда прав.

Она фыркнула и закатила глаза.

– Если ты всегда прав, то я кентавр, который убил Гермиону Грейнджер и, съежившись, влез в ее кожу, как в комбинезон, – заметив его взгляд, она подняла палец. – Именно. Смешно и бредово.

– Я лишь пытаюсь рассмотреть, в каком месте находится застежка. Я знал, ты…

– Я так смотрю, когда размышляю о том, как ты будешь выглядеть с пюре на лице.

– А я так смотрю, когда мне угрожает некто, похожий на славного пушистого кролика, пытающегося выглядеть устрашающе.

– Ты можешь недооценить силу картофеля. Тем слаще мне будет видеть твой шок, – она приподняла бровь, повторяя его жест. – А кстати, что это за цепочка? Ты всегда носишь ее под рубашкой.

Он дожевал, улыбнулся и нагнулся вперед.

– Почему ты сегодня так пристально меня разглядываешь?

Она вспыхнула и резко отвела глаза, оставив попытки запомнить выражение его лица.

– Просто любопытно, – пробормотала Гермиона.

10 декабря, 1998

– Знаешь, может, они и не заметят, если мы спрячемся вон в том магазине.

– Но именно ты прямо перед ними объявила песню, которую бы хотела услышать.

– Я же не знала, что они начнут петь ее и играть, – Гермиона пихнула Драко в плечо. – Или что ты воспримешь это как сигнал к танцам.

– Все танцевали и пялились на нас. Я бы выглядел гадом, не пригласи тебя.

Он недовольно посмотрел на Гермиону, прежде чем та, подняв лицо навстречу падающим снежинкам, смогла вымолвить хоть слово.

– А как бы это отличалось от того, как ты выглядишь всегда?

– Грейнджер, ты очень смешная, – откликнулся он и притянул ее к себе ближе, когда Гермиона оступилась на скользком тротуаре.

– Пользуйся моими шутками. Это может помочь тебе выработать чувство юмора, – его плечо под ее пальцами было приятным на ощупь. Сильным, надежным. Через рукавицу она чувствовала, как его ладонь обхватывает ее руку, и это было приятно.

– Не исключено. Если в меня попадет молния и выжжет все клетки мозга, и я буду безрассудно, но отчаянно искать хоть что-то, что может показаться смешным, – он вел их в танце по небольшому кругу, они посказывались на снегу, а красные и зеленые лампочки освещали лица.

– По крайней мере, тебя будут считать забавным, – хотя я думаю, ты уже безрассудный и отчаянный, – проговорила она и высунула язык, пытаясь поймать большую снежинку.

Но та приземлилась ей на щеку, и Гермиона нахмурилась, наблюдая за снежным мельтешением перед глазами, а потом перевела взгляд на Малфоя. Воздух застрял в горле от того, как он на нее смотрел, его рука скользнула к ее талии и прижала так, что Гермиона грудью коснулась его груди.

– Не из-за этого.

Ее дыхание ускорилось, и Гермионе подумалось, что он, наверное, заметил это, когда притянул сильнее, разворачивая их пару вправо.

– А чего же тогда ты безрассудно и отчаянно хочешь?

Он не ответил, его пальцы пробежались по ее спине, и Гермиону затянуло в вихрь танца.

2 января, 1999

Гермиона уперлась каблуками в металлическую перекладину под своим сиденьем и подняла к груди чашку с кофе. Ноги Драко располагались по обеим сторонам от того места, где были бы ее, опусти она ступни на пол. Одной рукой он обхватил свой кофе, а другой придерживал на краю стола кроссворд. День выдался холодным, но от снега осталась только грязь да слякоть на обочине дороги.